Лишь бы не было войны - Владимир Булат

Около одиннадцати Антон шепнул мне: "Действуй" и ушел.

В ту же ночь мне приснился сон, заслуживающий особого упоминания. Я в Киеве. Лето. Тепло. Каштаны. Сажусь в поезд. В купе входит гренадерский поручик в форме, но без фуражки. На вид лет 20. Да это же мой прадед Иван Сергеевич Тарнавский! С ним дама в дорожном платье и вуали. Это его жена, моя прабабушка - Ханна Николаевна, в девичестве фон Трампедах. Ей - 17. Мысль мчится, обгоняя все поезда вместе взятые. Я таинственным образом перенесся на сей раз в прошлое - в лето 1917 года - еще не все потеряно договариваемся с поручиком - и к Корнилову - чтобы шел на Петроград без малейших колебаний и вешал всю демократическую сволочь! "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!" В душе - оркестр и слезы. Но тут поручик замечает, что на мне креста нет. Начинаем спорить. Я готовлю целую тираду апологии наших прекрасных славянских богов. Ханна Николаевна, как-то постарев на глазах, нас примиряет. Смотрю в окно. Поезд уже едет вдоль Днепра. На Днепре громадные валы, вровень с поездом, который едет по обрыву на высоте десяти метров над уровнем воды. Это напоминает вагнеровскую увертюру. Невероятно хорошо вижу без очков; все яркое и красочное, как на американском буклете. Дальше водная гладь, над которой встает солнце. Несколько девчонок в футболках и закатанных до колен спортивных штанах моют ноги в воде. Так хорошо вижу, что различаю маникюр на ногтях пальцев ног (на расстоянии 15 метров!) Пожалуй, это девчонки из нашего университета. Значит, началась массовая репатриация в прошлое (лучше жить в 17-м, чем в 96-м!) Надо как-то сойти вниз...

Проснувшись в бывшей нашей квартире, я тут же вышел на балкон и с высоты третьего этажа оглядел по-утреннему безлюдную площадь. Нет, это всего лишь сон. Хотя всякий раз, когда я вижу сон, я не сомневаюсь, что это явь акустика, цвет и т.д. А жаль... Там-то я уж точно знал бы, что! надо делать. Уж я бы постарался, чтобы не настало ни 7 ноября, ни 12 декабря тем более. Судьба чертовски несправедлива ко мне. Почему, столь любящий древность, был я слишком поздно рожден - как сказал один китайский поэт с неблагозвучной фамилией.

АВЕНТЮРА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой Антон дает понять, что деньги тоже пахнут.

За эпохой буржуазии последует эпоха рабочего, за экономикой свободного рынка и буржуазными политическими компромиссами - эпоха авторитарного господства и планирования.

К.Зонтеймер.

Позавтракав у гостеприимной Галинки, я спустился вниз к Антону и застал его за сборами.

- Куда?..

- Если хочешь, составь мне компанию.

- А куда?..

- Потом скажу.

Заинтригованный, я согласился.

Во дворе уже стоял черный мотоцикл с коляской, куда мы забрались и быстро понеслись по утреннему Орехову. Через пять минут мотоцикл уже стоял перед железнодорожным шлагбаумом. Я насчитал тридцать пассажирских вагонов, следующих из Жданова в Киев. За путями тянулись частные домики (я, кажется, никогда не был в этой части города). Нашей целью был один из мелких поселков к югу от Орехова.

- Видишь ли, - сказал мне Антон, когда мы слезли с мотоцикла, - в нашем наилучшем из возможных обществ все же есть "отдельные недостатки", на которые наше руководство не реагирует, полагаясь на творческую активность масс...

- Ты имеешь в виду что-то вроде народной дружины или "голубого патруля"?

- Ты почти угадал. Только мы контролируем не чистоту водоемов или мелкое хулиганство, а незаконное обогащение отдельных членов советского общества.

- А-а! Так у нас это тоже есть. Называется рэкет.

- Что есть сие?

- Молодые люди, вроде нас с тобой, объединяются в банду и облагают мелких коммерсантов налогами, защищая их при этом от других банд.

- Это напоминает философию истории Чернышевского. А что они делают с выручкой?

- Берут себе, чтобы со временем самим стать мелкими предпринимателями...

- Заколдованный круг... Вот где проявляется ваша буржуазная сущность! Всякий Робин Гуд мечтает стать шерифом. Нет, у нас все по-другому. Во-первых, мы не воруем у торгашей деньги.

- А что же вы с ними делаете?

- Они их поедают...

- Серьезно?!

- А куда девать деньги-то?! Можно было бы сжигать, но это менее эффектно.

- Насколько я понял, ты действуешь не в одиночку.

- Ты правильно понял, и мы сейчас направляемся на встречу с моими соратниками.

Уже вечерело, а мы все еще сидели в засаде под видом картежников, собравшихся на кружку пива под прикрытием дровяного склада. Наша жертва проживала на втором этаже небольшого домишки. Еще в обед один из нас под видом агента соцстраха выяснил у соседки, что хозяин возвратится поздно вечером. Но надо было ждать, другого случая могло не представиться.

Наконец около девяти в кухонном окне жертвы зажегся свет. Мы встрепенулись. Под окнами его квартиры росло несколько больших черешень; по стволу мы забрались на балкон и через небрежно прикрытую дверь бесшумно проникли в зал. Торгаш был не один, и это едва не испортило наши планы; но тут же мы услышали женский голос - его собутыльницей была какая-то девка, которой не хватало на покупку немецких полусапожек с гермесовскими крылышками. В масках и с преувеличенно большими пистолетами мы вошли на кухню в момент их первого поцелуя. Он - рябой и плохо выбритый - сразу понял, кто мы, а его гостья окаменела на все время нашего посещения.

- Сколько вам надо? - спросил он, бледнея с каждым словом.

- Все! - Антон был намеренно немногословен, дабы его голос не запомнился жертве.

- Но ребята!.. имейте же совесть...

Пять дул смотрело на него. Из тайника под половицей он достал внушительных размеров пакет со сторублевками, и я засомневался, съест ли он это все. Но нет, по приказу лаконичного Антона, он порезал их пополам и, запивая водой из-под крана, начал пережевывать. На глазах у него выступили слезы, а сами глаза все бегали: не ждать ли откуда подмоги. Но подмоги не было: ни один дворник, сосед или налоговый инспектор не появились в ту гибельную для его капиталов минуту. На триста тринадцатой купюре он взмолился:

- Может, хватит?..

- Тебе посолить? - Антон был неумолим.

Эта трапеза - самая дорогая в жизни нашей жертвы - продолжалась около получаса. Наконец, последние три сторублевки Антон вручил торгашу, которого уже начинало рвать, и сказал:

- Это твоя зарплата. Помни это.

- Но это мои кровно заработанные деньги, - заартачился тот, хотя было уже поздно.

- Ты не космонавт и не балерина. Не может столько человек твоего пошиба заработать честным путем. Пора!

Пока рыцарь предпринимательства ползал по полу, отрыгивая остатки своего состояния, мы покинули его квартиру тем же путем, что и пришли, и быстро рассыпались в кромешной тьме. Наш мотоцикл стоял у дверей сберкассы.