Плоды свободы - Людмила Астахова

Грэйн

Образование дает самое главное – умение пользоваться источниками и навыки анализа. С этим даже Джэйфф Элир не спорил. Хотя, конечно, со свойственной злоязычному змею иронией приговаривал: «И чему вас там только учат, в ваших военных академиях!» Это он шутил так. В Военной академии все-таки учили неплохо. Например, курс общей истории был совсем даже не лишним. Во всяком случае, Грэйн хотя бы теоретически представляла себе революцию. То есть она так считала.

Она не представляла себе революции на самом-то деле. Совсем даже не представляла. Одно дело зубрить: «В 306 году от Великого Раздора, когда противоречия, назревавшие в обществе, стали очевидны…» Увидеть все своими глазами – это совсем по-другому.

Но суровый полковник эрн Тэйдри, читавший слушателям сокращенный курс политической истории, дал Грэйн самый главный практический совет на случай ее погружения в пучину народных волнений. «Передвигайтесь по возможности ночами и стреляйте без колебаний. Потому как в такие моменты жизнь человеческая не стоит затертого арса – и ваша, и остальных». Банально, но верно. Во всяком случае, на почтовой станции этот совет Грэйн очень даже пригодился. Смешно было бы требовать от файристянских то ли потеряшек, то ли дезертиров уважения к ролфийскому мундиру, тем паче женскому. Зато как изменил ситуацию один-единственный выстрел! Пусть Локка улыбается эрну Тэйдри – пригодилась его наука. Уж как он старался, вдалбливая в мозги будущих штабных крыс (ну, а кто еще выходит из Академии Генерального штаба?) нехитрую мудрость: «Сперва стреляй, потом спрашивай!» Эрна Кэдвен, отчасти подразмякшая за годы мирной службы в Кейдренси, под боком у Фрэнгена, быстро утратила миролюбие и вспомнила все позабытые ухватки времен синтафских приключений. Попробовала бы не вспомнить! Телесные наказания будущим «академикам», конечно, не грозили – чай, не нижние чины, все при эполетах и офицерских шарфах, да и пороху уже нанюхались! – однако преподавательский состав Академии мог и словом уязвить так, что все шурии обзавидовались бы.

Но теория – это одно, а практика, с которой Грэйн столкнулась в Янамари, – совсем другое. После потока беженцев и приключения на станции ролфийка уже приготовилась стрелять по ногам каждому встречному. Однако не пришлось. Потому что особенных беспорядков, разбоя и народного разгула она так и не увидела. Видно, ошибался в чем-то эрн Тэйдри. Ни пожарищ, ни трупов с распоротыми животами, ни разоренных жилищ. Висельников на придорожных дубах, и тех нет!

Несколько озадаченная, Грэйн пожала плечами и подстегнула реквизированную лошадь, рассудив, что в Дэйнле будет видно, что у них тут за революция такая нетипичная. В общем-то ей, ролфийке, какая печаль в этих файристянских заботах? Лишь бы Джойана не пострадала, а остальное – мелочи.

Впрочем, ролфийское благодушие всегда с клыками. Поэтому когда под утро эрна Кэдвен расслышала храп чужих коней и позвякивание амуниции, она благоразумно спешилась и свела свою лошадь в ближний овраг. И не ошиблась. По дороге на Дэйнл осторожно, с оглядкой, но все равно нагло, двигался уланский разъезд. Синтафский.

«Ага! – удовлетворенно кивнула сама себе Грэйн. – Значит, началось!»

Хорониться в овраге эрне Кэдвен пришлось довольно долго. Разъезд, от глаз которого она столь своевременно спряталась, был, разумеется, всего лишь разведкой. К счастью, начертать руническое плетение, чтоб отвести врагу глаза, Грэйн успела. Некстати заржавшая, да и просто всхрапнувшая лошадь способна погубить любого, самого опытного разведчика и диверсанта, особенно когда вражеское охранение начинает обшаривать придорожные кусты. Но у посвященной Локки должны же быть хоть какие-то преимущества, верно? Ну, и сугробы, конечно, очень выручили. Снега намело столько, что ролфийка при желании могла бы зарыться в него с головой вместе с конем. О том, как потом выбираться, Грэйн старалась пока не думать.

Впрочем, синтафцы тропить снежную целину тоже не спешили. Замерзнув, ролфи даже рискнула подползти поближе к дороге и полюбоваться на воинство, нагло прущее на столицу Янамари в столь неурочное время. Зимой, вообще-то, традиционно не воюют. Но «пушистиков», видимо, неподходящее время года не смущало: были они бодры, веселы и смотрелись весьма воинственно. Еще бы, при такой магической поддержке! Воздух сгустился и стал вязким, будто патока, от слитной, настоявшейся, выдержанной, словно хорошее бренди, мощи эсмондов. Эрна Кэдвен, прижав уши и затаив дыхание, считала не только солдат, но и «кухарей». И сбилась на четвертом десятке. А уж когда мимо, посвистывая полозьями по снегу, прокатил огромный роскошный экипаж в окружении конной гвардии, у Грэйн сердце пропустило несколько ударов. Неужто Сам пожаловал?..

«Да-а… – прошелестел голос Локки где-то за спиной. – Да! Поберегись, моя Верная, поберегись сама и побереги дочь Глэнны. Этот не по зубам ни тебе, ни ей».

Эрна Кэдвен не была бы ролфийкой, если б не осмелилась спросить Локку прямо:

«А Тебе, госпожа пламени?»

Огненная Сова молчала долго, так долго, что Грэйн уже перестала надеяться на ответ.

«Ты и вправду хочешь это знать, моя Грэйн? – наконец молвила богиня. – Думается мне, что не хочешь».

Женщину от такой откровенности прошиб пот. Неужели Херевард и его живодерский идол стали настолько сильны, что даже сама Локка…

«Нет! – гневный клекот богини ударил в уши, когти ее вонзились Грэйн в плечи и, казалось, вот-вот вырвут изрядный клок души ролфийки. – Не смей! То не твоя печаль, волчица!»

«Ты гневаешься, Огненная, значит…» – упрямство детей Морайг недаром воспето в сагах. Эрна Кэдвен не боялась свирепого клекота Локки. Так любимый ребенок не верит, что мать способна причинить ему вред. Госпожа войн и доблести может гневаться на упрямую Гончую, может грозить, но это ничего. Как говаривал Фрэнген, уворачиваясь от летающих по поместью Кэдвен табуреток: «Поорешь – и перестанешь!» Майор хорошо разбирался в женской душевной организации, а Огненная Луна, как ни крути, тоже женщина.

«Ну, это уже слишком, Грэйн! – Локка разжала когти и усмехнулась. – Чем выше ты поднимаешься, тем больше наглеешь».

«Только потому, что Ты позволяешь мне это, госпожа».

«Всему есть пределы, лишь ролфийская наглость и упрямство безграничны. И вовсе я не гневаюсь. Что же до Хереварда, то на каждую дичь найдется свой охотник, но это не ты».

«Вот уж воистину приятная новость, моя госпожа!» – Грэйн тоже позволила себе усмешку, но от шутки в ее словах было не так уж много.

«Но поохотиться на сов тебе все-таки придется, – продолжала богиня, будто не слышала. – Ты не о том думаешь, Верная. Твои заботы гораздо ближе. Отправляйся на запад, в место, именуемое Этенхари, и предай отступников огню».