Испорченная корона - Робин Д. Мейл

Он принялся массировать переносицу.

– Я ничего не устраивал. Отец…

Я подняла руку и перебила его.

– Вы говорите, что другие мной манипулируют, а сами так запросто мне врете, да? Мы оба знаем, что ваш отец, наверное, даже не помнит, что я здесь.

У Эвандера округлились глаза и напряглась челюсть. Я думала, что невозможно выглядеть более разгневанным, но оказалась неправа.

– Что вы знаете об отце? – Его слова были пропитаны таким презрением, что я на миг осеклась.

Но прикусить язык все же не смогла.

– Знаю, что он не посылал этого письма.

– Ничего вы не знаете, – поправил он. Это был приказ, а, возможно, даже угроза.

– Я…

– Ничего. Вы. Не. Знаете, – повторил он, на этот раз еще отчетливее выговаривая каждое слово. – И если вы постараетесь проявить хоть немного здравого смысла, то сможете это запомнить.

Нас прервал короткий стук в дверь, и один из солдат сказал, что нужно выехать до того, как стемнеет. Эвандер прошел через всю комнату и оказался прямо передо мной, так близко, что я физически ощущала исходящий от него гнев.

Я замерла, не желая уступать, даже когда он протянул руку в опасной близости от моей талии, задев меня пальцами. Он дышал шумно и раздраженно, а я будто вовсе не дышала. Ощущение, похожее на страх, но чуточку более зловещее, расползлось по спине.

Эвандер повернул дверную ручку. Мне ничего не оставалось, как подвинуться, иначе он оттеснил бы меня дверью, так что я нехотя отступила.

Он сбежал по лестнице, отправив Кирилла караулить меня, пока я спешно собирала вещи. Когда мы наконец пришли в конюшню, я направилась прямиком к лошади, на которой ехала до этого, но Са́му меня остановил.

Он сморщился от омерзения и схватил меня за руку, как будто думал, что я вот-вот сбегу.

– Почему пленница позволяет себе такие вольности? – спросил он у Эвандера. – Нельзя же ей ехать на отдельной лошади.

– Она будет помехой в пути для любого, с кем поедет верхом, – ответил тот. – Да еще в такую пору, когда изгои активны, как никогда.

– Теперь у нас много людей, – возразил стражник. Он говорил почтительно, но был настойчив.

Эвандер вздохнул.

– Мне все равно, как она поедет, Саму.

– Артем, – позвал настырный стражник. – Возьми принцессу.

Солдат, почти такой же крупный, как Кирилл, кивнул, откровенно плотоядно на меня пялясь. Я сделала над собой усилие, чтобы не спасовать, не показать ни смущения, ни страха, пусть мне меньше всего хотелось провести следующие несколько дней на коленках у этого громилы.

Не то чтобы у меня был выбор, но создавалось впечатление, что он будет наслаждаться моим несчастьем.

– Отставить, – рявкнул Эвандер, непростительно противореча самому себе. – Она поедет с Тарасом.

Я попыталась скрыть нахлынувшее облегчение.

Подумать только, всего несколько часов назад я жаловалась, что мне приходится терпеть компанию этого чопорного парня. Я боялась, что Тарас начнет возражать, но, к моему удивлению, он без колебаний подошел ко мне. Мужчина чуть ли не заботливо помог мне сесть в седло и даже встал между мной и солдатами, загородив, пока я садилась.

Наверное, его смягчил приз в конкурсе ягодиц. А может, он наконец-то понял, что я не представляю угрозы для Эвандера. И ни для кого другого. Я просто пленница, чья надежда изменить свое положение стремительно тает.

* * *

Следующие несколько дней показались мне вечностью.

Не было ни разговоров, ни игр с выпивкой. Все смотрели перед собой и держали спины прямыми. Когда приходило время ночевки, солдаты обменивались лишь парой слов, когда от одного к другому передавали пайки.

Даже Кирилл говорил мало, хотя каждую ночь я спала между ним и Тарасом.

С тех пор, как мы уехали из сторожки, Эвандер ни разу ко мне не обратился. Ни колкого замечания, ни едва прикрытого снисхождения. Лишь ледяное молчание.

Все казалось холодным, мрачным, унылым, и дело было не только в надвигавшейся на нас метели. Дело было гораздо серьезнее. Что-то проникло в самую душу, и я не могла от этого ни отделаться, ни посмеяться.

Я скучала по Тео. Скучала по Давину. Скучала по дому.

Мне пришло в голову, что я чувствую себя как никогда одинокой, потерянной. У меня по-прежнему не было ответа, кто дергает за ниточки: Эвандер, его отец или кто-то другой.

А еще была леди Мэйри.

Я ничего не понимала, и только желание разгадать эту тайну удерживало меня от того, чтобы полностью не уйти в себя. Впервые я поняла, почему Авани месяцами не вставала с постели.

Глава 40

Насчет постели я оказалась права.

Несколько недель после нашего возвращения я лежала, зарывшись поглубже в одеяла и вылезая, только когда было пора ужинать или принимать ванну. Таисия была очень любезна, когда приносила еду, хотя держалась слегка отстраненно.

Писем не было. Тео с Давином, наверное, только что вернулись в чертог Лося, а Мила, скорее всего, думала, что я уже буду с ними. Кажется, мы обе были чересчур оптимистичны, но я не позволю себе допустить еще одну такую ошибку в ближайшее время.

Несколько раз ко мне стучались стражники. Дмитрий даже спрашивал, не хочу ли я сыграть в карты, но я едва заставила себя ответить. Наверное, мне следовало бы прилагать побольше усилий, ведь моя жизнь вряд ли изменится в обозримом будущем, но я не видела в этом особого смысла.

Особенно, когда я начала сомневаться, что снова увижу родных. Медведи могут убить меня назло, когда за мной приедет отец. А если они этого и не сделают, сколько времени понадобится, чтобы договориться о моем освобождении?

Если, конечно, Тео не женится на ком-нибудь другом.

От этой мысли мне становилось физически плохо.

Но я говорила серьезно. Он не может отложить свою жизнь из-за меня, и мы оба знали, что Иро ему этого не позволит. Но от того, что я это понимала, не становилось менее тошно.

Теперь, когда я тут застряла, я все равно его потеряла.

* * *

Однажды, когда обеденное время уже прошло, а до ужина было еще далеко, послышался уверенный стук в дверь.

– Ваше Высочество, это Кирилл.

Я крикнула, чтобы он вошел. Его лицо было чересчур отстраненным, когда он стоял, протягивая конверт.

– Что там? – недоверчиво поинтересовалась я. Нам было бессмысленно прикидываться, что он не знает.

– Вы захотите прочесть, – тихо сказал стражник. С этими зловещими словами он развернулся и вышел.

Адрес на письме был написан почерком, который уже стал до