Белая река (СИ) - Далинская Олеся

Расположившись у самого края, теперь позволила себе осмотреться, скользнула взглядом по крышам, вновь по небу…Ни тени, ни промелькнувшего крыла…

— Жители нашего любимейшего Сайконга, жемчужины мира. Сегодня состоится казнь! Казнь изменников, что подвергли опасности и угрозе стены нашего великого города! — зычным, великолепно поставленным голосом, начал речь высокий, крепкий советник императора, — прошу тишины и спокойствия. Не стоит пугать теней, что поведут преступников в подземные царства.

Толпа чуть зашевелилась, зашепталась сотнями приглушенных голосов, когда из большого, крытого экипажа, с решетчатыми небольшими оконцами вывели двоих. Обросшие, грязные до такой степени, что черты лица не разглядишь — смертники щурясь от яркого света медленно двинулись к сооруженному месту для казни. Небольшая, на возвышения площадка из белого камня, с двумя длинными столбами…

И вот на это сейчас любоваться? Ева оглянулась на фрейлин. Мирен сидела рядом с императором, молоденькая и вечно хнычущая девушка равнодушно рассматривала свои ногти…Советники и придворные тихо переговаривались, обсуждая приговоренных и предстоящее действо. Вот смертники на эшафоте. По обеим сторонам от них, по палачу, в руках которых поблескивало оружие — длинные, острейшие мечи…

— …Таким образом, нарушив законы и не подчиняясь, они совершили тягчайшие преступления против святейшей власти и государственного…

Все тот же советник, принялся нудно зачитывать приговор.

Те, кому скоро, при всей этой собравшейся толпе предстояло умереть, уже еле стояли на ногах. Один относительно спокойный, другого трясло как в лихорадке. Лица…Сотни лиц — застывшие, недобро поглядывающие на балкон, есть и такие, кто похоже был солидарен с приговором, но над всеми витал четко ощутимый страх…

В толпе много военных, их едва ли не десятая часть от собравшихся. Церон обезопасил себя, на случай недовольства…Ева, настороженно скользнула по стенам прилегающих здания, почему-то уверенная, что на окраинах площади притаились вездесущие тени императора. Снова глаза обратились к небу, моля, чтобы все быстрее закончилось.

— …Исполняйте.

Одно только слово сорвалось с жестких губ Церона. Махнул рукой, давая знак палачам, уже скрестивших мечи на шее приговоренных.

Порывисто отвернулась, едва заметив их смертоносное движение, даже глаза зажмурила. Тишина…

Глухой стук упавших тел…К голу подкатил неприятный липкий комок. Чудовищно, все это просто варварски чудовищно…

Не поворачиваясь лицом к действу внизу, осторожно приоткрыла глаза…И наткнулась на Гора, стоящего почти у стены здания справа. Скрытый от любопытных глаз, тот стоял, облокотившись спиной на темную каменную кладку. Едва заметный — темное на темном…Рядом Велех, нахмурившись, тот смотрел как убирали тела. Раукс, тому все нипочем, стоял и вертел головой, заглядываясь на женщин по близости. Высший…

Она застыла, словно загипнотизированная ярким амарантом его глаз. Трудно понять его выражение лица, трудно вообще его понять. О, боги, как же хотелось крикнуть ему, — забери меня отсюда…Мне адски тошно смотреть на все это! Но он не двигался.

В глазах сокольничего сегодня непривычный жар. Вокруг холодный воздух, колючий и неуютный, а глядя на него становилось остро и горячо.

— Вы совсем замерзли, — она с трудом отвела взгляд и невидящими глазами уставилась на Церона, — быстро прогуляйтесь по ярмарке и возвращайтесь во дворец, к нашему камину в главной зале.

Император отошел, увлекаемый советниками внутрь театра, а когда она снова повернулась туда, где только что стоял, согревая ее Гор, уже никого не было.

— О, смотри Мирен, те камешки, что в прошлый раз мне не достались…

— Великолепный шелк, Руанет, ты не находишь?

— Сколько вы хотите за эту пудру…

Те тридцать минут, что Ева болталась между длинющих рядов рынка, показались еще более бесконечными. Мало того, что ее раздражало кудахтанье придворных дам над очередной безделушкой, так еще и назойливость охраны, ни на метр не отодвигающейся в сторону от них, добавляла порцию злости. Ничего она не найдет…Горкан зря позволил ей остаться во дворце, она бы принесла больше пользы находясь на своих прежних обязанностях, а теперь, вот вынуждена болтаться с фрейлинами по палаткам торговцев, по скучным приемам и сидеть за одним столом с абсолютно чужими ей людьми.

Толкотня сегодня была особенно ощутимой и раздражающей. Чувствуя, как начинает кружиться голова, от калейдоскопа лиц, от ужаса прошедшей казни, она остановилась у крайнего лотка.

— Вам нехорошо, — равнодушно проскрипел охранник, и на ее молчаливый отрицательный кивок, снова стал вертеть головой по сторонам.

Рядом торговец тканями и пряжей, широко улыбнувшись, протянул искусно связанный платок.

— О, миледи, этот прекрасная серебристая шаль словно создана для вас, — закивал, уговаривая на покупку, круглолицый продавец, — потрогайте вашими прекрасными тонкими пальчиками, он нежнейший.

Рядом, чуть в сторонке, прямо в палатке, сгорбившись над своей работой, сидела женщина за прялкой, ловко орудуя и скручивая белую нить. Возле нее вертелось веретено, прядильщица подхватывала и снова опустив вертящийся стержень порхала пальцами над пряжей. Ева замерла, не отрывая взгляда от крутящейся палочки, завороженная и улетучившаяся мыслями…

К фрейлинам пристал какой-то уж слишком навязчивый торговец и ее охранник, покрикивая отошел к ним. Где-то на заднем плане звучали щебечущие голоса фрейлин, скрипучий бас телохранителя и оправдывающийся торговца…

К ладони прикоснулись горячие пальцы, легко скользнули на запястье, чуть прижав бьющую в тонкую кожу вену. Она знала кто это. Этот потрескивающий воздух от энергии, которую он умудрялся распространять вокруг себя, ее Ева чувствовала всем телом. Но не оборачивалась, не смея отводить взгляда от накручивающейся белой нити на веретено…Иначе это ускользнет…То, что она вот-вот поймает, схватит обрывок и вытянет суть, нечто такое…

Гор резко выдохнул, шевельнув края ее капюшона. Он тоже уставился на прялку, застыл изваянием и теперь воздух сделался напряженным, тягостным и горьким. Повернулся к ней, даже сквозь ткань, почувствовала теплую ладонь высшего на затылке, медленно стянул капюшон, запустив сладкую дрожь по спине и губы коснулись ее волос у уха.

— Возьми завтра свободный день…

Боже, как хотелось прильнуть всем замершим телом…К нему — согреться и знать, что он все решит, всех оттолкнет от нее, заставит всех заткнуться…Замолчать. Тонкая, бесконечная нить ловко накручивалась, вот подпрыгнув, веретено набрало обороты…

— Ева! — чуть повысил голос Гор, ладонь на затылке, слегка зарылась в складку ткани и он сжал пальцы…погладил.

Ева наконец, нашла силы отвлечься от вводящего в транс стержня с пряжей.

— Ты плачешь?

Гор нахмурился, бросил косой раздраженный взгляд в сторону женщины с прялкой и еще плотнее сжал губы.

— Я…Нет. — Рассеяно ответила Ева и, прикоснувшись пальцами к прохладным щекам, удивленно посмотрела на свои руки.

— Что-то случилось? — скривился, не замечая ее реакции и с нажимом продолжил командовать, — не молчи! Говори.

— Нет. Все хорошо.

— Не лги мне, слышишь? Почему плачешь?

— Отстань…

Пальцы на затылке сжались и легонько тряхнули, надавил, будто вздумал прижать к себе…Ева откинула голову сопротивляясь.

— Берешь завтра выходной. Поговорим.

— Меня отпустят?

Гор отпустил и удивленно глянув на нее, теперь внимательно следил за охранником, собравшимся вернуться к Еве.

— А почему нет? Твое право.

Вот так просто? Подойти и попросить выходной. Что это получается, фрейлина нечто вроде должности.

— Возьмете шаль? Берите, не пожалеете. — Подняла усталые глаза прядильщица, — такую красоту нужно беречь от холодных ветров. Любовь мужчины изменчива…

Высказавшись, она проводила печальным взглядом удаляющего Гора и легонько улыбнулась Еве. Какая тут любовь… — Ева вздохнув, отсчитала трясущимися руками десять монет.