Призрак штрафбата - Дмитрий Морозов

Девушка довольно улыбнулась и сказала спокойно и выразительно:

– Ну вот! А мучился, метался! Ты же мастер ювелирных касаний! Нужно было просто расслабиться и делать то, что лучше всего получается.

– Да? – Ладар счастливо подпрыгнул и тут же замер, глядя на собеседницу, поражённый внезапным открытием. – А ведь ты уже не выглядишь ребёнком. Ты стала старше! Теперь ты юная, но вполне сформированная девушка.

– Это плохо. – Дзега нахмурилась. – Моё время тут течёт слишком быстро. Нужно выбираться с территории Хаоса, а ты всё ещё не готов к тому, чтобы защитить меня.

– Так ты для этого обучаешь меня управлению изначальными силами?

– Возможно. Пока и я не знаю, как получится. Но подобные знания и тебе нужны, как воздух, разве нет? И вообще, пока у нас прорыв, нужно учиться дальше.

– И что у нас следующим уроком? – Ладар привычно окунулся в мир небытия, с сомнением оглядывая пространство. – Тут так пустынно… Кроме векторов, ничего нет.

– Есть, на более высоких уровнях! Ты же не в мёртвых вселенных, тут есть всё, просто мы нырнули очень глубоко. И потом – чтобы создать что-то из чистой энергии, нужно время.

Ладар в недоумении моргнул, картинка смазалась, и он вновь оказался возле костра.

– Однако ведь время течёт само по себе, что я могу с ним сделать?

Дзега закусила губу, сосредоточенно глядя в огонь…

– Да, ещё и теорию о слоистом времени ты не осилишь. Не всё сразу. Ладно, ты умеешь играть на чём-нибудь?

Ладар растерялся, потом залился краской и, в смущении покопавшись в вещмешке, вытащил небольшую старую свирель.

– Вот. Когда-то я свистел на дудке, но мой первый учитель увидел и подарил её… И даже показал пару мелодий. Просил играть их ему, когда накатывал очередной приступ боли, тогда ему становилось полегче.

– Сыграй.

Парень тщательно протёр старое, потемневшее дерево. Столько всего с ним приключилось за последнее время, а свирель учителя так и валялась на дне его мешка. Память о друге? О втором отце? Он никогда и ни для кого не играл – просто не считал, что умеет делать это так же красиво, как выступающие в их городе заезжие музыканты. И вот – эта странная девочка… нет, уже девушка легко уговорила его на то, что он считал похороненным в глубинах памяти.

Старая, старая флейта… звонкая, чуть надтреснутая мелодия, в которой слышно журчание ручья, крики птиц и лепет младенца… Безыскусная, простая, зато идущая от сердца. Дзега слушала её, чуть прикрыв глаза – и губы её трепетали, словно ведя не слышную никому песню.

– У тебя был хороший учитель. Он не стал портить твой вкус глупыми песенками и нотной грамотой. Тебе достаточно вложить душу – твоя свирель затронет сердце. Это подойдёт. Дай один звук.

Длинный, протяжный вздох пронёсся над поляной.

– Теперь короткий.

Свирель вскрикнула, как испуганный ребёнок.

– Хорошо. Вернись в небытие. Отлично. Теперь представь: каждый звук – это мгновение. Короткое и длинное, яростное или спокойное. Раздай их векторам – и сыграй свою мелодию.

Словно в тумане, Ладар поднёс свирель к губам… Странный, призрачный мир встрепенулся, тугие волны застыли, готовясь к непонятно чему – и крохотная мелодия ударила в призрачные своды, заставив вектора, больше всего похожие в этот момент на длинные извивающиеся нити, сплестись в какой-то новый, простенький и незамысловатый узор.

Заранее страшась увиденного, Ладар открыл глаза. Прямо перед ним простиралась очередная вырубка. Вновь своими забавами с изначальными силами он проредил древний лес. Но в этот раз не дымящаяся, исковерканная земля с измочаленными кусками деревьев лежала перед человеком – нет. Скорее, последствия его забавы с векторами создали гать через болото. Ровные ряды брёвен уходили к горизонту, образуя новую дорогу, по которой так и подмывало пройти.

Тонкая ладонь легла на его руку.

– Поэтому и говорят: «Изначальная музыка творения». В Хаосе все вектора подобны волосам, спутанным и свалявшимся. У Творца они образуют огромный гобелен, где всему есть своё место, создающее картину мира. Уложить их так, чтобы им самим понравилось, и они сами стремились лечь поудобнее – искусство, не доступное никому, кроме самого Создателя. То, что сделаешь ты или я, исчезнет со временем, прорастут новые деревья и всё станет, как прежде. Люди называют это законами природы, не понимая, что просто слышат изначальную музыку, создающую этот мир. В иных вселенных, у иных Творцов музыка другая – и их законы другие.

Ладар помолчал, вслушиваясь.

– Ну а если без аналогий?

Очередной звонкий смех вспугнул молчание притихшего леса.

– А без аналогий не получится. Ты не Создатель и даже не бог. Тебе не под силу понять всей сложности процессов, с которыми ты так легко играл. Малыш, тебе удалось соединить разрушение и созидание, энергию и искусство, силу и музыку, найти свой путь – не заморачивайся потаёнными смыслами. Никто и никогда не в состоянии постичь всё до конца. Ну, за исключением, быть может, Творца. Не уподобляйся сороконожке, в своём стремлении понять, как нужно ходить разучившейся это делать! Просто играй!

Резкий прыжок вперёд – на странный, покрытый узорами пол зала. Голова на секунду закружилась, всё поплыло – и вокруг поднялись призрачные стены лабиринта. Сияющие стены дрожали и изгибались, словно колышущиеся от малейшего дуновения ветерка, но были полны энергией – любой прикоснувшийся к ним сгорел бы за один удар сердца. Сделан осторожный шаг – и одна из стен прыгнула ей навстречу, заставив отпрянуть. Тут нельзя идти наугад.

Нужно успокоиться. Прикрыть глаза. Посмотреть на мир так же, как смотрела совсем недавно, пытаясь идти в кромешной тьме. Яркое, ослепляющее сияние! Всё вокруг горело странным, холодным пламенем. Тысячи нитей соединяли человека с этим рисунком, с этим миром – яркие, мощные, полные силы, они тащили за собой – в огонь, в свет. И лишь одна, маленькая и слабая, почти исчезающая в сиянии нить вела к храму. Одна нить цвета ночи. И нужно идти за ней – в поисках отдыха от света, в поисках себя, в поисках тени.

Это был странный танец. Охрана, замерев на краю зала, смотрела, как удаляется их баронесса – по кругу, скользя, совершая лёгкие, плавные изгибы, приседания и повороты, вот только повторить подобное вряд ли удалось бы и эльфу. Неожиданные, нелогичные, неправильные движения. Так не танцуют – так сражаются. Отчаянно и яростно, когда силы кончаются и усталость берёт своё. Но отчаяние не бывает столь медлительным, столь прекрасным и лёгким. Это был странный танец.

Стены света наконец-то раздвинулись, обнажая тьму входа. Единственное не залитое молочной белизной место манило усталые глаза, заставляло идти напролом, однако танец ещё не окончен, нужно ускользнуть от ещё одного языка пламени, и ещё, и ещё. И, наконец, как завершающий штрих непонятного танца: скользнуть под тень сияющих стен – густую, словно вобравшую всю тьму этого зала.