Unknown - KRISHNA

А потом, то ли под действием алкоголя, то ли от нахлынувшего желания быть наконец хоть с кем откровенным, начал говорить.

- То, что я тебе скажу, Ольховский, я говорю тебе и только один раз. - Сделав паузу, и глубоко вздохнув, он продолжил. - Сейчас тут крысятник единомышленников. МВД-шники, ДПС-ники, пожарники, просто группки по интересам.

Плюс во внешнем периметре около тысячи человек, и там тоже есть вооруженные группы людей, - народная милиция, которая держит внешний периметр. Это уже не 'наши'. Наши все тут - Сидят на харчах, а там, - он махнул головой в сторону лагеря спасения, - просто вооруженные самооборонщики. И у них, а вернее, у их лидеров, тоже есть мнение, которое мы не можем не учитывать.

- Сергей Петрович, - неожиданно перебил его Ольховский, - позволь ... Ты НАШУ контору не упомянул в качестве субъектов влияния. Это случайно? Или...

- Или. И не упомяну. Нет больше НАШИХ. Есть бывшие СБ-шники, рассосавшиеся по разным группам, есть личная охрана Главы Совета, сиречь меня. А вот нашей СБ-шной кодлы нет. И уже не будет.

Лицо Ольховского выражало крайнее изумление.

- Сергей, такое может быть только если...

- Да! - Кранч, Евтушенко...Кто еще там? - А! - Пицык. И мой зам. А нет лидеров, так и людей легко к себе переманить. Нас то и было человек сорок от силы. Кто-то погиб, кто-то дезертировал, а кто-то и остался.

- И кто их?

- Официальная версия гласит, что мой зам героически погиб спасая своего руководителя от заговорщиков.

- А не официальная?

- А то, что ТАМ было, знаю только я. Думаю, что этого вполне достаточно.

Ольховский закашлялся, поймав на себе взгляд Кравчего. Было в нем что-то новое, странное и маслянистое. А Кравчий продолжил.

- Так что Томаковка тебе сейчас вряд ли поможет. Тут своих проблем туева хуча, идет грызня, тянут одеяло друг на друга, уроды. И давно бы перетянули. Но.. Ты посчитай! Тут за каждой группкой стоит человек 40-50 активных стволов. А их тут около десятка, этих группок по интересам, плюс личная охрана 'Отца русской демократии и Спасителя Отечества первой степени', то есть меня, это еще двадцать человек. Плюс чуть менее сотни 'милициянтов' во внешнем круге. - Да, они лишь держат периметр, выполняют черновую работу, отстреливая редких 'ходячих' и лупя крыс палкой, да - они плохо вооружены. Но у них есть одно НО! - Им некуда деваться, и они зависят от наличия еды, безопасности и спокойного сна своих родных. - Все, кто сейчас во внешнем круге - это семейные, у которых или больные дети, или не-ходячие родители, или у жен реактивный артрит вкупе с травмой спины. Поодиночке они не выживут, а в нормальные группы их не примут. Знаешь, что такое "последняя стая"?

- Нет. Что-то с волками связанное?

- Не угадал. Когда птицы, спасаясь от зимы, летят на юг, разные инвалиды и прочие 'серые шейки' разных пород сливаются в отдельную стаю. - Представь себе стаю, в которой и утки, и аисты, и прочие птеродактили! - И летят они последними. И недолетают, конечно же. Ну, так вот, у меня за воротами около тысячи таких 'серых шеек'. Тех, кто еще жив, но для полета в любой стае бесполезен, но если останется один, то умрет. И у этих 'серых шеек' есть около сотни защитников.

Мы знаем, что они балласт, и они знают, что мы знаем. И мы знаем, что они знают, что мы знаем... Ты, когда к лагерю подъезжал, на что внимание обратил?

-Ну, много на что было посмотреть. Партизаны твои, из "серых шеек", что с ружьями ходят и палками машут.

- А еще? Подумай...

- Кольца?!

- О! Лагерь спасения имеет девять 'колец' палаток и времянок. И, если ты заметил, раньше он имел как минимум двадцать таких колечек. Было двадцать, а стало пять!

- А люди?

- Люди?! А люди сами ушли, - те, кто смог или захотел. Мы ж не уроды?! Ольховский, когда эвакуация из города началась эвакуация, то планировалось вывезти через речь-порт баржей тысячу, а по факту получилось все семь. Это, не считая автотранспорта и вертолетов. Люди умудрялись к нам пробираться до последней минуты эвакуации. Ну, или мы снимали их с балконов, если они махали и просили.

- Ну?

-Лапти гну, - Кравчий невесело ухмыльнулся, - было тут около десяти тысяч человек первые две недели, а сейчас чуть больше тысячи. Остальные рассосались. Социальный отбор - налицо. Кто мог прожить без этой кормушки - ушел, а кто нет - остался. И кто остался?! - Больные, бабы, инвалиды и прочие иждивенцы. И далеко не всех их мы можем припахать в силу чисто физической немощи, возраста или болезни. И ведь это далеко и далеко не все!

- У Вас есть еще один лагерь?

- У НАС - нет. Но ты помнишь Бортника? - По лицу собеседника Кравчий понял, что Ольховский его не только помнит, но возможно еще и вспоминает, и продолжил, - Он снова пытается мир спасти. Сейчас я тебе его покажу.

'Плакат' из четырех склеенных листов вынутый из сейфа была уже порядком затаскан, - сказалась смена хозяев, время и, по-видимому, бутылка пролитого на нее темного пива. Но лицо однорукого чекиста в окружении детей и подростков было вполне различимым.

Не дожидаясь вопроса Ольховского, Кравчий продолжил, - Детский Дом ?5 в чуть более чем в полусотне километрах отсюда. Там дети уцелели, часть персонала с директором, - в общем, пытаются барахтаться. Ну и он там пытается...пытается снова мир спасти. Донкихот, одним словом. А их там чуть ли не две сотни рыл - малолетки, инвалиды, бывшая шантрапа. И, слава Богу, что они ТАМ, а не ТУТ. Потому что если во внешнем периметре к тысяче 'балласта' из взрослых добавиться еще и ЭТО... - Заканчивать он не стал, лишь в сердцах бросив 'плакат' в сторону дивана.

Повисшее после этого экспрессивного жеста недолгое молчание было прервано самим Кравчим. В этот раз он заговорил более тихо, но в его голосе сквозило такое напряжение, что его собеседник сразу напрягся.

- И вот что я тебе ЕЩЕ скажу, Ольховский. Эта информация секретна, но не знает ее лишь ленивый. Что тебе говорит цифра 7 %?

- Все что угодно. Но, думаю, ты скажешь лучше.

- Скажу. 7% - это размер съеденных продуктов этой оравой, - кивок головой, как в сторону внешнего периметра, где кольцом располагался палаточный лагерь спасения простых смертных, так и в сторону собственного административного корпуса.. Оказалось, что аппетиты с началом беды не уменьшились, а вот запасы еды были хоть и велики, но таки ограниченны. И это за пару-тройку месяцев?!- А что будет через год? Что бы сделал на моем месте, или на месте моих 'директоров'?

- Попытался бы избавиться от лишних ртов.

- А что бы ты подумал на месте 'серых шеек' и их защитничков?

-Ну...Что они и есть эти 'лишние рты'...ну и даже предположил метод избавления, по типу 'молись о лучшем, готовься к худшему'.

- Вот! А теперь добавь еще что тут и внутри периметра номер раз, то есть тут, рядом и под боком, не все спокойно. Пожарников - никто не любит - их спаслось больше всех, при чем и семейных с ними больше всех, а вот как военная сила они наименее сильны. СБ-шников никто не любит, но два десятка моих, бывших моих, по разным группам разбежались за сутки, а ведь еще есть МЧС-ники, ДПС-ники, и прочая, и прочая.

Короче, мне порою, кажется, что у аглицкой королевы более власти было чем у меня. И тут ТЫ? - Что подумают 'пожарники', 'милицианты' или кто другой? Я не знаю, но все что угодно. А у нас пока что равновесие, покой, порядок, стабильность. И ты, Ольховский, предлагаешь это равновесие нарушить, взяв перед тобой союзнические обязательства? При чем выгоды будут очень отдаленные - ведь ты далеко, а вот брожение в умах, интриги и контр-интриги начнутся сразу же. Вот ты бы на моем месте взял?- Молчишь?- Вот и я промолчу!

Уже уходя, накидывая свою куртку, Ольховский услышал Кравчего. Тот стоял тяжело, сложив руки на животе и прислонившись здоровым плечом к стенке. Годы, ожирение и спиртное сделали свое дело. Но слова его были на удивление тихими и четкими.

- Я сказал, что Лагерь спасения не сможет положительно ответить группе гражданских под руководством бывшего сотрудника СБ Ольховского на их вполне разумное предложение. Но если возникнет возможность, Комендант Лагеря Спасения всегда будет готов оказать помощь своему бывшему коллеге. И будет рассчитывать на ответную любезность.

Этой дипломатической фразой Кравчий словно бы разбил ледок, тронувший их беседу после его 'нет', и их рукопожатие было слишком крепким, для того, что бы назвать его формальным.

Когда дверь за Ольховским захлопнулась и сюрвайвера повели к выходу из лагеря, его недавний собутыльник и нынешний 'Спаситель Отечества' сел и задумался. - И было ведь о чем думать?! То, что он сказал Ольховскому о противоречиях в их команде, было лишь блеклым отблеском того пламени, которое грозило сжечь их мирок.

Но если бы рядом с ним был не Ольховский, а его покойный брат, или однокашник Грузинский Петя, сгинувший в Минске в самом начале Беды, или кто еще, кому он мог доверять как самому себе, тогда Кравчий раскрылся бы по настоящему. И рассказал бы о своем знании.

А знал Сергей Петрович что умрет, и умрет он точно не своей смертью. Это могло случится раньше, а могло и позже - слишком много было людей считавших, что Сергей Петрович в частности, или СБ в целом взяло не по чину, или по-чину, но и они тоже имеют право или достойны большего.