Памятники Византийской литературы IX-XV веков - Сборник

Симеон Новый Богослов

(949—1022 гг.)

В эпоху, когда в византийском обществе усиленно культивировался интерес к эллинству, когда языческое прошлое питало национальную гордость византийцев, а регламентация форм церковного искусства и ритуала как бы поддерживала незыблемость государственной системы, восточнохристианский спиритуализм в лице константинопольского монаха Симеона противопоставил надвигающейся волне рационализма стихию глубинных процессов внутренней жизни личности, психологию мистического экстаза. Уроженец малоазийской Пафлагонии, мальчиком привезенный в Константинополь для прохождения курса наук, отказавшийся, однако, от высшего образования, Симеон в возрасте около тридцати лет поступил в студийский монастырь и всю свою жизнь с тех пор посвятил раскрытию новозаветной идеи «нового человека». Его ученик и биограф, Никита Стифат (Пекторат), упоминает любимых писателей Симеона — Марка, Диадоха, Иоанна Лествичника и тем самым позволяет установить его связь с традициями египетского монашества. В среде этого монашества уже в IV в. сложилось понимание человека как целостной психофизической структуры, обращенной внутрь себя, стремящейся к изменению, к освобождению от «греха» и достигающей этого освобождения путем суровой аскезы. Логическому абстрагированию, отвлеченному, умозрительному богопознанию, в котором ценность признается лишь за умом, духом, а плоть, материя отвергается вовсе, здесь противопоставляется «обожение» всей личности человека, совокупности его тела, души и ума. Из явления чисто негативного плоть превращается таким образом в соучастницу обновленной жизни духа. Закономерным следствием подобного мировосприятия оказывается презрение к светской мудрости (языческой философии) с ее рационализмом и повышенный интерес к эмоциональной жизни индивида.

Для Симеона «одухотворение» плоти, «обновление» человека становится главной, доминирующей темой всего его творчества. По сравнению со своими предшественниками он мало заботится о формальном подвиге (аскезе) и все внимание сосредоточивает на раскрытии интимного мира перерождающейся личности. Сквозными мотивами всех его сочинений — проповедей, поучений, писем и стихотворных гимнов выступают два основных понятия — любовь и свет, которые служат словесными чувственными образами для описания внутренней, духовной, сверхчувственной жизни мистика.

От Симеона тянется несомненная нить к спиритуалистическому искусству XI в. и к исихастской мистике XIV в.

Миниатюра из рукописной псалтыри XII в., принадлежавшей Василию II Багрянородному. Портрет императора.

Танцовщица, Эмаль XI в.

ИЗ «ГИМНОВ БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ» (№ 17) [198]

Коль желаешь, так послушай,Что творит любви горенье,И сумей понять, насколькоВсех вещей любовь превыше [199].— Как превыше? — Вот, послушай,Как взывает к нам Апостол:«Выше веденья языковАнгельских и человечьих,Выше крепкой, полной веры,Что горами в силах двигать,Выше полноты познанья,Разуменья таинств божьих,Выше подвигов: раздашь лиТы именье и владенье,Или плоть предашь на мукуИмени Христова ради, —Но любовь всего превыше!»Да, превыше, и настолько,Что едва любовь отымешь,Все заслуги, все познаньеУтеряют смысл и ценуИ помочь душе бессильны.Если ж грешник и любовьюБеден, и заслугой скуден,И познаньем, — о, скажи мне,Что творит он, как дерзнет онСамого себя ХристовойВере верным исповедать?Потому и должно слушатьО любви уроках тайных.Я сижу в моей келейкеЦелоднедно, целонощно,И со мной любовь незримо,Непостижно обитает:Вне вещей, вне всякой твари,Но во всем и в каждой вещи,То как жар, как пламя в блеске,То как облак светозарный,Под конец же слава солнца.Словно жаром, греет душу,И в гореньи сердце тает,И пронзают дух порывыУмиленья о Предвечном.Как бы пламенем охвачен,Возгорясь душою крепко,Я в себя воспринимаюСветоносную зарницу:Луч она дает мне в душуИ творит мой ум прозрачным,Указав неприкровенноСозерцания высоты,Все открывши, все явивши.Это все есть цвет прекрасныйСтраха божья в верном сердце.Я же, видя свет лучистый,Исполняясь ликованья,Не тому отнюдь ликую,Что сподобился тех светов;Но сиянье радость в богеМне внушает выше меры,Ум и чувства захватившиИ всецело изгоняяВсе земные помышленья.И взлетает быстро ум мой,Пожелавши причаститьсяСилы явленного света.Но ведь цель ума нетварна [200],Он же путь свершить не в силахЗа пределы всякой твари,Уловив неуловимыйИ нетварный свет Господень.Так! И все же неустанноОн стремится к прежней цели:Он и воздух облетает,И на небеса восходит,И пронизывает бездны,И пределы мирозданьяУм своей проходит мыслью.Тщетно! Все, что он находит,Тварно; цель, как встарь, далеко.Восскорбев и горько плача,Разгораясь в сердце крепко,Вне себя и в исступленьиПровожу я дни и ночи.Но приходит, лишь захочет,Как бы в виде светоносномОблака, и став недвижноНад главой моей, лучитсяПолнотою светолитья,Понуждая ум и сердцеК ликованью, к исступленью;А потом опять уходит,Я покинут, я оставлен:Но ценой трудов великихУглубись в себя, в себе жеОбретаю свет искомый.В самом средоточьи сердцаВижу светоч, как бы солнцаКруговидное подобье:Этот светоч, разгораясь,Обращает в бегство бесов,Изгоняет вовсе робостьИ внушает духу силу:Ум становится свободенОт земных напечатлений,Облачаясь одеяньемУмозрений запредельных.Вещи зримые покинув,И к незримым прилепляясь,Я приемлю дар великий:Созерцать, любить Нетварность,Отрешиться совершенноОт всего, что возникаетИ тотчас же исчезает,И умом соединитьсяС Безначальным, Бесконечным,И Нетварным, и Незримым.Вот любви и суть и сила.

ПОУЧЕНИЕ I [201]

…Многочисленны ее (любви. — Т. М.) названия, многочисленны действия, еще более многочисленны признаки, божественны и бесчисленны ее свойства, но природа у нее одна и одинаково скрыта тайной ото всех -— и от ангелов, и от людей, и от всякой другой твари, даже неведомой нам. Смысл ее непостижим, слава недосягаема, намерения неизъяснимы: она вечна, ибо не знает времени, не созерцаема, ибо мыслится, но не постигается. Много красот у этого нерукотворного святого Сиона, и кто узрел их, того уже не радуют вещи, видимые чувственным взором.

Дайте мне сначала побеседовать с ней немного, поговорить с ней и излить пред ней то томление, которое есть во мне.

Когда я, возлюбленные мои отцы и братья, вспомнил о красоте непорочной любви и внезапно свет ее обрелся в моем сердце, меня объяла ее сладость, мои внешние чувства умерли, я потерял житейский разум и уже не помнил про то, что меня окружало. Потом, сам не знаю как, она опять отступила от меня и оставила меня одного оплакивать мою слабость.

О любовь вожделенная! Блажен возлюбивший тебя, ибо он уже не захочет страстно любить красоту тварную. Блажен, кто сплелся с тобой божественным вожделением, ибо он откажется от целого мира и, сближаясь с любым человеком, не потерпит вреда. Блажен, кто осыпал поцелуями твои красоты и насладился ими в полноте желания! Душа его освятится от чистых капель твоей воды и крови. Блажен возлюбивший тебя с вожделением, потому что изменится он изменением добрым и обрадован будет духом и душою, ибо существуешь ты, веселие неизреченное. Блажен стяжавший тебя, ни во что вменит он сокровища мира, ибо подлинное, неистощимое богатство — это ты. Блажен и триблажен тот, кого ты избрала себе. Бесславный на вид, он будет славнее всех славных и всех почитаемых почтеннее и выше…

ГЛАВЫ ПРАКТИЧЕСКИЕ И ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ [202]

I, 86. Иное дело бесстрастие души, иное — бесстрастие тела. Первое своим собственным сиянием и светом, истекающими от Духа, делает святым так же и тело, а второе пребывает одиноко само по себе и не приносит пользы тому, кто обрел его.