Прости за любовь - Вета Маркова

Потом они втроём общались по скайпу с Германом и Генрихом, Дарья дразнила братьев весёлой компанией.

Одним словом, вечер удался, но… Вика лишь умело скрывала свои переживания. Для неё практически ничего не поменялось. Ей было всё также тяжело, больно и мерзко.

Татьяна вчера долго разговаривала с Дашей по телефону, решив найти у Даши поддержку и доверить той историю Вики. Поэтому и Игорь не случайно появился сегодня в квартире Генриха, Дашка попыталась воспользоваться его феноменальными способностями.

Уходя Игорь шепнул Дарье:

— Вика винит во всём случившемся себя. Нужно убедить её в обратном. Ей очень тяжело и больно, но она закрылась в своей ракушке. Прочитать, что произошло не смог, в душе непроглядная темнота, извини.

— Спасибо, Игорь.

— Дашка, по дружбе узнай о подружке Виктории что-нибудь, — неожиданно попросил Игорь.

— Понравилась? — ехидненько улыбнулась Дарья.

— Интересная… — многозначительно ответил мужчина и сбежал за дверь.

Глава 22

Генрих

С трудом переношу разлуку с Викой. Эти две недели кажутся вечностью. Каждый день общаюсь со своей девочкой по телефону, но мне этого мало. Я хочу не только слышать её нежный голосок, но и видеть, чувствовать. Вика устроилась на работу, ей там всё нравится. Вика так увлечённо обо всём рассказывает, только вот всё это не приносит мне спокойствия.

В один из вечеров не могу дозвониться до Вики. Мы с ней успели уже пообщаться утром, потом переписывались днём, во время обеда Вика мне звонила сама. Общения было достаточно. Но вечером как-то нехорошо защемило в груди, защемило и не отпускает.

Решаю позвонить, но Вика не берёт трубку ни после первого звонка, ни после второго, ни… Сердце разрывает тревога и предчувствие чего-то плохого. За какой-то час я успеваю себя накрутить так, что хоть пешком иди. Выдыхаю, когда после очередного долгого звонка трубку берут, но берёт не Вика, а её подруга, хотя и объясняет причину отсутствия Виктории рядом головной болью моей девочки. В головную боль верю с трудом. Вернее, не верю вообще, но заставляю себя поверить, запихнув сомнения подальше и поглубже.

И именно после этого вечера чувствую изменения со стороны моей девочки. Её накрывает волна задумчивости, исчезает игривость из голоса, Вика постоянно напряжена и насторожена. При разговоре взвешивает каждое слово, словно боится сказать что-то не то.

Поэтому последние дни в Германии для меня кажутся адом, несмотря на то, что рядом находятся мои родители, которых я боготворю и безмерно уважаю.

Герман, как никто другой, понимает меня. Во время перелёта брат старается поддержать, но…

— Генрих, прошу только, не руби с плеча. Чтобы не случилось, дай ей возможность выговориться и оправдаться, если будет в чём.

— Ты что-то знаешь?

Я смотрю на брата во все глаза, пытаясь понять, он что-то знает или это лишь его предположение, одна из версий. А Герман, дав возможность мне немного переварить сказанное им, продолжает.

— Ничего я не знаю, только то, что рассказывал ты и Дарьянушка. Ей Вика очень нравится, они часто общаются, — но это для меня не было секретом, Вика тоже было в восторге от Дашки. — Пойми, ты ворвался в её жизнь так стремительно. Она до сих пор до конца не понимает, что с ней произошло. Генрих, если не хочешь её потерять, не дави на Вику. Она очень нежная и хрупкая.

— Возможно, но она упёртая, как сто баранов. Переубедить её невозможно. Как здесь можно быть рядом и не давить, — пытаюсь возразить я.

— Я тебе сказал, ты меня услышал, Генрих.

Вот именно эта фраза заставляет меня задуматься, всё осмыслить и принять решение, дав Вике возможность привыкнуть ко мне.

По прилёту спешу домой, как, впрочем, и Герман. Брат даже на чашку кофе не заходит, поднимается ко мне только взять ключи от машины.

Я же, позвонив Виктории, сообщаю, что я дома, с нетерпением жду её окончания рабочего дня. Встречаю Вику с работы на ступеньках её офиса. Девочка рада меня видеть, спешит на встречу ко мне, но в самый последний момент останавливается, и улыбка пропадает с её лица. Что произошло? Что помешало ей впорхнуть в мои объятия так, как прежде?

Я делаю последний шаг, разделяющий нас, и заключаю свою маленькую в объятия, целую. Вика, хотя и отвечает на поцелуй, но как-то осторожно. Что не так? В моё отсутствие явно что-то произошло. В этом я уже уверен на все сто. Только вот ЧТО? В этом придётся разбираться.

Виктория

Сегодня приехал мой любимый мужчина. Нет его на свете лучше! Но мне не суждено быть с ним рядом. Хотя меня и Таня, и Даша, и Анна Павловна в один голос убеждают в обратном, уверяя, что то, что случилось со мной, может случиться с любой женщиной и нельзя на себе ставить крест. Но я так не могу. Я недостойна Генриха.

Накануне его приезда, целый вечер готовила речь, репетировала, как я отдам ему кольцо и исчезну из его жизни. Утром всё повторила ещё раз. Но, увидев Генриха на ступеньках центра, не могу сказать ни слова, словно онемев, любуюсь этим шикарным мужчиной и всё.

Мой мозг противится моему решению. Я не могу добровольно от него отказаться. Любуясь Генрихом, на ум приходит «сам не ням и другому не дам», и я решаюсь идти до конца. Решаю обязательно ему всё рассказать, но не сейчас, чуть позднее. А пока просто не подпускать его к себе очень близко, в тем более не пускать в спальню. Очень хочется ещё хоть немного понежиться в объятиях его синих омутов. Я уверена, как только он всё узнает, сам выставит меня за дверь…

Поймав в свои объятия, Генрих целует меня, не обращая никакого внимания на проходящих мимо людей, а потом тихо шепчет:

— Я так скучал, маленькая, пойдём домой.

Но я предлагаю немного прогуляться по парку. Идём почти молча, он нежно обнимает меня. Его рука покоиться на моей пояснице, а я прижимаюсь к его плечу и ловлю такой родной запах.

— Как родители? — наконец-то набравшись смелости заговорить, спрашиваю я.

И Генрих рассказывает о родителях, потом разговор плавно перетекает на Аннет, её увлечение медициной, немного говорим про Марка, ему пришло приглашение от одного известного немецкого издательства поработать журналистом международником.

— И что, Марк согласился? — интересуюсь я, но тут же замечаю, как напрягается Генрих, взгляд его ласковых глаз становится колючим.

— Тебе интересно?

— Он же твой племянник, — пожимаю плечами я.

— Пока думает, — уже