Человек, который умер смеясь - Дэвид Хэндлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хог: У вас тогда испортились отношения с Гейбом?
Дэй: Мы не разговаривали. Это нас обоих беспокоило, но по-другому не получалось. Потом он познакомился с Вики, своей второй женой, и вдруг ему надоело так много работать. Как же мы тогда переругались. Персонал и съемочная группа поддержали Гейба, хотя это я их кормил, пока он альбомы записывал. Это было… дай-ка подумать — да, третий сезон это был. Я тогда уже совсем с ума сошел. Пил по бутылке за ночь, принимал таблетки, чтобы заснуть и чтобы проснуться. Очень много ел. Ни в чем не знал меры. В четвертом сезоне это меня добило. Я потерял сознание прямо в эфире. Все очень смеялись, думали, это шутка такая. Меня положили в больницу. Месяц провалялся с двусторонней пневмонией. Гейб каждую неделю выходил в эфир с каким-нибудь новым соведущим на замену — неделю Джимми Дуранте снимался, неделю Ред Скелтон. Когда я выздоровел, то поклялся за собой следить, но сразу же вернулся к прежним привычкам. И нам с Гейбом обоим надоела эта пахота. Мы просто больше не выдерживали. Это было практически единственное, в чем мы сходились. Так что мы ушли с высоко поднятой головой. Вернулись обратно в Калифорнию.
Хог: Если верить Конни, именно тогда ваша жизнь…
Дэй: Моя жизнь превратилась в дерьмо.
(конец записи)
ГЛАВА 8
Ванда сказала, что не прочь повеселиться. Я ответил, что согласен на все, кроме роликовых коньков.
Начали мы в ресторане «Спаго», куца много лет ходили все знаменитости. Шеф-поваром там был тип по фамилии Пак[51], и чтобы зарезервировать столик, нужно было знать его лично или знать кого-то, кто знал его лично. Нам достался столик у окна, с видом на автомобили и рекламные щиты на бульваре Сансет и на город вдали. На туманном небе шло к закату нежно-розовое солнце, окрашивая все в пастельные тона, и весь город казался сделанным из мармелада.
Мы заказали шампанское — оно уже успело стать нашим напитком. Пока мы ждали официанта с шампанским, подошли поздороваться и обняться Брук Хейуорд и Питер Дачин. Потом подошла еще одна из бывших жен Ричарда Харриса в компании невероятно узкобедрого молодого человека, который говорил только по-немецки и не мог оторвать глаз от своего отражения в окне.
Еще в тот вечер в «Спаго» обедала Ли Радзивилл[52]. И бывший член сената США не с той дамой, на которой был женат. Из этих к нам никто не подошел.
На Ванде были черные кожаные брюки в об-липку, туфли на каблуке и красная шелковая кофточка на бретелях, которую в доброй половине страны сочли бы нижним бельем. Она накрасилась и была очень-очень веселой. Слишком уж веселой. На мне была накрахмаленная рубашка под смокинг с нагрудником, подтяжки с селезнями и серые фланелевые брюки со стрелками. Волосы я пригладил бриолином. Приятно было снова куда-то пойти.
Официант открыл бутылку и разлил шампанское.
— За бывших! — сказала Ванда, поднимая бокал.
— За бывших, — согласился я.
Она выпила свой бокал и наклонилась ко мне через стол, демонстрируя большую часть того, что было у нее под кофточкой.
— Должна тебя предупредить, — сказала она хрипловатым голосом и очень доверительным тоном, — я не такая жесткая, какой кажусь.
Она опять взялась за свое и играла на всю катушку.
Я снова налил нам шампанского и подыграл ей:
— Ты совсем не выглядишь жесткой.
— Ты меня видишь насквозь, да?
— Это нетрудно. Твое отчаяние трудно скрыть.
Это ее, похоже, задело.
— М-да, в самое больное место.
— Ничего личного. Если помнишь, я в той же ситуации.
— Я вообще мало в чем уверена, — сказала она. — Но вот что я знаю точно — так это что больше никто не находится в той же ситуации, как и я.
Мы съели пиццу с каким-то редким ароматическим грибом, растущим только в одном крошечном уголке Альп, потом тунца на гриле и заказали еще бутылку шампанского. Ванда почти ничего не ела, лишь тыкала вилкой в еду. Шампанское интересовало ее куда больше. Когда официант унес тарелки, я заказал третью бутылку и зажег ей сигарету.
— Так что у вас случилось с Мерили? — спросила она.
— Ничего особенного. Я потерял интерес.
— Другая женщина?
— Нет никакой другой женщины.
Она взяла меня за руку. Пальцы у нее были гладкие и холодные.
— Расскажи мне, Хоги.
— Я зациклен на себе и на своей работе, для других людей места не остается. Во всяком случае, такая теория у Санни.
Она выпустила мою руку.
— Кто бы говорил.
— Почему вы с ним не ладите?
— Я не хочу говорить о нем. Я хочу говорить о нас с тобой. Почему ты меня не трахнешь? Ты обещал рассказать. Ты с кем-то встречаешься? Ты гей?
— Когда я говорю, что потерял интерес, я имею в виду, что…
— Ты потерял потребность.
— Именно. Наверное, мне просто нужно…
— Встретить правильную женщину? — Она приподняла бровь. Я почувствовал, как она носком туфли теребит под столом манжету моей брючины. — Откуда ты знаешь, что эта женщина не я?
— Ниоткуда.
— И давно это с тобой?
— Четыре года.
— Ого. Не хотела бы я быть на ее месте.
— Да?
— Во всяком случае, не в первую ночь. И не во вторую. И… черт, а ты умеешь бросать сексуальный вызов.
— Я нечаянно.
— Ты слишком беспокоишься о том, что подумает Санни, она покачала головой. — Он тебя охмурил.
— Я делаю свою работу. Не хочу портить сложившиеся отношения — это важно для книги, но все висит в воздухе.
— Тогда что мы сегодня здесь делаем?
— Ужинаем. Общаемся. Ты мне нравишься.
— Я хочу познакомиться с тобой поближе.
— Чтобы меня использовать? — она повысила