А вот еще... - Йон Колфер

Он поморщился, представляя себе, какой шквал цинизма обрушится сейчас на его голову, но Рэндом неожиданно смягчилась.

— Право же, это очень мило, Форд, — произнесла она ангельским голосом. — Я бы даже сказала — мудро. Пойду-ка я к себе в каюту, смою хоть часть этого дерьма и как следует поразмыслю над тем, как не судить людей.

Форд галантно помахал ей рукой.

— За совет денег не беру, юная мисси. Захочешь еще мудрых истин — не стесняйся, заходи к старине Форди. У меня тонны советов в таких областях, о которых большинство даже отдаленного представления не имеет. Что, например, делать, если планета вот-вот взорвется. Уж поверь, по этому конкретному вопросу во всей Вселенной не найти эксперта лучше меня.

И вернулся к компьютеру, теша себя мыслью о том, что исполнил роль Форда Префекта, Наставника Молодых — по крайней мере в этой жизни.

Воспитание… Проще пареной репы. Решительно не пойму, чего из-за этого так парятся.

Будь Форд хоть на капельку более внимателен и хоть на капельку менее рассеян, он мог бы и вспомнить по собственному подростковому опыту, что ангельское поведение в этом возрасте случается исключительно по одной из трех причин. Причина первая; имеется какая-то шокирующая новость, которую придется довести до всеобщего сведения. Беременность, например, или употребление каких-либо запретных веществ, или запретная связь. Причина вторая: сарказм означенной особы подросткового возраста достиг таких высот, что уже не воспринимается никем, кроме других мастеров жанра, к каковым особа, на которую он нацелен, никак не относится. И, наконец, причина третья: разговор медовым голосом — всего лишь отвлекающий маневр, когда ангельски ведущему себя подростку необходимо что-то стырить.

К моменту, когда Форду полагалось бы заметить, что его безлимитная кредитная карта пропала, ее уже вернули на место. Но прежде Рэндом воспользовалась на Ю-торге опцией ретро-покупок и купила кое-что у давным-давно умершего продавца. Кое-что пострашнее трехсот галлонов чесночного желе.

В самом деле, желе с чесноком — не так уж это и страшно.

— Я самый невезучий человек во Вселенной, — жаловался Артур Дент компьютеру «Тангриснира». — Вечно со мной всякое случается. Не знаю почему, просто так было, сколько я себя помню. Моя нянька утешала меня, давала всякие там конфеты, драже, но называла меня «Тридцать Три Несчастья». Только она была родом из Манчестера, поэтому слово «несчастья» выговаривала как «нисястя».

Мерцающая голограмма, сидевшая, скрестив ноги, в изножье койки, нахмурилась, поворошив память Артура.

— О, — произнесла она. — Драже. На какую-то наносекунду мне показалось…

— Где бы я ни оказывался, всюду появляются какие-нибудь злобные пришельцы и разносят все к чертовой матери. Взрывают или сжигают.

— Но не вас, — заметила Фенчёрч.

— Что?

— Вас не взорвали и не сожгли. Вы прожили долгую, насыщенную жизнь, а теперь начали новую.

Артур нахмурился.

— Да, но… Это был возраст, когда заставляют спать в длинной ночнушке или в пижаме. Можно ли ощущать себя несчастнее? Лежать, можно сказать, связанным…

— Большая часть вашего вида погибла, — перебил компьютер именно в той манере, как это в воспоминаниях Артура сделала бы Фенчёрч. — У вас имелся один шанс выжить из миллиарда, но вы выжили. Дважды. Мне это представляется везением. Такое чаще случается с вымышленными героями.

— Ну да, но…

— А еще у вас красивая дочь.

— Да. Только характер тяжелый.

— Правда? Странно для подростка. Пожалуй, вам и впрямь хронически не везет.

Артур ощущал себя совершено раздавленным. И как, скажите на милость, себя ощущать, если по тебе проехали катком? И тут голографическая Фенчёрч расстроила его еще сильнее, высказав довольно неочевидную мысль. Ну, не то, чтобы совсем уж дурацкую фразу типа «Ой, смотри! Обезьянка!», но ненамного менее причудливую ерунду.

— «Страсть» может быть как существительным, так и наречием, — сообщила она.

— Ясно, — машинально отозвался Артур и тут же опомнился. — А как насчет «удачи»?

— Ну, разговор у нас поверхностный, правда? Так вот, это именно то, что вы хотели знать.

— Что такое «страсть»?

— Да. И почему вы ее, похоже, не утратили.

Артур почувствовал, что сердце его забилось чуть быстрее, так подействовала на него эта истина.

— А ты знаешь? Можешь мне сказать? Только без цифр и формул, пожалуйста.

Фенчёрч почесала лоб, от чего изображение заискрилось.

— Я могу объяснить значение слова «страсть» — все словарные трактовки, синонимы и тому подобное. А также могу рассказать все об эндорфинах, нервных окончаниях и мышечной памяти. А вот сердечное томление остается для меня загадкой. В конце концов, я ведь всего лишь компьютер, Артур.

Артур привычно скрыл разочарование потиранием рук и покусыванием губы.

— Да конечно. Ничего страшного.

— Я изготовлена, чтобы жить вечно, а вы — чтобы просто жить.

— Это что, лозунг Кибернетической Корпорации Сириуса? — нахмурился Артур.

Фенчёрч подкрасила две группы пикселей, изобразив румянец.

— Возможно. Все это означает, что целая рекламная фирма полагает, будто вы в это поверите.

— А… Значит, никаких ответов.

— Одни вопросы.

— А мне казалось, главного вопроса мы так и не знаем.

Фенчёрч внимательно изучала ногти.

— Главный вопрос для каждого свой. Для меня, например, это период полураспада топлива в корабельном реакторе. На самом-то деле меня изготовили вовсе не для вечной жизни, это просто рекламный лозунг такой.

— И какой же ответ на вопрос о полураспаде?

— Не знаю. Эта чертова штука использует божественную магию. Ей полагалось заглохнуть еще десять тысяч лет назад.

— Значит, ты ответов тоже не получила?

— Ни фига.

— Мы ведь просто разговариваем, да?

— Вроде так.

— Похоже, здесь все рассчитывают на Тора. Я знаю, он был прежде твоим боссом, но мне он представляется чудовищным занудой.

Фенчёрч мечтательно прикрыла глаза.

— Занудой? Нет. Он был замечательный. Божественный.

Такого выражения на лице реальной Фенчёрч Артур ни разу не видел.

— Мне кажется, по этому вопросу мы с тобой расходимся.

— Очень хорошо, Артур Дент. Могу я выбрать из вашей памяти другую тему для разговора?

— Хорошая мысль.

Несколько мгновений компьютер рылся в его воспоминаниях.

— Не хотите ли чашечку чая? — спросил он наконец.

— Наконец-то вопрос, на который я могу ответить, — улыбнулся Артур.

Асгард

Необходимое пояснение. Асы всегда раздували чудеса Асгарда неадекватно их реальным достоинствам. Так, например, Бальдуру, сыну Одина, приписываются следующие слова: «Все здесь огромно, величественно и ослепительно. Вам, смертной мелюзге с вашими жалкими постройками и скарбом даже представить себе невозможно, что такое настоящее великолепие. Великолепие Асгарда свело бы вас с ума… впрочем, есть у нас такие штучки, типа эликсиры, которые вернули бы вам ваши жалкие умишки. Что еще у нас такого… ну, например, космическая корова, слизавшая весь лед с Валгаллы, или тот старикашка, из подмышки которого родился Одинов папаша. У нас в Асгарде такое в порядке вещей».

Примерно такая болтовня в свое время побудила Боума Катарси, харизматичного главу культа агностиков с Горризонии, тайком пробраться в Асгард, чтобы увидеть все это своими глазами. На планету богов он попал, спрятавшись в живот козлиной туши. Вот что гласит расшифровка передачи, которую он вел с поверхности планеты: «…вонь стоит почти невыносимая, но я постараюсь вытерпеть ее ради вас, друзья мои. Ничего удивительного в том, что в этих богов больше никто не верит, так от них несет. Что-то потрескивает… уж не огонь ли? Пожалуй, пора достать нож и выбираться отсюда, пока тушу не нанизали на вертел. Сейчас… сейчас… нож… Где этот чертов нож? Я же точно помню, что взял его, сунул в карман треников. Ох, черт. Зарк! Я же в джинсах! Огонь все ближе, я уже ощущаю жар. Помогите! СПАСИТЕ! Я верю, верю! Не ешьте меня, пожа…» — дальше слова Боума Катарси сделались неразборчивы, за исключением двух: «ой, ноги» и «мамочки!» На протяжении следующего десятилетия после жертвоприношения Боума на его родной планете расцвел культ поклонения асам, а самой популярной надписью на футболках стали слова «Я ВЕРЮ. НЕ ЕШЬТЕ МЕНЯ».

В общем, все это говорится к тому, что во времена Боума Катарси об Асгарде не было известно почти ничего, а в наши дни — и того меньше, поскольку ни одному смертному не удалось с тех пор побывать на Асгарде и вернуться оттуда живым, а те смертные, которые утверждают, будто это им удалось, на деле либо Один в человеческом обличии, либо просто психи.