Пусть этот круг не разорвется… - Милдред Тэйлор

– О-о-о-о, она такая хорошенькая!

И, не дожидаясь ответа, они во весь дух помчались назад.

– Они, видать, в бешеном восторге, – смеясь заметил Мо, когда я вылезла из пруда.

Стейси ничего на это не сказал, и мы втроем отправились к дому. Надеясь найти Бада с дочкой в комнате мамы и папы, мы вошли через боковую дверь. Но комната оказалась пуста. Мы увидели Бада через открытую дверь в столовую, он вместе с мамой и Ба сидел за столом. Малыш и Кристофер-Джон расположились на скамейке рядом, но Сузеллы не было видно.

– Входите и поздоровайтесь с Бадом, – сказала мама. – Кэсси, почему ты вся мокрая?

– Упала в пруд, – ответила я, входя в комнату.

– Как у вас тут идут дела? – спросил Бад, улыбаясь нам.

– Прекрасно, – сказала я, а Стейси промолчал.

Мама строго поглядела на него:

– Стейси!

Стейси посмотрел на нее, потом на Бада:

– У нас все хорошо. А вы надолго приехали?

Бад встретился взглядом со Стейси. Мне показалось, он открыл в нем что-то схожее с дядей Хэммером. Чуть заметно вздохнув, Бад потер подбородок:

– Всего на несколько дней. Но зато привез Сузеллу, мою дочку. Она поживет здесь у вас.

– А где она? – спросила я.

– Она в твоей комнате, переодевается, – ответила мама. – Может, пойдешь и познакомишься с ней?

Я кивнула и поспешила из кухни, мне не терпелось увидеть эту Сузеллу. Мальчики дошли со мной до комнаты мамы и папы и расселись там в креслах вокруг погасшего очага.

– Кэсси, приведи ее сюда, – без настойчивости предложил Мо. – Я тоже не против познакомиться с ней.

– Ты, кажется, говорил, что спешишь, – поддразнил его Стейси.

– Говорил. Но пока не увижу твою сестру, уходить не собираюсь.

Я распахнула дверь в мою комнату и вошла. В дальнем ее конце, по другую сторону кровати, стояла высокая, тонкая девушка. Наклонив голову, она натягивала на себя юбку клеш. Кожа ее была кремового оттенка, но не такая светлая, как я думала; золотисто-каштановые волосы, длинные и распущенные, закрыли ей лицо, и я не смогла сразу разглядеть его. Она застегнула молнию на юбке, которая тесно облегала ее уже женскую фигуру, и подняла голову. У нее была чуть квадратная нижняя часть лица, как у всех в мамином роду, и, если бы не серые глаза и кремовая кожа, она могла показаться копией мамы. Увидев меня, она сверкнула улыбкой и сказала:

– А ты, наверное, Кэсси.

Я кивнула.

– Что ж, а я Сузелла, но, если хочешь, зови меня просто Су. Так меня зовут школьные друзья.

Я чуть было не ляпнула, будто считала, у нее вообще нет друзей, но, решив, что это невежливо, ничего не сказала.

– Папа рассказывал мне про тебя, – продолжала она.

– Да?

– М-гм. Он мне о всех вас рассказывал – о Стейси, Кристофере-Джоне и Малыше. Кристофера-Джона и Малыша я уже полюбила. Они прелесть. А Стейси тоже вернулся?

Я жестом указала на дверь за моей спиной:

– Он там.

– Мне с ним тоже очень хочется познакомиться. Папа говорит, мы с ним почти одногодки.

– Ему еще только четырнадцать.

Сузелла взяла с кровати одно из своих платьев и аккуратно повесила его на спинку стула.

– А мне пятнадцать. Год, по-моему, роли не играет, правда?

– Угу… Ты надолго сюда?

– Да не знаю. Папа уедет домой через день-два, но хочет, чтобы я пожила здесь.

– Он вернется в Нью-Йорк?

Сузелла кивнула.

– Один? Я хотела спросить, он будет там жить совсем один?

Сузелла потянулась было за следующим платьем, чтобы вынуть его из чемодана, но на полдороге задержалась и взглянула на меня:

– Нет… там же моя мама.

– Мама? А я думала, она… – Я запнулась, поняв, что сейчас скажу лишнее.

Сузелла опять заглянула в чемодан, потом подняла глаза на меня.

– Вам папа рассказывал, что они с мамой разъехались? Так и было, но мама вернулась домой. У них была размолвка, вот и все.

Я уставилась на нее и, не успев подумать, спросила:

– Ну и как тебе?

– Что как мне?

– Как тебе живется с белой мамой?

Теперь она уставилась на меня.

– Я хочу сказать, я бы даже не знала, как с ней вести себя, – честно призналась я, впадая в панику от одной мысли, что в моем доме вместе со мной может жить кто-то из белых, а уж если это родная мама – и подавно. Мне все это казалось совершенно невероятным. – Тебе разве не странно, что твоя мама белая, а ты цветная…

Приветливость Сузеллы как рукой сняло, и она холодно заметила:

– Я вовсе не цветная, Кэсси.

– Да? Хотела бы я знать, кем же ты себя считаешь?

Она глубоко вздохнула, щеки ее порозовели, и она опять занялась распаковкой вещей.

– Я полукровка.

– Но это же одно и то же.

Она не ответила и не подняла глаз. Достав из чемодана еще одно платье, она на миг задержалась, потом посмотрела на меня.

– Ты сказала, Стейси в той комнате? – Голос ее опять смягчился, она словно извинялась.

– Угу.

– Я очень хочу его видеть. А вещи подождут.

Вправив хорошенько блузку в юбку, она обошла кровать и отправилась вслед за мной в другую комнату. Как только дверь открылась, Мо и Стейси поднялись из кресел. Малыш и Кристофер-Джон остались сидеть, но улыбались во весь рот, прямо-таки сияли, глядя на Сузеллу. Сузелла поздоровалась со Стейси совсем как взрослая, и я заметила, что враждебность, с какой он встретил Бада, исчезла, когда он заговорил с его дочкой.

– Привет, очень приятно с тобой познакомиться, – сказал Стейси. – Сколько ты думаешь у нас погостить?

– Точно не знаю. Может быть, все лето.

– А ты жила раньше в деревне?

Сузелла весело рассмеялась:

– Нет. Я родилась в Нью-Йорке и только несколько раз ездила с папой в Джерси, а в деревне даже ни разу не бывала.

– Да? Я слышал, жить в городе совсем не то, что в деревне. Иногда я думаю, не попробовать ли пожить в городе… – Он вдруг оборвал себя и поглядел на Мо, который незаметно подтолкнул его локтем. – Ах да, ты же еще не знакома с моим другом Мо. Вот, знакомьтесь, это Мо Тёрнер. Мо, а это моя двоюрная сестра Сузелла Рэнкин.

Сузелла улыбнулась, показав ровные, белые зубы, и протянула Мо руку. Тот молча пожал ее. Собственно, говорить ему и не надо было – за него все сказали его глаза. Я обвела взглядом всех мальчиков по очереди – было ясно: все в восторге от Сузеллы. Что до меня, я еще не решила, нравится она мне или нет.

– Что ты делаешь, Кэсси?

Я обернулась на Сузеллу. Мне-то было совершенно ясно, что я делала. Сидела на задней веранде, опустив одну ногу в горячую воду, другую положила на колено и воткнула иглу в большой палец. Что, спрашивается, я могла делать в таком положении? Вынимать занозу, больше ничего. Я собиралась было сообщить ей, что я думаю о ее неумении быстро соображать, но тут же напомнила себе, что она ведь наша гостья, и попридержала язык. На мой взгляд, она вообще задавала чересчур много вопросов, хотя другие так не считали. Слишком были от нее без ума.

Со дня приезда она успела всем внушить любовь к себе. Кристофер-Джон и Малыш готовы были делать для нее все, что угодно. И Стейси, у которого теперь никогда не хватало времени для меня, для нее всегда находил его. Она вечно крутилась на кухне, смеялась и болтала с Ба, готовая выполнять все ее просьбы и указания, желая научиться всем ее рецептам, и даже взяла привычку называть ее Ба, что было мне не очень-то по душе. Ведь Ба вовсе не была ее бабушкой. С мамой она тоже проводила много времени, они смеялись и болтали, как закадычные подруги, а не как тетя с племянницей.

И в церкви ее встречали очень приветливо. А все молодые люди, которым была пора жениться, и мальчики, уже достаточно взрослые, чтобы обращать внимание на женскую фигуру, провожали ее восторженными взглядами. Даже Мо в залатанной, но чистой белой рубашке при галстуке не поленился прийти из Смеллингс Крика в нашу церковь – такой длинный путь он редко проделывал с тех пор, как выстроили прекрасную церковь всего в миле от его дома. Он подошел к нам и, не говоря ни слова, беспокойно топтался на месте, а Кларенс и Крошка Уилли с притворным равнодушием прохаживались туда-сюда.

Сузелла была приветлива с ними со всеми, но никого особенно не выделяла. Напротив, она держалась поближе к маме и Ба и ни с кем из мальчиков не оставалась наедине. И все равно все в ней души не чаяли. Когда через несколько дней Бад уехал, она уже не только стала своей в общине, но и прочно вошла в наш семейный круг. Только меня она не покорила. Нет. Она была нашей гостьей и двоюродной сестрой, значит, мне полагалось быть с ней любезной. И все. Но из этого не следовало, что я должна ее полюбить.

Так как я не ответила на ее вопрос, Кристофер-Джон тут же поспешил сообщить:

– Она вытаскивает занозы. Летом всегда надо следить, нет ли заноз, мы же ходим босиком. Каждый вечер перед сном мама велит нам мыть ноги и проверяет, попала или нет в подошву заноза. Но иногда их не заметно, увидишь только днем или позднее, когда уже больно.

– Если их не вырвать, будет жутко больно, потому что они там в пятке разбухают, становятся большущие, – добавил Малыш и обернулся к Кристоферу-Джону: – Помнишь, как старый Бейкер Норрис не вынул занозы? Нога у него распухла, во! – И он показал руками, какая у Бейкера Норриса сделалась нога. – Раздулась аж доверху.