Маленькие радости - Оливия Уэдсли

– Ты должна пойти домой, Тони. – Он обвил ее рукой. – Какая ты худенькая! Идем, я усажу тебя на извозчика. Что ты скажешь, если они спросят, где ты была?

Она страшно возмутилась этими шаблонными, бесцветными словами. Это было таким скучным финалом их огромной радости.

– Почему ты со мной разговариваешь так, как будто тебе все равно, куда я еду и когда? – спрашивала она. – В самом деле, я тебя не понимаю. Один момент ты как будто любишь меня, в следующий ты говоришь, что нам надо расстаться, что я не должна была приходить сюда, что я должна идти домой и что ты меня усадишь на извозчика. – Она коротко рассмеялась. – Такой романтический конец, не правда ли? Роберт, – она сильно сжала его руку, – действительно ли ты меня любишь или только, как ты недавно выразился, я забавляю и привлекаю тебя?

У Роберта явилось большое искушение солгать ей. Это положит конец всему, это будет самый простой исход для нее. Если он ей скажет, что он только играл ею, что весь их роман был только мимолетным увлечением, она будет его презирать и забудет его.

Он совершенно отчетливо сознавал, перед чем они оба стояли в этот вечер. Нельзя было избежать неизбежного, поскольку он знал жизнь, если они не расстанутся. Тони была молода, совсем дитя, но она не была ребенком ни в своей способности чувствовать, ни в своей требовательности, ни в своем умении давать. Он должен уйти, оставить ее, заставить ее забыть его, если он только может. В конце концов, несмотря на силу своей любви, она еще так молода. Горячая волна стыда залила кровью его шею и лицо. Он до того имел бесчисленное количество любовных увлечений, но это, по крайней мере, всегда было с женщинами, знавшими каждый ход игры.

Внушить любовь Тони было все равно что дать ребенку играть с огнем, не сказав ему, что он жжет.

Роберт вдруг почувствовал, что глаза Тони устремлены на его лицо. Они смотрели напряженно, с тревогой, страшные тем ужасом, который они выражали. Он хотел заговорить, когда она вдруг скользнула и упала на колени.

– Теперь ты должен меня любить, – говорила она, запинаясь, – ты должен. Я ужасно тебя люблю. Это разрывает мою душу, преследует меня, не оставляет меня ни на минуту. Утром, только я открываю глаза, ты уже со мной. Ночью, перед тем как лечь спать, – я измучена от мыслей о тебе. Я… я… ты не знаешь, что я испытывала в Уинчесе, не получая от тебя писем! Не можем ли мы уехать, я и ты, куда-нибудь и быть совершенно счастливы вместе?

Роберт нагнулся и сжал ее в своих объятиях.

– Ты не знаешь, что говоришь. Ты не понимаешь ничего. Я люблю тебя. Я только что хотел попробовать сказать тебе, что не люблю, чтобы ты могла скорее меня забыть, но я не мог этого сделать. Даже из любви к тебе я не могу отказаться от тебя. Тони, ты не понимаешь, что такое любовь между мужчиной и женщиной, да и как ты можешь это знать? Она состоит, дорогая, не только из одних поцелуев и слов. Любовь, это – боже мой, как это мне объяснить тебе?.. Любовь – это настолько же физическое единение двух человеческих тел, насколько и божественное единение двух человеческих душ. Одно без другого, если люди действительно любят, невозможно. А мы не можем быть физически близки: я женат.

Тони прямо взглянула на него.

– Я понимаю… немного, – прошептала она. – В Париже Симона всегда говорила о любви, но я обыкновенно не очень прислушивалась; теперь я вспоминаю кое-что. Роберт, неужели ты думаешь, что мне было бы не все равно, что бы со мной ни случилось, если бы это только случилось через тебя? Я не знаю, как другие любят, но я чувствую, когда ты целуешь меня, что я любила бы и боль, которую ты бы мне причинил: я так жажду тебя!

– Ты меня искушаешь так, как никогда еще в жизни меня и не искушали, – сказал он резко.

– Я хочу тебя…

– Тони! – с отчаянием крикнул он. – Не говори мне таких вещей; помоги мне уйти. Из-за тебя же, моя родная. Разве ты хочешь, чтобы я скверно поступил с тобой? Тебе только кажется, что ты этого хочешь, но потом будешь жалеть. Моя любовь, я уступаю в одном. Ты должна остаться здесь, в городе, и мы будем встречаться. Я заставлю Гетти оставить тебя здесь. Идем, дорогая, я тебя отвезу теперь домой.

– Теперь мне все равно, я могу пойти, теперь, когда я знаю, что ты меня любишь.

– Люблю, – и он привлек ее к себе. – Если бы я когда-либо раньше любил так, как я люблю тебя, моя жизнь сложилась бы иначе.

Они вместе спустились вниз и вышли на улицу. В моторе никто из них не произнес ни слова. Тони конвульсивно приникла к нему.

– Я завтра приеду, моя любовь, мое сердце, – прошептал он. – Будь дома около пяти. Спокойной ночи!

Парсонс открыл двери, и Тони проскользнула на лестницу; никто, казалось, не заметил ее отсутствия.

На момент она с горечью подумала о том, как абсолютно безразлично ее тете или Фэйну то, что она делала или куда она ушла. Значит, ей не следует думать о них. Но затем она вспомнила о Роберте, и мысль о нем затмила все остальное.

Глава XVIII

Пламя в груди. Я между адом и небом.

Леди Сомарец встретила Роберта с излияниями.

– Ты выглядишь не очень хорошо, – сказала она недовольным тоном. – Ты выглядишь так, как будто плохо спал.

На момент Роберт и Тони встретились глазами: оба знали, что последняя ночь проведена без сна.

– Я совершенно здоров, спасибо, дорогая, – сказал он, накладывая себе пирога. – Как тебе жилось?

– В Уинчесе было очень тихо, разумеется. Это так естественно.

– Я думаю, что Фэйн действительно хорошо хозяйничает. Мне сказал приказчик, что он уже совершенно овладел делами по имению. А каковы успехи Тони? – спросил Роберт, улыбаясь.

– Тони на будущей неделе уезжает в Германию, – сказала леди Сомарец непререкаемым тоном.

– Действительно, почему?

– Почему? Ясно, что для ее блага, мой дорогой Роберт.

– А что Тони скажет на все это?

– Мой дорогой Роберт… – Леди Сомарец кивнула ему.

Он обратился к Тони.

– Я не хочу ехать, – ответила она, и глаза ее прыгали. От сознания близости Роберта к ней вернулась веселость. – Веселое занятие: быть всегда либо в школе, либо вне дома.

– Это самое лучшее для Тони, – сказала леди Сомарец решительным тоном. Роберт действительно становился бестолковым и надоедливым. Она обратилась к Тони: – Пойди, пожалуйста, к Мэннерс и попроси у нее носовой платок.

Девушка тотчас же вышла.

Как только дверь за ней закрылась, леди Сомарец посмотрела на Роберта.

– Ты был очень докучлив, – с упреком сказала она.

– Я? А что я сделал?

– Было много лишних неприятностей по поводу этой поездки в Германию. Тони в конце отвратительно себя вела. Она кричала в моей комнате, отказывалась ехать и излила целый поток ругани. Уверяю тебя.