Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич

На некоторое время я всерьез задумался. Затем понял. И наверное, густо покраснел.

Так или иначе, за время моего замешательства кронфройляйн окончательно взяла дело изменения моего облика в свои руки. Скрутила одеяло наподобие пледа через плечо, выдернула штанины из ботинок, закатав выше колен. И принялась за главное.

Мыла нет -- а остаток жира из жаровни на что? Зеркало -- вон, целое озеро подземное, смотрись не хочу. Хотя пока еще было рановато оценивать результаты ее трудов.

Долгую дюжину минут гномь возилась с моей головой и физиономией, придавая форму изрядно отросшей бородке. Против ожидания, несмотря на все варварство прилагаемых средств, ощущения были вполне терпимы. Едва ли не приятны -- насколько вообще может быть приятным возня с острыми предметами в непосредственной близости от ушей и глотки.

Наконец не менее чем троекратно оглядев плоды своих трудов со всех сторон и подправив одной ей видимые недоделки, Тнирг сочла свою работу исполненной. Кивнула -- больше себе самой, чем мне -- и отошла в сторону, вытирая засаленные ладони о полы пончо.

Осторожно повертев башкой, я убедился, что ничего от нее отваливаться не собирается. Поднялся с камня, прихватив с собой гнилушку, и подошел к берегу озера. Как ни старался не нарушить его гладь, пару камешков все же столкнул, и замер, ожидая, пока вода успокоится.

Наконец рябь, разбрасывающая бесчисленные блики, сошла на нет. Теперь можно было разглядеть свой новый облик во всех подробностях…

Каменная бритва, жир, пыль и копоть оказались способны на чудеса -- более разбойничьей трансальтинской рожи мне в жизни видеть не приходилось. Этому парню явно не требовалось от жизни ничего другого, кроме бочонка пива, шмата сала и доброго мордобоя. Ах да, еще бы хорошее факельное шествие для полного счастья!

Разбив ладонью устоявшуюся было гладь, я плеснул в физиономию и на макушку по паре пригоршен воды и как следует растер все, что возвышалось над воротом куртки. Не помогло. Рожа мокрого альтийского бандюгана располагала к себе ничуть не больше, чем рожа того же бандюгана, только засаленного. Смущаясь, я обернулся к подгорной принцессе. Конечно, это ее собственная заслуга, но как теперь родовитая гномь будет чувствовать себя в подобном обществе?

-- А ты еще и хорошенький… -- кокетливо протянула пушистая негодяйка.

Вот после этих слов меня можно было уносить в кульке россыпью. Или тащить от озера в темный угол прямо за ноги…

По счастью, ничего подобного царственная инсургентка проделывать не собиралась, поскольку занялась некой деятельностью, не в пример более непонятной по смыслу и назначению. Стянув через голову и вывернув наизнанку самое большое, верхнее пончо, она начала прихватывать его края крупными стежками здоровенной иглы с тянущейся за ушком вощеной бечевкой. При всем желании я не мог взять в толк, зачем портить хорошую вещь. Надоело носить -- мне бы отдала. Оно у нее длинное, а в сырых окраинных пещерах, где мы ютимся изо дня в день, никакая одежка не будет лишней!

Однако на этом порча имущества сумасбродной гномью не прекратилась. Еще одно пончо пошло на лопасть, закрывающую эту сумку чудовищных размеров, а в заплечные лямки превратилась добрая дюжина витков страховочного шнура.

Для чего пригодна такая тара, я потихоньку начал догадываться уже тогда, когда Тнирг зашивала дырки для головы обоих накидок -- но не так чтобы плотно, а наоборот, оставляя изрядные щели для дыхания.

Что ж, несколько миль протащить на себе некрупную девчонку -- задача пусть нелегкая, но вполне исполнимая. В конце концов, присесть, чтобы передохнуть, мне никто не запретит. Это только в сказках сестер Грипп трансальтинка Марьхен чуть что, шпыняла несшего ее домой старшего из троих медведов молодецким окриком из своей лубяной торбы. Сейчас же транспортировка предстоит по обоюдному согласию, при полном взаимопонимании сторон.

Одно только беспокоило при каждом воспоминании о своей ныне совершенно бандитской роже и небогатом тряпье. А именно -- предполагаемое обилие блюстителей порядка с бляхами, с коими лучше не вступать в пререкания.

-- А как спросят меня с тобой в мешке, где спер такую кучу барахла - что отвечать? – задал я вопрос подгорной принцессе, не откладывая в долгий ящик.

-- Да ничего, -- кронфройляйн, ничуть не удивленная моей недогадливостью, прервала фразу, перекусывая бечевку, затянутую в конце очередного шва. -- Я сейчас пришью тебе знак, с которым ничего не будут спрашивать.

-- Это какой же? Старьевщика, что ли?

-- Не, старьевщики все цизальтинцы. Это их промысел -- орать по тоннелям «Веккьо компраре!» -- гномь опять вгрызлась в шпагат и неразборчиво пробубнила: -- Погоди чуточку.

Пришлось подождать, пока она приспособит на полость сумы косой шеврон из бирюзовой и коричневато-охристой шелковых лент, с явным сожалением извлеченных из самых дальних закромов ее поклажи. Прихватывая шелк каждые полфута парой грубых стежков, подгорная принцесса, искусная в шитье столь же условно, как и в прочих делах, требующих сноровки рук, закрепила ленты столь же корявыми бантами. Остаток зелено-голубой и ореховой лент гномь вывязала особенно сложным узлом с большой петлей и болтающимися концами и отложила в сторону, а затем, позабыв о моем любопытстве, принялась набивать углы готовой сумы барахлом помягче, готовя себе гнездовье на долгий путь.

-- Так кем я пойду? -- повторил я вопрос, подавая ей вещички, снова раскиданные по пещере на многие футы.

-- Кукольником бродячим, -- объяснение оказалось кратким и закономерным, но его продолжение поставило меня в тупик. -- А в мешке как бы куклы. Причем такие, что никто не полезет.

-- Кусачие, что ли? – не понял я. С чего бы нормальному подгорному жителю бояться каких-то там кукол?

-- Вроде того… Помоги влезть, -- гномь наконец сочла, что тара для ее переноски обустроена достаточно уютно, и занесла ногу внутрь.

Придерживая край и замшевую лопасть, я дождался, пока она усядется поудобнее, и подал оставленные напоследок свертки. Но когда из вороха вещей уже торчал только нос пушистой девчонки, случилась небольшая заминка.

-- Подай ленты! -- из кисетов и свертков выпросталась мохнатая лапка в перчатке без пальцев, указывая на бирюзово-охряную шелковую петлю.

Не понимая, я покорно подобрал ленты за узел и протянул ей, нагнувшись над разверстой сумой. Цепко ухватив искомое, Тнирг совершенно внезапно вцепилась мне в плечо другой рукой и тут же накинула шелк на склоненную шею.

Дернувшись, я распрямился, недовольно вертя головой и оттягивая от горла скользкую ткань. Никогда не терпел шарфов и галстуков, лучше уж подобрать куртку с глухим воротом под холодную погоду.

-- Это еще зачем? -- естественный вопрос перед тем, как избавиться от нежданной обновки.

-- Цеховой знак, -- коротко ответила гномь, вновь зарываясь в барахло. -- Без него точно привяжутся.

Раз так, придется терпеть. С таким аргументом не поспоришь, как ни хочется. Сообщества уличных балаганщиков тем суровее в уставе, чем мельче и бедней, и не дай Судьба хоть в малости отступить от их многоступенчатого ритуала с тайными знаками и выверенным нарядом. Куда там анарисским вольным каменщикам до каких-нибудь бродячих шарманщиков с их кадорганчиками, заклятыми на непрерывную игру…

Осталось взвалить на себя здоровенную суму, обвешаться прочим барахлом, не вместившимся в нее, и последовать заранее указанным путем. На счастье, пещера попалась прямая и ровная, без поворотов и ответвлений, в которых мог бы заблудиться сам, и без выступов, о которые могла бы удариться не слишком надежно упакованная подгорная принцесса.

Первые минут десять я то и дело оглядывался назад, проверяя, не задевает ли моя ноша стенки хода, но затем перестал. Во-первых, опасность ударить сумой о выступы камня не слишком узкой пещеры возникала только при повороте, а во-вторых, впереди определенно ожидалось кое-что более примечательное, если судить по доносящемуся шуму и гвалту. Похоже, впервые за все эти дни наш путь грозил вывести к населенным и весьма оживленным местам.