Новый Мир. № 10, 2000 - Журнал «Новый Мир»

Думаю: каламбур получился — ну и пусть. И вдруг вижу что-то странное: он, улыбаясь, приложил палец к губам, потом придвинулся ко мне и зашептал: «Говорите, продолжайте говорить еще минуту. Только не реагируйте никак на то, что я вам сейчас покажу. Никаких восклицаний, я все объясню позже. — А сам громко, как бы после заминки: — Ну что ж… Это ваше право… Я ничуть не настаиваю, поймите меня… Просто я считал своим долгом… И извините, ради Бога, если мое предложение вас как-то задело, покоробило…» Говоря это, он нагибается к шкафу — новому, который сегодня принесли, — тихо открывает дверцы… там деревянные дверцы в нижнем отделении… запускает руку, легонько шарит где-то по верхней доске — и вдруг достает, показывает мне черную какую-то машинку… или приборчик, величиной с ладонь. И снова палец к губам… Показал — и сунул обратно… И так же тихо дверцы прикрыл. «Так я ухожу, — продолжает он вслух. — Во всяком случае, Валерий Вениаминович, примите мою благодарность хотя бы в словесной форме…» — «Принимаю, принимаю». Я растерялся, не знаю, что говорить. Мы стоим в прихожей. Он шепчет: «Выйдете со мной на лестничную площадку». Выхожу. «Ключ взяли? — шепчет. — А то смотрите, дверь захлопнется…» — «Взял». — «Ну, захлопывайте, да погромче… Вот так… Ну, видели? Можете теперь громко делиться впечатлениями, он нас не слышит». — «Кто?» — «„Жучок“. Подслушивающее устройство. Это Генрих у нас увлекается такими штуками. Сейчас сидит в машине где-нибудь неподалеку и пишет на магнитофон… Так что я пришел к вам, Валерий Вениаминович, и этот смешной разговор повел — для вашей безопасности. И для моей тоже. Чтобы они убедились, что мы с вами чисты, как пионеры, в наших взаимоотношениях: в прошлых и в будущих… А то он думал, что сейчас понапишет на меня компромата и сможет оспорить сегодняшний конкурс. Не тут-то было». — «Он пытается выплыть в бурлящем море! — вспомнил я с ужасом. — Ищет, за что бы схватиться! А вы не только не бросаете ему круга — еще и смеетесь над ним?» Он окинул меня быстрым внимательным взглядом. «Значит, этой женщины не существует на самом деле?» — продолжал я. «Почему? Разумеется, она существует. Он же не дурак, может проверить: я действительно не спектакль тут разыгрывал. И вы тоже. Все было по-настоящему. В том-то вся и тонкость… Да он и так понял, о ком шла речь: это моя двоюродная сестра… Я вам советую, Валерий Вениаминович, сегодня попозже начать, например, расставлять книги — ну и как бы „обнаружить“ этот „жучок“… Да, и лучше выньте-ка из него батарейки…» — «А потом что?» — «Да ничего. Пусть лежит. Если вас беспокоит, что кто-то придет за ним… Ну, можете позвонить в магазин завтра и сказать, что нашли в шкафу загадочное устройство, назначения которого вы не знаете. Пусть вам объяснят, что это не бомба. Поиздевайтесь над ними, скажите, что сейчас вызовете саперов». — «Хорошо. Вряд ли это доставит мне развлечение… Признаться, меня удивляет…» — «Что вас удивляет, Валерий Вениаминович?» — «Ваша самоуверенность… И… я спрошу вас…» — «Спрашивайте. Я весь к вашим услугам». — «Вы действительно настолько хорошо знаете своих друзей, что можете предвидеть все их действия?» Он улыбнулся: «Конечно. Если б это было не так, я бы не победил в сегодняшнем конкурсе». — «Гм, пожалуй. Если б вы явились ко мне сегодня вместе с ними…» — «Вот видите!» — «Но это значит, что вы и мое поведение предугадали. А откуда вам было знать?..» — «Нет, конечно, я не знал наверняка. Но вероятность была, что эти дураки вас выведут из терпения…» — «Я не про это. Откуда вам было знать, что я не куплюсь на их приманки?» Он пожал плечами: «Мне было достаточно нескольких ваших слов, которые вы произнесли вчера на тротуаре возле моей машины». — «Значит, и сейчас, когда вы шли ко мне, вы были уверены, что все пройдет гладко?» — «Да».

Я рассматривал его с какой-то непонятной мне самому неприязнью. «Здесь вы могли сильно ушибиться, Владимир…» — «В смысле?» — «Удариться, треснуться, говорю. Вы очень рисковали. Вам все-таки следовало меня предупредить, хоть в общих чертах, прежде чем мы зашли в квартиру». Он перестал улыбаться и несколько секунд смотрел на меня серьезно, даже с тревогой. «Но… Валерий Вениаминович… если так… Я, по-моему, выразился недвусмысленно, и я могу повторить: никакого спектакля для „жучка“ я не разыгрывал. Все было истинной правдой… Поэтому… если вам угодно вернуться… нет, не в квартиру, а к этой теме…» — «Но вы же сказали, что она еще не разведена?» — «Да. Но это… решится в течение двух-трех месяцев, я полагаю. Вряд ли больше…» — «Ну так пусть сначала разведется. Я не хочу новой троянской войны».

(Долгое молчание.

Наконец слышится мой вопрос:

— Это все?

— Все.

— И дальше ничего?

— Абсолютно.

— Но вы… ее ждете?

— Да нет… Зачем ставить себя в зависимость от призраков?)

Байтов Николай Владимирович родился в 1951 году. Образование — высшее математическое. Автор сборника стихов «Равновесие разногласий» и прозаической книги «Прошлое в умозрениях и документах». Публиковался в журналах «Знамя», «Лепта» и др. Живет в Москве. В «Новом мире» печатается впервые.

Людмила Абаева

На зов неведомой отчизны

И все мне помнится, как ото всех тайкомпо аспидной доске крошащимся мелком,не одолев внезапного волненья,я первое пишу стихотворенье.О, как дрожит божественно рука!А в синеве окна нездешняя звездавсе медлит и влечет неведомо куда —мерцающий мелок в руке незримой Бога,моя душа у горнего порога,что смотрит на меня издалека.

Все мы агнцы не божьи, но адовы,Возлюбившие терпкость греха.Словно сок по рукам виноградаря,Кровь течет по рукам Пастуха.Заходило кровавое брожево…Боже правый, спаси и прости!Смерть ли в землю российскую брошенаИз Твоей милосердной горсти?Если — жизнь, то откуда стариннаяОбреченность грядущих времен:В этом мире загубят невинногоПод круженье зловещих ворон.

Памяти Евгения Блажеевского.

Мы шли по кладбищу печальной вереницей,На плитах скорбные читая имена.Деревья маялись, кричали в небе птицы,И первой зеленью цвела вокруг весна.Мы шли в молчании среди крестов и звезд,Среди обнов ликующей природыИ горько думали, как быстротечны годы,Под шелест несмолкающий берез.Тебя он принял, сокровенный Бог,В земной глуби, в заоблачных высотах.И, словно пчелы мед сладчайший в соты,Мы слезы принесли на твой порог —То наша жатва, наша благодатьОт всех даров земной мгновенной жизни.И мы на зов неведомой отчизныВслед за тобой идем уже — как знать…

Туманы тяжкие сошли с небесных гордавай оставим безнадежный разговорВокруг ни щебета ни трепета листаи только странная на сердце маетаСреди безмолвной беспредельной белизнымы словно заживо в себе погребеныА снег все падает ликуя и слепякак на минувшее смотрю я на себя…

О, эта странная, глухая,гудящая, как поездав осеннем сумраке без края,и тянущая в никудатоска — поворотила тайнойжизнь от начала до концатак, что и в зеркале случайномсвоим не признаешь лица.

Духу небесному, истинно сущему,я присягнула на горнем огне.Тайными песнями, звездными кущамиголуби снов прилетели ко мне.С этой поры и живу, зачарованна,с сердцем бестрепетным в черные дни.Где моя радость и где моя родина? —знают далекие в небе огни.

О, Господи, осень! Погожий денек для двоих,бредущих одной бесконечной конечной дорогойвсе мимо и сквозь шелестящих, летящих, убогихи солнцем последним пронзенных просторов твоих,и солнцем последним, слегка веселящим унылостьдомов, и скамеек, и сквериков цвета дождей.Подай же им, Господи, солнца на сырость и сирость,на зябкую старость, на бедные игры детей.И дай мне свободу лететь и лететьбезмолвной листвой, устилая безмолвную твердь.

Роман Солнцев

Двойник с печальными глазами

Рассказ

П ро этого унылого типа, который приходил на все наши собрания в геолкоме или камералке, мы знали — он из КГБ. Садился обычно в дальнем углу, доставал планшет с целлулоидной пленкой, как если бы тоже имел какое-то отношение к поисковой партии, но, надо отдать ему должное, вопросов не задавал — просто сидел, тускло мерцая черными глазками на темном же лице. То ли из казачков, то ли украинец с турецкой кровью…