Перед лицом Родины - (Бирюк) Петров

Говорили мирно, иногда, правда, и с некоторым запалом, а потом, учредив гигантский колхоз, объединивший всю станицу со всеми ее тринадцатью хуторами и калмыцкими улусами, выбрали правление колхоза во главе с председателем колхоза Сазоном Меркуловым, рекомендованным на этот пост партийной ячейкой.

Колхоз получился огромный. Более четырех тысяч казачьих и калмыцких дворов вошло в него. На съезде колхозу было присвоено наименование "Заветы Ленина".

С первых же дней создания такого гигантского колхоза Сазон не имел ни минуты свободной. Неутомимо разъезжал он по экономиям, организованным на каждом поселении и хуторе. В экономиях шла кипучая работа - строили конюшни, воловни, базы для обобществленного скота.

В каждом поселении и хуторе создавали новые избы-читальни, библиотеки, общественные столовые, детские сады, ясли...

В Сазоне открылись необычайные хозяйственные способности, таланты крупного организатора.

К его наблюдательному, всевидящему глазу все так привыкли, что ни единого мало-мальски заслуживающего внимания вопроса без согласия или совета его не решали.

Ежедневно с утра у правления колхоза толпился народ. Люди эти приходили на прием к председателю колхоза для того, чтобы разрешить какой-нибудь наболевший вопрос, удовлетворить ту или другую насущную нужду.

С видом человека, знающего себе цену, принимал Сазон посетителей, внимательно выслушивал их и с мудростью Соломона разрешал те вопросы, которые входили в его компетенцию, и отсылал в стансовет тех граждан, дела которых требовали разрешения.

Приходил домой Сазон обычно уже поздно вечером, утомленный, но радостно взволнованный от сознания того, что он выполняет большую и нужную для страны работу.

В такой поздний час супруга его Анна Сидоровна обычно уже сладко спала. Поужинав, Сазон, чтоб не разбудить жену, тихо раздевался и ложился под ее горячий бок. Тепло, исходящее от спящей жены, его умиляло. Он крепко обнимал ее молодое упругое тело, прижимался.

- Милая моя Сидоровна, - бормотал он блаженно и засыпал.

...Сегодня воскресный день, а поэтому Сазон и Анна позволили себе поспать подольше обычного.

Лежали они на кровати примиренные, ласковые и нежные друг к другу.

На кухне старуха гремела сковородами, готовила завтрак. Проснулись ребята, спавшие на кухне. Начались крики, возня. Старуха шикала на них:

- Тише!.. Тише!.. Разбудите отца с матерью. Нехай еще трошки поспят.

Но Сазон и Анна уже не спали. Они некоторое время лежали молча, прислушиваясь к тому, что делалось на кухне.

- Ну что, Сазонушка, - мягко спросила Анна у мужа, - все у тебя в колхозе в порядке?..

- А что может, Анюта, случиться?.. - усмехнулся Сазон. - Конешное дело, все в порядке. Работы вот только дюже много. Вовек, должно, ее не переделаешь. Дело новое. Ко всему надобно умеючи подойти. Так все бы ничего, да вот только одно у меня зараз беспокойствие есть... И не знаю, что и делать и как быть. Ажно за сердце хватает...

- Что ж это такое?

- Да вот, понимаешь, Анюта, какое дело, - раздумчиво проговорил Сазон. - Дошел до меня слух, что дюже на меня рассерчал Прохор Васильевич Ермаков. Думает, что это я засадил его отца в тюрьму.

- При чем же ты тут. Ведь это дело Концова.

- Так вот поди ж ты, докажи, - сокрушенно проговорил Сазон и, помолчав, продолжал: - Надысь повстречал я Захара Ермакова. Рассказал ему, как все дело было, и просил его написать Прохору Васильевичу об этом.

- Ну, и что же он?

- Обещал.

На кухне заплакал ребенок. Старуха стала утешать его:

- Помолчи, дитятко, помолчи. Я те зараз пампушку с маком дам.

- Ты понимаешь, какое дело-то, Нюра, - повернулся Сазон к жене. Захар просил посоветовать, что ему делать, дескать, вступить в колхоз ай нет.

- Ну, и что ж ты ему ответил?

- Да что ж я ему скажу. Говорю, дело, мол, твое... Боязно мне его в колхоз принимать, по правде сказать.

- Это почему же? - даже приподнялась от изумления Сидоровна. - Не рыпи. Ты ж помнишь небось как уполномоченный Концов мне правый уклон за старика Ермакова пришивал?

- Ну так что? - насупилась Анна. - Мало ли дураков на свете. А ты испугался.

- Эге, брат ты мой! - причмокнул языком Сазон. - Как приклеют ярлык правого уклониста, так попробуй тогда его отклеить.

- Дурак!

- Чего? - опешил Сазон.

- Дурак, говорю, - строго сказала Сидоровна. - Ежели волка бояться, так и в лес не ходить... Что Захар Ермаков кулак, что ли?

- Знамо, не кулак, но отец...

- Отец тоже не кулак. Он пострадал за свою горячность...

- Во! - поднял палец Сазон. - В том-то и дело, дорогая...

- Примите Захара в колхоз, - посоветовала Анна. - Не обижайте человека... Как члены правления на это посмотрят, а?

- Да вряд ли возражать будут.

- Может быть, поехать бы тебе в райком посоветоваться?

- Не стоит, - махнул, рукой Сазон. - Не люблю с ними о таких делах говорить... Есть там умные люди, а есть такие, что их ничем не пробьешь... Затвердят себе что-нибудь одно, как попугаи, ну и не туды и не сюды...

- А Незовибатько говорил об этом?

- Да сказал на всякий случай.

- Ну, и что он?

- Сказал: делай, как тебе твоя совесть подсказывает...

- Вот умница! - восторженно воскликнула Анна. - Правильно говорит.

- Ну, уж и умница, - недовольно проворчал Сазон. - Чего ж тут умного?..

- А то, - заключила Анна, - что работай больше своей башкой.

Некоторое время супружеская чета снова лежала недвижимо и молча, погруженная каждый в свои размышления. Потом, о чем-то вспомнив, Сазон вдруг обиженно нахмурился.

Сидоровна сразу же заметила это.

- Ты что это надулся как мыльный пузырь? - спросила она.

- Ничего, - буркнул Сазон.

- Ха-ха-ха! - рассмеялась Анна. - Опять заревновал? Вообще-то, он мне по нраву. Человек дюже обходительный, - насмехалась над ревностью мужа Сидоровна.

- Брось мне тут заливать, - как обваренный кипятком вскочил Сазон с кровати. - Ежели замечу, что ты с ним фигли-мигли затеваешь, ноги обоим переломаю.

Давясь от смеха, Анна поднялась с кровати, стала одеваться.

XXXII

Константин чуть было не попал в неприятнейшую историю. На автомашине американского посольства он поехал в городок Серпухов, расположенный в полутора часах езды от Москвы. На окраине городка он разыскал замшелый флигелек старого бухгалтера Чернышева.

Старик был дряхл, глух и полуслеп. Дома он был один. И сколько ему ни втолковывал Константин о цели своего приезда, показывая сверток с деньгами и золотом, присланный сыном, старик не понимал.

- Вы кто же такой будете? - дребезжал его голос. - Ась? - подставлял он ухо к Константину.

- Я - американец, - кричал в его ухо Константин. - Из Америки! Понимаете, из Америки! Привез от вашего сына подарок вам, - указывал он на сверток. - Пересчитайте и дайте мне расписку в получении. Я должен вашему сыну показать ее. Понимаете меня?..

- Ага, значит, из Москвы? - понимающе кивал старик. - А по какому делу? Не насчет ли пенсии? Я писал Калинину. Прослужил я более пятидесяти лет...

Константин снова орал во все горло, разъясняя старику, что он из Америки и привез ему от сына подарок. Но это не помогало.

- Вы погодите немножко, - извиняющимся голосом проскрипел старик. Вот сейчас должна прийти дочка Шура. Вы с ней поговорите. Я, видите, не понимаю вас. Простите меня, пожалуйста, старика...

Пришлось ждать.

Примерно через полчаса пришла черноволосая красивая женщина лет тридцати, очень похожая на своего нью-йоркского брата.

- Я уже догадываюсь, - приподнялся со стула Константин, - что вы сестра моего друга Ивана Прокофьевича. Очень похожи на брата...

- Вашего друга? - растерялась женщина. - Откуда вы его знаете?..

Константин представился как американский журналист, коротко рассказал ей о брате и о цели своего прихода в их дом.

- Вот сверток, - протянул он ей. - Там, возможно, есть и письмо. Пересчитайте деньги и дайте мне расписку в получении или письмо, что хотите. Только, пожалуйста, быстрее. Я очень тороплюсь. И так задержался...

Женщина, побледневшая, растерянная, несколько мгновений в нерешительности держала в руках сверток, потом вдруг лицо ее налилось багрянцем, глаза гневно засверкали.

- Какая наглость! - взвизгнула она, бросая на стол перед Константином сверток. - Мне - труженице, советской женщине, советскому педагогу, предлагать эту подачку? Да как вы смели?.. Хотите поймать меня на свою удочку? Завербовать как шпионку? Вон! Или я сейчас позову милицию.

- Вы не хотите взять это? - изумился Константин, беря сверток. - Ведь это подарок от Ивана Прокофьевича вам с отцом и матерью. Хватит на всю жизнь прожить...

- Вон! - истерически кричала женщина, указывая на дверь. - Никаких мне братьев предателей не нужно.

Не понимая, что делается вокруг него, старик недоумевающе смотрел то на дочь, то на Константина.

- Послушайте меня, дорогая... Александра Прокофьевна, кажется, умоляюще проговорил Константин, - но если вы не хотите принять это, то прошу вас ради бога - черкните хоть пару слов, что вы возвращаете этот подарок обратно...