Некто или нечто? - Михаил Ефимович Ивин

В последующие годы непоседливого д’Эреля можно было видеть в Аргентине, а потом в Северной Африке. Всюду, и в Новом и Старом свете, он при помощи открытого им микроба пытался уничтожать саранчу. Культивируя врага саранчи на агар-агаре, он стал замечать на поверхности колоний микроба те самые стерильные пятна, о которых мы уже вели речь. Микроб губит саранчу, но и его, в свою очередь, нечто губит. Д’Эрель пытался разглядеть это нечто, съедающее микробов, в микроскоп, но ничего не обнаружил. Трудность была еще в том, что стерильные пятна появлялись непостоянно, чаще всего в самый неподходящий момент, когда д’Эрелю недосуг было ими заниматься. Вызвать искусственно это явление, чтобы основательно его изучить, ученый не смог.

Вскоре д’Эреля пригласили на работу в Париж, в институт Пастера. Попасть «к Пастеру» — заветная мечта каждого микробиолога. И как ни склонен был д’Эрель к бродяжничеству, он продержался в Париже больше десяти лет. В этот оседлый период он и совершил свое интереснейшее открытие.

Дело было так.

В 1914 году, уже после начала первой мировой войны, из Туниса, который был тогда французским владением, пришло известие о сильном нашествии саранчи, грозившей уничтожить весь урожай. По поручению Пастеровского института в Тунис выехал д’Эрель. Надеялись, что с помощью открытых им в Мексике микробов удастся вызвать массовое заболевание и гибель саранчи. Большого успеха в борьбе с саранчой д’Эрель, видимо, не добился. Но, размножая микробов для заражения насекомых, ученый снова время от времени наблюдал на агаре таинственные стерильные пятна. Д’Эрель показал их Шарлю Николю, микробиологу, работавшему в Тунисе. Подумав, тот заметил:

— Возможно, что это признак фильтрующегося вируса, принесенного вашими коккобациллами? Может быть, вирус и есть подлинный болезнетворный агент, а микробы — всего лишь его носители?

Стоило проверить это предположение. Д’Эрель профильтровал содержимое чашечки, в которой разводил бактерий, через свечу Шамберлена. Затем попробовал заразить саранчу фильтратом — он мог либо содержать вирусы, которые проходят через поры фильтра, либо ничего не содержать. Ни одно насекомое не заболело. Но мысль о вирусе теперь уже не покидала д’Эреля.

Вернувшись в Париж летом 1915 года, д’Эрель вскоре получил новое задание. В драгунском эскадроне, отведенном с фронта на отдых, вспыхнула эпидемия дизентерии. Надо было выяснить причину вспышки, отыскать источник заражения. Занявшись больными драгунами, д’Эрель продолжал думать о вирусах. Быть может, они имеют какое-то отношение к дизентерии? Он принялся фильтровать испражнения дизентериков через свечу Шамберлена. Фильтрат, лишенный бактерий, он вводил затем подопытным животным. Те оставались здоровы. Между тем, контрольные животные, которым он вводил непрофильтрованную жидкость, содержащую дизентерийные бациллы, неизменно заболевали кровавым поносом. Ясно, что вирус, если он и содержится в выделениях больных, не является возбудителем дизентерии.

Но стерильные пятна?! Они и тут время от времени появлялись в широких плоских чашечках Петри, на агаре, которым д’Эрель пользовался для размножения дизентерийных бацилл.

Вспышка дизентерии среди драгун вскоре угасла. Эскадрон ушел на фронт. А д’Эрель продолжал свои исследования в госпитале Пастеровского института, куда стали частенько поступать больные, пораженные тяжелой формой дизентерии. Выбрав молодого человека, которого только что уложили в госпиталь, д’Эрель решил проследить течение его болезни от начала и до полного выздоровления.

Работа была не из веселых. Место для лаборатории д’Эрелю предоставили в госпитальной мертвецкой. Здесь, в маленькой комнатке, он изо дня в день делал одно и то же дело: исследовал кровавые испражнения дизентерика. Пробирка с питательным бульоном, на котором выращивают бактерии. В нее вносятся пипеткой 10 капель жидкости, взятой из испражнений. Пробирка ставится в термостат (прибор, в котором поддерживается постоянная температура). Наутро д’Эрель фильтрует содержимое через свечу Шамберлена, то есть очищает жидкость от микробов. Затем прибавляет в новую пробирку, содержащую свежую пробу выделений, эту профильтрованную, лишенную микробов, жидкость. Подобные же наблюдения он ведет на агаре. Проходит день, другой, третий. Д’Эрель терпеливо повторяет одну за другой все канительные процедуры. Он ждет. Ему нужно уловить момент появления стерильных пятен. Такие пятна сразу выдадут таинственного пожирателя бактерий. А появятся ли пятна вообще? Поверхность агара по-прежнему покрыта сплошной колонией микробов, жидкость в пробирке остается замутненной, в ней полно возбудителей дизентерии.

И вот как-то утром, рассказывает д’Эрель, «открыв термостат, я испытал одно из тех мгновений интенсивного волнения, которые вознаграждают исследователя за все труды. С первого взгляда я убедился, что культура на бульоне, накануне сильно помутившаяся, была идеально прозрачна, все бациллы исчезли, растаяли как сахар в воде. Что же касается агара, то поверхность его была чиста… Я сразу понял, чем вызываются стерильные пятна: это действительно был… фильтрующийся вирус, но вирус, паразитирующий на бактериях… Одна мысль сразу пришла мне в голову: если это действительно так, то у больного, который накануне был в тяжелом состоянии, за ночь должно было произойти то же самое. В его кишечнике дизентерийные бациллы должны были раствориться под действием паразитов, так же как в моей пробирке… Я поспешил в госпиталь. И действительно, за ночь общее состояние больного значительно улучшилось, началось выздоровление…»

Происходило все это в 1917 году. С того времени д’Эрель научился воспроизводить стерильные пятна на агаре и вызывать осветление бактериальной взвеси в пробирке по своему усмотрению. Он мог спокойно изучать эти удивительные создания, с такой жадностью, с такой быстротой пожирающие микробов. Он так и назвал их — «бактериофаги», то есть пожиратели бактерий. Он их не видел, он наблюдал лишь следы их деятельности. Сами они только рисовались его воображению. Но то было воображение не фантаста, а исследователя, оно строго контролировалось фактами, интуицией, научной логикой.

Теперь у д’Эреля не осталось больше сомнений: он открыл мир неведомых созданий, — то ли это вирусы, то ли нечто близкое им, — которые охотятся за микробами, пожирая их. Однако в ученых кругах не все отнеслись к открытию д’Эреля столь серьезно, как он сам. Поддерживал его доктор Эмиль Ру, ученик и преемник Луи Пастера. Многие бактериологи и медики проявили, как это нередко бывает в подобных случаях, безразличие к первым публикациям о бактериофаге; другие принимали д’Эреля за фантазера; третьи объявили его шутником.

Один из его коллег сказал:

— Если бы этот бактериофаг существовал, я бы обязательно обнаружил его за то время, что занимаюсь культурами микробов!

Однажды молодой американский микробиолог мисс Хэрд, приехав в Париж, провела несколько дней в лаборатории д’Эреля. Он показал ей, как за два-три часа растворяется полностью, под воздействием фага, большая колония микробов. Американка попросила у д’Эреля немного культуры фага.

Вернувшись