Подсадной - Андрей Кивинов

Увлечение. Коля вдруг вспомнил, как год назад сидел в камере под одним студентом. Юношу, как и его сейчас, прихватили с оружием. Правда, не с пистолетом, а с гранатой. И точно так же студент попросил передать привет друзьям. После переданного привета Виталик предотвратил взрыв жилого дома. Хотели некие хорошие люди одного зажиточного товарища ликвидировать незатейливым способом — взорвать его дом. Вместе с остальными, невинными жильцами. Чтоб власти на чеченских боевиков подумали. «Вон они что в Москве творят, а теперь и до Питера добрались…» И взорвали бы, если б не Коляныч. Тротил ждал условного сигнала с брелока.

Сколько в доме народа? Человек двести, не меньше. Мучили тебя тогда угрызения? Наоборот, гордился собой, когда по ящику объявили, как ФСБ взрыв предотвратила… Грудь колесом! И с Виталиком тогда бутылек раскатали за спасенные души. Виталик грамоту получил и премию. А ты глубокое моральное удовлетворение и кожную сыпь. И даже не особо расстраивался, когда некоторые газеты написали, будто никакого взрыва не планировалось, а ФСБ решила создать себе дешевый пиар, подкинув невинному студенту гранату.

Или мужика вспомни, который, вернувшись домой, нашел в комнате жену с перерезанным горлом. Его, естественно, сразу в оборот. Мотив имелся — разводились, имущество делили, причем почти все убитой отходило. Кровь на одежде, алиби никакого. Местные опера уже наверх отрапортовали, что «мокруха» раскрыта, гонца за пузырем послали, отметить. Следователь постановление о задержании выписывал. Но повезло мужику, что в тот вечер от РУБОПа Виталик дежурил и тоже выехал на происшествие. А приехав, засомневался и Коляныча выдернул. Давай, поработай под мужиком хоть часок. Убедиться для себя — он, не он? Коляныч поработал. Вышел из камеры и твердо выложил — не он. Не сыграть так. Отвечаю. Мужика, конечно, в ИВС отправили, но копать дальше стали. И нашли настоящего убивца. Новый женушкин хахаль оказался. Виталик говорит, муженек плакал, когда из изолятора выпускали. Не верил ни хрена, что разберутся. И теперь вопрос — набил бы он Колянычу рожу, узнай, что тот наседка? Вряд ли. Наоборот, поляну выкатил бы, а то и все имущество неподеленное отдал.

А сейчас что? В чем ситуация изменилась? Да ни в чем! Просто перемена мест. Только в отличие от математики итог почему-то другой.

Все, хватит! Созрел! Сейчас из этой переделки выкручусь, и аллес! Пылесосы ждут. Три дня, кстати, потерял с этими комбинациями — целых шесть демонстраций. Сколько бы заработал!

А все-таки интересно, кто же нас сдал?.. В смысле — их. Святослава Святославовича и Андрея Антоновича.

…Минут через сорок один из задержавших его молодых людей открыл дверь:

— Подъем. По коридору и налево.

«Знаю», — хотел сказать Коля, но промолчал.

Его привели в бывший кабинет Вяземского. От старого интерьера сохранился только сейф да детектор лжи — слесарные тиски. Как символ правды. Да, пожалуй, мелодия, непроизвольно закрутившаяся в голове: «Джонни, о-е…» Альма-матер. Начало большого пути. С кем я тогда работал? С ангелом, срывавшим серьги. Это не забудешь, как первую любовь. Интересно, где он сейчас? Сидит или уже вышел?

— Падай, — указал на шаткую табуретку старший борец с расхитителями оружия. И после того как Коляныч упал, задал вполне ожидаемый и совсем не оригинальный вопрос: — Ну что, вольный стрелок, нам рассказывать или ты сам?

— Наверное, лучше вам, — выбрал Коляныч, решив не открывать карты раньше времени. Кто знает, что это за господа? Вдруг «оборотни»? Когда затеют бить, откроюсь.

— Да нам-то несложно, — начал нагнетать младший, — только после этого и отношение к тебе другим будет. Со всеми вытекающими. И втекающими.

— Понимаете, я и рад бы. Но не совсем понимаю, что вы от меня хотите. Я художник, утром приехал из Москвы, выбирать натуру на Финском. Там очень необычный пейзаж — с одной стороны Кронштадт, а с другой завод, у нас такого не встретишь. Очень колоритно. Полная эклектика — история и современность… Вдруг вижу, у камней лежит предмет, похожий на пистолет. Я плохо разбираюсь в оружии, в армии не служил. Думал, зажигалка. Китайская. Потерял кто-то. Их сейчас много в ларьках. Поднял, стал рассматривать, а тут… В голову ударили. Больно. А меня нельзя бить по голове. Операцию делали. Видите, шрам?

— Сейчас еще ударим, художник. Остальные что там делали? Тоже натуру выбирали?

— Я не спрашивал, — продолжал валять дурака Коляныч, — но, возможно, у них было свидание… Там укромное место, людей мало… Удобно.

Борцы переглянулись и брезгливо поморщились. С кем работать приходится. «Голубой» курятник.

— Поверьте, я говорю правду. У меня скоро персональная выставка в Манеже, приходите. Билеты дорогие, но я оставлю вам пригла…

— Заткнись и слушай сюда, — перебил старший, одним пальцем крутанув ручку тисков. — Взяли тебя со стволом в руке и патроном в патроннике, так что статью ты уже имеешь. Ствол, между прочим, похищен полгода назад при нападении на поселковый отдел милиции под Москвой. Убито два сотрудника. Взяли еще тридцать один пистолет, четыре «калаша» и десяток гранат.

— В милиции есть гранаты?.. А зачем?

Младший вместо ответа выбил табуретку, а когда Коляныч грохнулся оземь, схватил его за отвороты пиджака и глухо, но яростно пояснил:

— Вот что, петух! Там, за стенкой, твои кореша строчат наперегонки чистосердечные признания! И про стволы, и про нападение на отдел, и про Джабраила. И если ты, пидор, через минуту не дашь расклад, я буду оказывать на тебя тяжелое психологическое и физическое давление. Пока не раздавлю. Понял?!

Разумеется, монолог дан в сокращенном виде, без метафористических оборотов, которыми оперативник владел в совершенстве. Такое не стерпела бы даже туалетная бумага. Закончив речь, он легко поднял Коляныча с пола и усадил обратно на табуретку.

— Понял, понял, — поспешил заверить тот, поправляя ворот рубашки, — сразу бы так и говорили… Зачем костюм-то портить? Шестьсот баксов, между прочим… Мне надо позвонить питерскому адвокату. Можете позвонить сами, я дам его пейджер. Только в этом случае я все расскажу. И про стволы, и про Джабраила.

— Ты нам сейчас все безо всяких условий расскажешь. Художник от слова «член»!.. Имей в виду: стволы уже поехали изымать. На Казанский вокзал. Когда их изымут, можешь своим раскладом подтереться.

«Эх, мужик, а говорил — честный фраер, советом пособишь…»

— Так давайте подождем. Раз поехали.

— Документы где твои, живописец?

— Я же сказал дежурному — отобрали ваши люди. Вместе с часами, кстати, и бумажником.

— Бумажник и часы есть, документов нет.

— Значит, потеряли. Ищите.

Допрос прервал телефонный звонок. Старший снял трубку:

— Да. Так. Так. Хорошо. Понял, понял! — Тон был показательно бодрым, оперативник не скрывал положительных эмоций. — Изымайте все, потом разберемся. — Положив трубку, он повернулся к напарнику: — Камеру вскрыли… Все пучком. — Потом посмотрел на Колю. — Ну что, Репин хренов? Дорисовался пейзажи? Кто напал на отдел? Джабраил?

— Да. — прошептал Коляныч, посмотрев искоса, низко голову наклоня.

— С кем?

— Не знаю, он не говорил. Возможно, с Вагитом. Это бывший его.

— В каком смысле «бывший»?

— Бывший? — Коляныч изобразил испуг якобы от опрометчиво сказанной фразы. — Я имел в виду… Дружили они. Потом поссорились.

Оперативники снова поморщились. Старший срочно закурил.

— Что еще за ними, кроме отдела?

— Не знаю, мне только про это рассказывали.

— Где сейчас Джабраил?

— Дома, наверное. Или на работе.

«Вроде не „оборотни“». Про нападение на отдел в Подмосковье Коляныч действительно слышал — по всем каналам показывали. До сих пор не раскрыто.

Глаза оперов светились счастьем. Победа! Какого «глухаря» подняли!.. Но продолжим, продолжим, пока человек готов каяться, пока он тепленький.

— И где он работает?

— А мужики разве не сказали?

— Сказали. Только мы тебя проверить хотим.

— А-а-а. В РУБОПе он работает. В отделе по борьбе с терроризмом. — Коляныч решил не глумиться дальше над людьми, добросовестно выполняющими свои обязанности. Может, не очень качественно, но… Как умеем, так и работаем.

Наступила минута молчания. Еще два памятника для истории. Даже сигаретный дым замер, словно на стоп-кадре. «Глухарь» вновь расправил крылья. А почетная грамота была так близко.

— Не понял, в каком РУБОПе? — каким-то тусклым голосом уточнил старший.

— В нашем, в питерском. Могу телефон дать.

— А фамилия его как?

— Обручев.

— Виталик, что ли?

— Он самый. Позвоните, скажите, что я здесь. Он, наверное, обрадуется… И вы тоже…

— Я, мать вашу, как чувствовал!!!.. Они ж…

Окончание фразы затерялось среди многочисленных афоризмов, поэтому воспроизвести ее целиком перо не повернется. Виталик, чуть не своротив замок зажигания, завел двигатель служебной «шестерки» и вырулил с милицейского двора прямо по газону. Эмоции хлестали, словно нефть из новой скважины.