Шишков - Николай Еселев

К сожалению, критика «Емельяна Пугачева» не ограничивалась только статьями Малахова. В статье о «Литературном современнике», напечатанной в «Ленинградской правде» 11 августа 1938 года, некий С. Езерский писал: «Дал еще журнал „Литературный современник“ за этот год исторически порочный роман В. Шишкова „Пугачев“, о котором печать уже писала».

Но что все это означало для писателя? Как несправедливые и злопыхательские статьи отозвались на нем?

Вот что пишет по этому поводу в своих воспоминаниях врач А. В. Пилипенко:

«Мнение всех окружавших Вячеслава Яковлевича относительно этой критики было вполне определенное: ее единодушно оценили как клевету. Ближайшие друзья всячески старались успокоить Вячеслава Яковлевича. Он соглашался, подбадривался, а по уходе друзей снова предавался мрачным мыслям о незаслуженной обиде. В отношении моего дорогого пациента эти „критики“ добились своего: работа уже не клеилась, поездка на Волгу и Урал, о которых он говорил и мечтал еще с зимы, не состоялась. Вячеслав Яковлевич похудел, почернел; лицо было как у людей, перенесших большое внутреннее горе или тяжелую болезнь, и вскоре эти переживания подорвали его физические силы. Появились отеки на ногах, усилилась одышка, кашель; появилось то, что у врачей именуется недостаточностью сердца. Учитывая возраст… положение больного расценивалось как тяжелое…»

Конечно, справедливость в конце концов восторжествовала. Клевета на роман «Емельян Пугачев» была опровергнута также, и авторитетной комиссией во главе с академиком Е. Тарле, которая была организована по настоянию Шишкова. «Тарле горячо приветствовал „Емельяна Пугачева“ и, сделав несколько замечаний, признал историческую концепцию работы правильной».

Но эти невзгоды все же остались позади. Шишков благодаря уходу и заботе Клавдии Михайловны преодолел тяжелую душевную травму, нанесенную «критиками». Вячеслав Яковлевич побывал в Москве у своих друзей. Оттуда он вернулся окончательно успокоенный и ободренный. «Литературная газета» в передовой статье сама опровергла критику Малахова, сообщив читателям, что он пытался опорочить патриотические романы Шишкова и других.

В феврале 1939 года Вячеслава Шишкова за заслуги в литературной работе наградили орденом «Знак Почета», который ему был вручен в Кремле. В мае вместе с Клавдией Михайловной он направляется в Киев, где участвует в работе пленума правления Союза писателей СССР, посвященного 125-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко. Он посетил могилу великого украинского поэта в Каневе, затем побывал в Житомире и в Белой Церкви…

Вячеслав Шишков продолжает работу над «Емельяном Пугачевым». Он собирает дополнительный материал для второй книги и одновременно пишет новые главы: «Большое Кунерсдорфское сражение», «Жизнь в Кенигсберге», «Взятие Берлина», о Салтычихе и другие — для первой книги. Вся его работа над этими главами и отделка уже написанного в общей сложности занимают больше года. За это время написано около десяти листов нового текста.

В письме к А. Н. Толстому Шишков сообщает: «Я еще целый год сидел над „Пугачевым“, значительно дополнил его, кое в чем сократил и лишь после тщательной обработки сдал в Государственное издательство. Всего работал над 1-й книгой больше 4 лет. А вторую сделаю вдвое, а нет, так и втрое быстрее».

К сожалению, этому намерению осуществиться не позволили сложившиеся обстоятельства. Вячеславу Шишкову пришлось отвлечься. После окончания либретто для оперы «Угрюм-река» Вячеслав Шишков, как он об этом пишет А. Толстому, прослыл хорошим либреттистом, и ему после вторичной просьбы главного дирижера оперного театра А. Позовского и композитора В. Щербачева все же пришлось писать либретто для оперы «Иван Грозный». «Это уже вторая попытка, — жалуется он в том же письме, — б. Мариинского театра вступить со мной в переговоры. Первую, прошлым летом, я отклонил ссылаясь на недуг. Не знаю, что делать. Времени нет, силы уже не те, а общественная нагрузка изрядная: председатель правления Литфонда, член редколлегии „Литературного современника“, член правления Союза писателей и пр. и пр. Да по городу Пушкину много дела… Затеяли мы с Л. Р. Коганом (по его инициативе) устроить Пушкинскую комиссию, дабы вызвать к жизни и расшевелить необъединенные культурные силы города. Вырабатываем устав. В плане: лекции, музыкальные вечера, доклады по истории искусства, архитектуре, музыке, живописи, о путешествиях, создание Пушкинсквго музея, реорганизация библиотеки и где-то там, в перспективе, — народный университет. Меня хотят втюрить в эту комиссию председателем. Караул, погибаю!.. Да плюс к этому приходится читать веселые рассказы по военным госпиталям и воинским частям, что делаю с особым удовольствием.

Морозы у нас лютые, сибирские, в квартире холодновато. Караул!..»

Через два месяца в письме к Щербачеву из Ялты Вячеслав Шишков сообщает, что над либретто для «Ивана Грозного» он работает с увлечением, что почти целиком написал сцену на Красной площади и пишет вторую картину «В Александровской слободе». В письме приводятся некоторые выдержки из либретто. Вот какой была песенка пьяного Ваньки Холопа (на Красной площади):

По головушкам топорики полязгивают,Белы косточки в могилушки попадывают.По боярам панихиду ворон каркает,А народ за государя богу молится.Ты гори, гори, восковая свеча,Ты руби, руби, топорок со плеча.

А вот поучение мамки:

Эх, Иван, Иван, зла головушка,Ума много в ней, мало совести.Самоглавное, самолучшее —Свой народ учить уму-разуму.Для людей своих быть наставником,Подавать пример своей жизнею.Ведь народ-то наш весь во зле лежит,Нравы лютые, пытки страшные,Нету милости, нету радости,Ой, темно, темно на Руси у нас,Вот ответь мне, царь зла головушка:Умягчил ли ты права дикие,Отучил ли ты от жестокостейВсех бояр, купцов, весь народ простой?

Немало сил и времени отнимала у Вячеслава Шишкова работа над либретто «Угрюм-реки» и «Ивана Грозного». Он переписывается с композиторами Д. Г. Френкелем и В. Щербачевым. Не все гладко получалось с оперой у Френкеля. В ноябре 1940 года Шишков в письме к К. А. Федину сообщает: «Френкель показывал свою оперу „Угрюм-река“ в Союзе композиторов и полупровалился. Придется кое-что в опере дописывать, и тогда она, может быть, увидит свет. С „Иваном Грозным“ дело подвигается туговато. Но все же идет вперед».

Своими письмами Вячеслав Яковлевич старается всячески подбодрить Френкеля, вселить в него веру. «Если вам удастся картина побега, — пишет ему Вячеслав Яковлевич, — то опере будет обеспечен успех…»

В письмах к Щербачеву Вячеслав Шишков делится с композитором своими мыслями по поводу либретто. В них ощущается понимание эпохи и «страшной души» Ивана Грозного, этого «истинно шекспировского» характера.

Но автору либретто не суждено было увидеть эти произведения на сцене. Работа над инсценировкой «Угрюм-реки» затянулась, опера был поставлена на сцене после смерти Шишкова. Создать же оперу об «Иване Грозном» помешало нашествие гитлеровских полчищ на нашу Родину.

Вячеслав Яковлевич ревностно относился к своим общественным обязанностям. Как председатель правления ленинградского отделения Литфонда он очень переживал, что Центральное Правление (Москва) значительно сократило в середине июля утвержденную в феврале 1937 года смету. «Как выплывем из этого, неизвестно, — пишет он Л. Когану. — Во всяком случае, на старушку Достоевскую, согласно Вашего заявления, постараемся обратить внимание».

2 ноября 1939 года он выехал в Ялту, в Дом творчества. Клавдия Михайловна рассказывает, что жили они там хорошо, но не долго, тянуло домой. «Вот приехал домой, — говорил Вячеслав Яковлевич, — и чувствую себя чудесно. Что может быть лучше Пушкина с его парками. Никакие Дома творчества не могут заменить мне моего рабочего кабинета. Свой кабинет и близкие люди-человеки — это для писателя главнейшее».

Вот что пишет Вячеслав Яковлевич из санатория ученых (Гаспра): «…Я лодырь, лежебока, Обломов, лень, как желчь, разлилась по всей моей душе, о Пугачеве вспоминаю изредка и, вспомнив, всякий раз вздыхаю: — И надо бы, а ленища одолевает, как монаха блудные видения».

И на отдыхе и дома Вячеслав Яковлевич много читал. Очень ему нравился «Тихий Дон». С Михаилом Александровичем Шолоховым Шишков не был знаком. Но однажды в Москве на каком-то собрании писателей в 1943 или 1944 году в перерыве Вячеслав Яковлевич вышел покурить. Вдруг к нему подходит военный человек со стулом и предлагает сесть. Вячеслав Яковлевич благодарит и только через некоторое время узнает, что это Шолохов.

Придя домой, Вячеслав Яковлевич рассказывал о встрече Клавдии Михайловне. «Жаль, я не знал, что это Шолохов, я сказал бы ему — это я должен был ему предложить стул, хотя я и старик».