Чао - Петроний Аматуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приветствую Старейшего из Старцев, — насмешливо произнес волшебник. — Ты все-таки выбрался?
— Уйди, — зашипел Кащей. — Сгинь с глаз моих, пока я еще добр.
— «Доброту» твою мы уже знаем, — спокойно сказал Мур-Вей. — У меня на руке прибор, указывающий, где есть Кащеево время, а уж где находишься ты сам, он показывает мгновенно.
— Ложь!
— Нет, Кащей, это верно, — сказал Чао. — С его помощью мы уже собрали и уничтожили все твои семечки…
— А сейчас, — продолжал Мур-Вей, — мы измерим твои возможности. — И они с Чао склонились над циферблатом. — Э, да ведь в тебе волшебной силы осталось совсем немного…
— На сотню лет хватит!
— Ишь, чего захотел, — усмехнулся Мур-Вей. — Пожалуй, не хватит, — и оторвался наконец от стрелок.
Но Кащея уже не было: ишак стоял на месте, а злодей исчез.
— Это ты… Кащей? — на всякий случай, спросил Мур-Вей и щелкнул пальцами.
— Нет, — ответил ишак и честно посмотрел в глаза волшебнику.
— А где же он?
— Не знаю, — с той же искренностью признался ишак.
— Так у нас же есть прибор, — напомнил Чао.
— Ах да… — Мур-Вей снова глянул на стрелки и произнес: — Чох!
В ту же секунду он очутился в высокой пещере, а Кащей метнулся из нее. Но теперь преследование длилось не более трех-четырех минут: Кащей снова выдохся и вернулся к ишаку, с которым беседовал Чао.
— Ф-фу… — шумно вздохнул злодей. — Устал немного, а тут еще эта жара.
— Ну что, убедился теперь, каков наш прибор? — спросил Мур-Вей.
— Проси, что хочешь, за него!
— Не надейся, Кащей, — посерьезнел Мур-Вей. — Давай померяемся… Теперь я тебе спуску не дам…
Не успел на этот раз Кащей произнести волшебное заклинание — Мур-Вей опередил его.
— Чилим-нилим, — повелительно произнес волшебник, подняв руки, — отныне, Кащей, ты будешь вечным всадником своего ишака… Бир, ики, уч! И поменяешься с ним головами… Чох!
— Ой! — Вскрикнул в испуге Чао и спрятался за волшебника: Кащей восседал в седле, как и прежде, но голова у него стала ослиной, а черный ишак его взамен получил… бородатую голову Кащея! — Никогда не придумал бы такого, — признался Чао.
— А я еще и не такое придумаю! — сказал Мур-Вей, довольный своей решительной победой над коварным противником. — Пойдем… А ты смотри у меня, — повернулся он к Кащею, — не вздумай прятаться: все равно каждый раз мы с Чао будем находить тебя и вытаскивать напоказ людям! Пусть они всегда видят зло и питают к нему отвращение…
Кащей, вернее его голова, хотел что-то ответить, но из глотки злодея вырвался вопль: и-го, и-го, и-го!..
— Уйдем скорее, — попросил Чао, отшатнувшись.
— Что поделаешь: ишакам особенно достается… Чох! — весело крикнул Мур-Вей, и они с роботом исчезли.
С той поры Кащей нигде не находит себе покоя, а люди гонят его прочь. Он бы и рад теперь сам укрыться где-нибудь, прийти в себя и придумать что-либо для своего спасения. Но, если порой ему удается это, Чао и Мур-Вей непременно находят его и выгоняют из укрытия. А ведь любое зло, друзья мои, бессильно, если мы знаем, где оно, и если не будем молчать или делать вид, будто не замечаем его.
Где-то, конечно, еще есть Кащеево время, да теперь сам Кащей не может им воспользоваться. Но соль, как говорится, в другом: Мур-Вей и Чао вольно или невольно, но все время следят за ним и немало тратят на это своей энергии и способностей. Вот за что мне обидно больше всего!
Одна надежда: Кащеево время постоянно уменьшается. Не знаю, долго ли еще проживет Кащей, так ли уж он бессмертен, как хвалился, — важно помнить нам с вами, что зло добру лишь помеха, но добро злу — смерть!
И еще прошу вас: не давайте Кащею передышки ни на мгновение; если встретите его, гоните прочь; слушайтесь взрослых — они выше ростом, раньше увидят его и предупредят.
Тем же, кто надеется, что мы, мол, хоть маленькие, зато молодые да зоркие, скажу: орел еще зорче, да не все понимает и оценивает; каждый лучше видит то, что знает.
Ну, а уже кто знает, тот и невидимое увидит.
Вот почему на прощание я от души желаю своим читателям: пусть при одном вашем появлении все двойки в ужасе разбегаются кто куда, тройки стоят по стойке «смирно» в почтительном отдалении, лишь четверки окружают вас, ну, а пятерки… так те пусть кидаются вам на шею, обнимают вас и целуют как родных.
Чох!
Королевство восемью восемь
Внучке моей — Аделине Гениевской
ПРОЛОГ,
в котором кое-что происходит и оказывает влияние на дальнейшие события
1
У меня сегодня непутевый день: то и дело присаживаюсь к столу, а не придумаю ни слова. Вот уж и вечер, а толку никакого. Хорош писатель, нечего сказать!
И все оттого, что я никогда не сочиняю небылиц, а привык рассказывать лишь о том, что видел сам либо услышал от людей, заслуживающих доверия.
Закуриваю от огорчения и пускаю по столу густую завесу табачного дыма. Вдруг кто-то как зачихает, как закашляет, и из-за высокой круглой пепельницы выходит… таракан с длиннющими усами и покачивается, словно лодочка.
Тут я его, голубчика, и накрыл ладошкой.
— А, — говорю, — попался! Будешь знать, как подслушивать да подсматривать!..
Таракан долго вздрагивал от кашля, наконец пришел в себя немного и сипло проговорил:
— Я вовсе не собирался шпионить… кхе-кхе!.. У меня к вам серьезное дело. А вы… Признаюсь, такого приема я не ожидал… кхе-кхе! Что за причуда — курение? Если вам это нравится, оставляйте дым в себе и не отравляйте окружающих…
— А кто ты такой, что смеешь мне указывать?
— Меня зовут Блаттелла, — представился таракан. — Я заведую Справочным бюро Восемью Восемь.
— Это еще что за штука?
— Как?! — удивился таракан. — Вы не знаете?
Мне стало неудобно, и я, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
— Ну как же!.. За кого вы меня принимаете? Разумеется, я знаю, что такое Семью Семь…
— …Восемью Восемь, — поправил Блаттелла и продолжал окрепшим голосом: — Осмелюсь довести до вашего сведения, что тараканы водятся на Земле более трехсот миллионов лет; нас насчитывается две тысячи пятьсот видов. Мы вездесущи, храбры и настойчивы. Только дед Мороз побеждает нас!
— Насчет вездесущности это вы верно заметили, — согласился я и слегка отогнул ладонь, чтобы дать собеседнику глотнуть свежего воздуха. — От вас невозможно избавиться.
— Не потому ли, — с горечью возразил Блаттелла, — медики буквально стирают нас в порошок, используя его как целебное средство от водянки? Начиняют пилюли для лечения больных коклюшем и еще — до чего дошло! — изготовляют мазь против бородавок и чиряков… Ужас!!!
— Что поделаешь, — смущенно пробормотал я, — надо же заботиться о больных людях.
— Но не за счет тараканов! — возмущенно воскликнул Блаттелла. — Наше счастье, что мы почти неуловимы, иначе всех нас растащили бы по аптекам.
— У вас, милейший Блаттелла, кажется, ко мне дело? — напомнил я, не желая продолжать неприятный разговор.
— Видите ли, — после небольшого раздумья решился Блаттелла, — я написал статью о возможности использования тараканов при отборе кандидатов в детские спортивные школы…
— Забавно!
— Ничуть. Ведь на этих экзаменах особое значение придается ловкости и сноровке детей, не так ли?
— Несомненно.
— А я утверждаю: если испытуемый сумеет за неделю поймать трех тараканов (разумеется, не причинив им телесных повреждений), такого молодца можно рекомендовать хоть в космонавты. Но я впервые взялся за перо и потому не обольщаюсь… Прошу вас внести в мою статью возможные стилистические поправки, не вторгаясь, однако, в научную суть моих рассуждений…
— Понятно, — кивнул я. — К тому же я знаком с главным редактором одного журнала и смогу замолвить за вас словечко.
— Ни в коем случае! — обиделся Блаттелла. — Я прошу лишь небольшой творческой помощи. В конце концов, я смогу пригрозить редактору, что, если он не опубликует мою статью, тараканы не дадут ему житья.
— Хитрец! — восхитился я. — Вот бы и мне такой убедительный довод!.. Но, Блаттелла… и у меня есть просьба. Услуга за услугу… Я, знаете ли, тоже пописываю. Но, не в пример вам, далек от науки.
— Это чувствуется, — подтвердил Блаттелла, — иначе вы не курили бы.
— Мне больше нравятся сказки…
— Когда вы пишете, — прервал Блаттелла, — я иногда нахожусь неподалеку и невольно читаю…
— Даже так! Что же вы скажете о моих произведениях?
— Я не критик, — замялся Блаттелла. — И все же одно несомненно: вы мало знаете нашу жизнь, а отсутствие тараканьей темы обедняет творчество любого писателя!