Порнографическая поэма - Майкл Тернер

ВНУТРИ. КОМНАТА ОТДЫХА. ВЕЧЕР

Лето, 1978 год. Вся комната заполнена дымом травки. Едва можно различить обшитые деревянными панелями стены. Лампа освещает постер фильма «Томми». На диване тела вповалку, кто-то сидит скрестив ноги на оранжевом ковре. Кто-то обнимается, но так, чтобы не вызывать зависти у тех, кто не обнимается. Все происходит под песню «Пинк Флойд» «Так хочется, чтобы ты была здесь».

Мы с Нетти входим, сдвигаем пару ящиков с пластинками. Приваливаемся к стене у лестницы.

НЕТТИ

(неуверенно)

Ты хочешь уйти?

Я

С чего? Мы только что зашли.

Я беру косяк из чьей-то руки, затягиваюсь, передаю Нетти. Нетти затягивается, передает косяк за экран.

Шаги. Я смотрю на лестницу. По ступеням спускаются коричневые туфельки, темно-зеленые брюки, темно-красная футболка…

Я

КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Эй, Дана!

В КАДРЕ ДЕВУШКА

Дана Феррис (16 лет) приближается, улыбаясь. Симпатичная, среднего роста, переносица в веснушках. Серьезная, уверенная в себе. Лицо ее вспотело от танцев.

ДАНА

(удивленно)

Привет!

НЕТТИ

КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Меряет Дану взглядом.

Я представляю Нетти Дане.

Пауза.

ДАНА

(поворачиваясь ко мне)

Да, конечно. Почему бы вам двоим не подняться наверх? Встретитесь с моим бойфрендом.

(Нетти)

Я думаю, ты его знаешь. Вы все учитесь в одной школе.

НЕТТИ

КРУПНЫМ ПЛАНОМ

На ее лице тревога.

Мы следуем за Даной по лестнице. На верхней площадке приоткрытая дверь. За ней — яркий свет. Мы также слышим разговор. Знакомый голос рассказывает знакомую историю.

КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ

Дверь открывается.

КАМЕРА НАЕЗЖАЕТ

Современная кухня. Под потолком ярко горят флюоресцентные лампы. По обеим стенам, привалившись к столикам, стоят подростки. Смотрят на нас. Дана входит первой, потом Нетти, я — последним. Останавливаюсь. На лице изумление.

КАМЕРА НАЕЗЖАЕТ НА МЕНЯ

Все еще не придя в себя, я качаю головой.

Я

(тихо, на выдохе)

Не может быть.

КАМЕРА РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ НА 180 ГРАДУСОВ

Подростки по обе стороны, а у дальней стены, по центру, Бобби Голтс.

Дана встает рядом с Бобби. Они улыбаются друг другу, Бобби целует ее в маковку. Затем смотрит на меня. Чуть выпячивает челюсть и…

БОББИ

Я как раз рассказывал о тебе и Ранди Коббе. Помнишь? Тот день на берегу?

Все взгляды устремлены на меня.

Так чем вы, парни, там занимались?

Я смотрю на Дану, вижу, как она чуть склонила голову набок, на лице написано недоумение. Вроде бы она что-то об этом уже слышала, но теперь хочет услышать мою версию.

Улыбка Голтса становится шире, челюсть выпирает еще больше, взгляд перебегает от одного подростка к другому.

БОББИ

КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Ну?

Я

КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Меня бьет дрожь.

11.8

— Продолжайте.

— О чем?

— Расскажите о вашей реакции на слова Бобби.

— Не могу.

— Вы должны.

— Нет… действительно не могу. И вы должны знать, почему.

— Ну, нам известно, что вы устроили на кухне Даны. Но нас все равно интересует ваша реакция… даже если вы солгали.

— Но я не лгал.

— Вы этим и сейчас занимаетесь.

— Чем? Лгу? Я не лгу.

— Разумеется, лжете. Вы лжете, потому что у нас нет информации о том, что это событие действительно было. Мы знаем, что вы и Нетти побыли у Рагнарссонов и ушли в пять минут одиннадцатого, чтобы успеть на автобус. Вы оба прибыли на вечеринку Даны Феррис, вошли в дверь подвала, а потом развернулись, потому что полиция спускалась по лестнице, чтобы разогнать гостей.

— Продолжайте.

— Вы вернулись домой в девятнадцать минут двенадцатого и занялись с Нетти оральным сексом в деревянном форте, который построили с Бобби, когда вам было по десять лет. Потом вошли в дом и успели посмотреть вторую половину специального выпуска Эн-би-си о панк-роке. Нетти пошла домой вскоре после полуночи, а вы заснули на золотистом диване.

— А что потом?

— Вы проснулись без восьми минут шесть, пошли на кухню и выпили стакан воды. Выкурили сигарету, понаблюдали за рассветом, потом поднялись наверх, занялись онанизмом, спустили в носок. В следующий раз проснулись без двадцати десять. Звонил телефон. Нетти хотела с вами поговорить.

— Так о чем вы толкуете?

— О том, что вы лжете. Вечеринка у Даны Феррис была, но для вас она закончилась, едва вы переступили порог.

— Но я не лгу. Я хочу сказать… это произошло. Я не спорю с тем, что мы с Нетти ушли из дома Рагнарссонов в пять минут одиннадцатого, поехали к Дане, увидели копов, вернулись ко мне домой и так далее. Я же с этим не спорю. Или вы меня не слышите?

— Нет.

— Тогда вы ответили на мой вопрос.

— Какой же?

— Вы не властны над тем, что происходит во снах.

— Сны не в счет.

— Почему?

— Они — выдумка.

— Но у них есть последствия. Из-за этого весь сыр-бор, не так ли? Потому-то вы и устроили этот допрос?

— Продолжайте.

— О чем?

— О вашей реакции на слова Бобби Голтса.

— Но это был сон, выдумка. Разве это имеет значение?

— Будем считать, что имеет.

— Но вы знаете, что произошло потом? Вы уже мне сказали. Без восьми минут шесть я проснулся и выпил стакан воды. Вот и вся моя реакция на Бобби — я проснулся.

— Продолжайте.

— А если в будущем у меня возникнет необходимость сослаться на мой сон?

— Вот тогда мы это и обсудим. Но вы должны нам рассказать.

— Или что?

— Продолжайте.

12.1

Сон был важным. Он меня разбудил. Заставил задуматься. Других объяснений нет. Я пришел к выводу, что первые пятнадцать лет я прожил не своей жизнью, моя жизнь до сих пор принадлежала не столько мне, сколько людям, с которыми я рос: моей семье, моим учителям, моим одноклассникам и друзьям. Все это выводило меня из себя. Не потому, что эти люди могли бы оставить меня в покое. Я прекрасно понимал, что такое невозможно. Но мне хотелось выйти из-под их влияния. То есть с тем, что ты чей-то сын, ученик или друг, поделать ничего нельзя, это факт. От этого никуда не денешься. Так что мне предстояло найти новый круг друзей, набраться нового жизненного опыта. Меня мутило от того, что меня судят по поступкам, совершенным в более раннем возрасте, когда я просто не мог поступать иначе. Так что теперь я более всего на свете хотел начать жизнь заново, меняться в соответствии со своими, а не чьими-то еще желаниями. Я хотел обрести личную жизнь. Что-то, принадлежащее только мне. Что-то, поддающееся исключительно моему контролю. И наилучший путь добиться этого, думал я, уйти из юношеского века, начать добровольную ссылку из средней школы.

На следующее утро мы с Нетти встретились в «Ковше», чтобы выпить кофе. Я рассказал ей о сне и моей интерпретации этого сна. Я также поделился с ней своими выводами. И чтобы между нами не возникло недопонимания, не раз и не два указал, что она — исключение в моей стратегии ухода, человек, которого я воспринимаю как моего союзника в поисках новой жизни. Закончив говорить, я приготовился слушать. Знал, у Нетти найдется что сказать. Что-нибудь, не противоречащее моим намерениям, призванное скрасить мою добровольную ссылку. Сделать ее не такой одинокой.

Поначалу в ее голосе слышалось сочувствие. Она знала: меня что-то гложет. По ее словам, она заметила, что я очень уж задумчив, не очень быстро улавливаю суть. Не столь быстро, как раньше, когда мы были детьми. Заявила, что поначалу относила сие на счет гормонов, а потом перешла к так называемой ноше, которая давила на меня. К тому, что этот сон — первое свидетельство того, что копящееся внутри прорывается наружу.

— Твое подсознание переполнено, — промолвила она. — Вот его содержимое и дает о себе знать.

Я согласился, потому что ее слова совпадали с моими ощущениями. Но потом наши пути разошлись. Она подошла к проблеме с совершенно иной стороны. Уход в себя — не выход, мне придется лицом к лицу встретиться с тем, что мне противостоит, черпать силы из того, что происходило и происходит. Я должен разобраться со своим детством до того, как попытаюсь ответить на вопросы, кто я есть и куда иду. И она упорно гнула свою линию, не принимая никаких возражений. Это было ужасно. Пару раз я даже ущипнул себя в надежде, что сейчас проснусь и разговор этот окажется еще одним сном.

Наконец я решил, что с меня хватит. И прямо заявил ей об этом.

— Да пошла ты, Нетти. Кто дает тебе право так разрывать мою жизнь?