Предатель. Нелюбимая жена (СИ) - Борзакова Надежда Марковна

Сейчас воспоминания обо всем, что связано со Славой казались тусклыми, как старые черно-белые фото у мамы в ящике. Любовь, боль, обида… Ощущение, что и они умерли там, на той парковке в момент, когда у Ромы остановилось сердце.

Он выжил, а они - нет.

Дома я под присмотром родных затолкала в себя ужин. Понянчила Тему. Малыш был единственным, кто помогал отвлечься от ежесекундного созерцания телефона.

Таблетка. Четыре часа сна в обнимку с телефоном.

А утром - завтрак и в больницу.

Возле реанимации я столкнулась с Роминой мамой. Осунувшаяся и словно на десятку постаревшая женщина как раз разговаривала с врачом.

-... стабильно тяжелое, но есть положительная динамика. Поезжайте домой, отдохните.

Положительная динамика. Глаза защипало, горло сжалось спазмом.

- Евгения, здравствуйте! Роман стабилен, есть положительная динамика, - сказал при виде меня доктор, - Пока что без посещений, извините.

Я кивнула в ответ.

- Все будет хорошо, - сказал он мне.

- А вы можете… Передать, что я здесь.

- Конечно, - улыбнулся он.

Ушел. А Майя Сергеевна шагнула ко мне. Мысленно я приготовилась выслушать очередную порцию обвинений. Не злилась на нее. В чем она не права?

- Женя, ты прости меня пожалуйста, - сказала женщина.

- Вам не за что извиняться.

- Нет, есть. Я наговорила тебе гадостей… Незаслуженно. Ты должна знать, что я ни в чем тебя не виню. Единственный, кто виноват - эта девка,- она всхлипнула, - Господи, я даже представить не могла, что она на такое способна. Девочка-цветочек…

- Она к счастью уже в полиции. И мы все сделаем, чтоб получила срок, - сказала я.

Майя Сергеевна закивала, вытирая слезы.

Я упросила ее сходить выпить кофе и поесть в находящейся неподалеку закусочной. Мы еще немного поговорили, повспоминали прошлое, школу. Прощаясь с ней, я ощутила, что на душе полегчало.

Так прошли выходные. Я проводила почти целые дни в больнице. Мне составляла компанию Аля, либо Майя Сергеевна, которую только мое присутствие могло заставить уехать домой. Заезжал Виктор - тот самый парень, что был в самый первый вечер. Как оказалось, это университетский друг и коллега Ромы. Это был приятный молодой человек, который легко располагал к себе.

В понедельник Павел Сергеевич объявил, что Рома дышит сам и что в общем, если так пойдет и дальше, то через день-два его переведут в палату. В комплект к хорошей новости была и плохая. Где-то в середине дня возле реанимации нарисовалась невысокая женщина средних лет.

- Кого-то ищете? - спросила я.

Проводя здесь целые дни я успела насмотреться на человеческое горе. И, как могла, пыталась чем-то помочь родственникам тех, кто лежал в реанимации. Найти врача, сходить за водой либо препаратами…. Просто поддержать тем, что выслушаю.

- Да… Мне нужен Павел Сергеевич Трофимов.

- Четвертый этаж, вторая дверь налево от входа. Он вроде должен быть у себя.

Женщина ушла, а через пару минут вернулась.

- Евгения? Меня зовут Татьяна, я… Мама Полины, - сказала она, сев рядом со мной на скамейку.

- Вот как, - внутри поднялась горячая волна злости.

- Я… Не знаю, как начать, - женщина зажмурилась на секунду, - Полина - моя дочка. Ей только двадцать один год. Она… Маленькая. Глупая… И влюбленная. Вы же понимаете, как женщина? Девушка?

Я сделала глубокий вздох. Сердце подскочило к горлу, разгоняя вместе с горячей кровью по венам дикую ярость.

Маленькая. Глупая. Ага, да. Маленькая, глупая, влюбленная убийца.

- Она совершила страшное. Стащила папин пистолет, и… Мы готовы на все. На все, что угодно. Возместим ущерб…. Как скажете… Но, прошу, попросите Романа… Заберите заявление!

- Я не могу сейчас ни о чем просить Романа. Он третий день в реанимации, куда не пускают посетителей, Татьяна. Чудом живой после того, как ваша маленькая, глупая, влюбленная дочка выстрелила в него.

- Евгения! Женя… Женечка, - она схватила меня за руку, - Прошу, молю вас! Не ломайте девочке жизнь! Она… Она места себе не находит. Она сожалеет….

- Что мне от ее сожалений? Дырка в груди у Ромы заживет? - я выдернула руку. - Полина ответит по закону за свою глупость и влюбленность. Это мое последнее слово. Уходите отсюда!

- Я вас очень прошу…. Пожалуйста! Мы отдадим все, что у нас есть…, - рухнула на колени она.

- Что здесь происходит? - выскочила из сестринской молоденькая медсестра.

- У женщины истерика, помогите ей, пожалуйста, - сказала я ей, а сама ушла на балкон.

Прислонилась спиной к стенке, сделала глубокий вдох стараясь успокоиться. Нет, ну надо, а?! Влюбленная, глупая девочка… Женщина так говорит, словно бы эта идиотка Полина машину Роме разбила, а не чуть не убила его. И нет, я не хотела понимать чувства матери, для которой самое важное - это ее ребенок, каким бы он ни был. Знаете ли, после того, как увидишь, как твой любимый человек истекает кровью на асфальте, бывает так, что теряешь эмпатию и милосердие ко всему и всем, что касается того, кто в этом виноват.

Глава 23

Роман

Когда тебе стреляют в грудь, это оказывается, просто капец как больно. Когда понимаешь, что не можешь дышать - капец как страшно. Но не страшнее, чем в момент, когда, заехав во двор Жениного дома, Роман увидел, как Полина наставляет на нее пистолет.

Если бы он задержался по работе еще больше и приехал на секунду позже…

Лежа на больничной койке с дурацкой трубкой в горле то в забытьи, то подыхая от боли, Яшин цеплялся за воспоминания. За воспоминания о Жене. Школьные - потускневшие и поблекшие, и новые. Как смотрит, как улыбается, какие ее губы на вкус… И, особенно, за последнее. Казавшееся бредом воспоминание прикосновений ее рук и голоса, шепчущего, что она его любит и будет рядом. Может глюки от наркоза? Если окажется, что да, то будет еще больнее. Разбивающиеся иллюзии - это капец как больно.

Вокруг него роем вились доктора и медсестры. Что-то проверяли, кололи, обрабатывали рану. Ворковали как над младенцем, убеждая, что он счастливчик, и что все будет хорошо. Если ему померещились слова Жени, то ничего хорошо не будет. И никакой он не счастливчик.

После того, как долбанную трубку сняли и он смог сначала сам дышать, а потом и говорить, первое, что спросил у седого врача - где Женя.

- То одну, то другую стенку в коридоре сутками подпирает твоя Женя, - улыбнулся в кустистые усы врач, - Пущу только завтра утром, извини. Во-он, сердечко твое как уже шалит. Увидишь ее, так вообще кондрашка хватит, не дай бог. А я тебя три с половиной часа латал, между прочим.