Он пишет мою книгу! (СИ) - Бриошь Софи

– Может быть, может быть… – вздохнул Дмитрий. – Я и сам себе пытался это говорить. Не помогает. Давит на меня этот позор. Где я упустил? Что не так сделал? Образование дали, кормили, одевали. Я ж его пальцем не ударил ни разу! – в словах Дмитрия было столько горечи, что мне даже стало жаль этого разбитого стыдом отца.

Какое-то время мы ехали в тишине. Каждый понимал, что сказать особо нечего. Позиция Дмитрия мне была понятна и близка. Но и в словах Николая я слышал то, с чем не готов был спорить.

Что мы знаем? Почему так произошло? Будь перед нами аморальный тип, наглый и циничный – пазл бы сошёлся: ну, ясно, почему сынок вырос негодяем! Но Дмитрий производил впечатление абсолютно порядочного, честного человека, совершенно чётко были видны его переживания.

Что тут скажешь…

– Жена так разнервничалась, – спустя несколько минут заговорил отец Макса, – что инсульт схлопотала. Сейчас в больнице. Вся правая половина тела парализована. Просто чудо, что я рядом был, быстро скорую вызвал. Могла умереть на месте.

Глава 44

– Врачи говорят, что шансы не велики на полное восстановление. Инвалидом стала, считай. А она и не хочет, вот что самое страшное. Лежит на койке в больнице и плачет.

Максим у неё в ногах валялся, ревел белугой, – Дмитрий тяжело сглотнул. Ему очень тяжело давалось это свежее ещё, острое воспоминание.

Мы с Николаем не перебивали.

Чужой человек, отец нашего, можно сказать, подозреваемого, отец предполагаемого "врага". рассказывал свою безрадостную историю.

– Сын какой-то сам не свой был после этого. Говорил по ночам в своей комнате то ли с кем-то, то ли сам с собой…В шмотки материны однажды залез. Я его застал как-то: сидел перед шкафом и вещи её перебирал. Я вам сейчас рассказываю и сам в ужасе. А тогда разозлился только, не стал разбираться, что ему приспичило в платьях материных рыться. Он же и работу тогда потерял. Не только с Юлей неприятная история приключилась. Ещё и несколько клиентов обворовал. Служба безопасности его быстро вычислила.Да он и не скрывался. Что его заставило так поступить? Ума не приложу. Хорошо, потратить не успел. Всё изъяли, всем вернули. Дело уголовное на него завести хотели, мы с матерью еле выпросили, чтоб замяли всё. Такого позора никому не пожелаешь, какой мы с женой вытерпели в те дни, – Дмитрий повернул с трассы в сторону садовых участков. – Я вытерпел. Она нет.

Мы остановились у въезда на территорию садового товарищества. Охранник лениво открыл шлагбаум, кивнул Дмитрию, как старому знакомому, и автомобиль медленно пополз по узкой петляющей улочке вдоль дачных участков.

– Я даже решил потом, что он употребляет что-то. Глаза бешеные. На себя не похож. Выгнал его из дома, но дал ключи от дачи. А вот и приехали, кстати. Вон его машина.

Дмитрий припарковал вдоль забора свой фольксваген и мы почти одновременно вышли из автомобиля.

Было тихо, как в могиле. Дачный сезон не в разгаре, во многих домиках не горел свет.

В какой-то момент в этой тревожной темноте мне показалось, что Юля точно здесь. Я ускорил шаг.

Дом, к которому нас повёл Дмитрий производил нежилое впечатление: окна закрыты металлическими ставнями, во дворе темно. Лишь подойдя ближе я увидел полоску света в окне. Значит Макс действительно там.

Мы уже подходили к крыльцу, как раздался женский крик "Помогите! На помощь!" – кричали из дома.

Я рванул в дом, обгоняя оторопевших на мгновение отцов. Их замешательство длилось полсекунда, потом они так же кинулись на крик о помощи.

Я перескочил одним прыжком через ступени крыльца, что-то задел и разбил на веранде, со всей силы рванул дверь ведущую внутрь дома.

Мы с Николаем друг за другом ворвались в комнату, где перед нами открылась жуткая картина: лохматая бабища в розовом платье душила Юлю.

Вцепившись в это чудовище, оказавшееся переодетым парнем, мы пытались оторвать его руки от горла Юли. Я с ужасом увидел, что моя любимая отключается…

Я начал колотить этого урода по морде. Но он ничего не замечал. У него был абсолютно дикий взгляд. Хватка его рук словно окаменела. Он как загипнотизированный бормотал что-то про деньги, про книги, про маму, про "ты во всём виновата".

Время стало тягучим.

Дмитрий,ворвавшийся в комнату лишь на мгновение позже нас с Николаем, схватил откуда-то доску для нарезки хлеба и долбанул сына по голове.

Я мельком успел увидеть как на лице отца, готового убить сына, чтобы спасти чужую ему девушку, отразилось всё отчаяние этого мира…

Но задумываться о сочувствии Дмитрию не было ни времени ни желания. Я всеми помыслами был с Юлей.

После удара, Николай подхватил обмякшее тело Макса и отбросил в сторону, чтобы тот не упал на Юлю.

Я хлопал любимую по щекам, боясь сделать ей больно и боясь, что делаю недостаточно сильно, чтобы она пришла в себя.

– Юля, Юленька, доченька, ты слышишь меня? – подключился моментально Николай.

Как бы я не рвался спасать мою девочку, но я не мог мешать отцу своей любимой. Не сейчас.

Николай нежно похлапывал дочь по щекам своей загрубевшей, мужицкой ладонью, тут же второй дрожащей рукой искал на её шее пульс. Он звал её по имени и казалось, что сейчас во всём мире для него не существует никого и ничего. Вся вселенная, все смыслы и ценности были сосредоточены для него в хрупком бездыханном теле бледной девушки, которую он настойчиво, не теряя надежды, тихонько и ласково звал и звал по имени.

В вихре мыслей "Милая, очнись, пожалуйста", "Любовь моя,умоляю, дыши", "Юля, Юленька моя, открой глаза", я уловил мимомолётно мелькнувшую, но оставившую отчётливый след в душе, мысль о том, что мне больше не нужно никакой правды про Николая и моего отца…

– Пап… – прохрипела Юля, – Степан…Это сон, да…

Моя любимая открыла глаза.

Рядом Дмитрий приводил в чувство сына.

Глава 45

Юля

В полицию я обращаться не стала.

Маринка была в отпуске, а то бы она не допустила такой щедрости. Но я не Маринка.

Я даже не Оля.

Я Юля Васюткина и я не стала писать на Макса заявление.

Он больной человек. Ему всё равно.

И кого мне наказывать своим заявлением и последующими судами – отца Макса? Или его маму? Добить её окончательно?

Родители Макса в таком состоянии, что их спасать надо, а не наказывать.

Дмитрий после случившегося даже за руль автомобиля сесть не смог. Настолько его ошарашило произошедшее. Он, когда все немного пришли в себя, когда следом за мной очнулся Макс, зарыдал. Его так затрясло, что мы испугались, как бы с ним тоже не случился инсульт или помутнение рассудка.

Степан не растерялся, нашёл воды. Дал попить, немного лицо Дмитрию сбрызнул.

– Я ведь убить сына был готов. Я ведь своими руками мальчика моего… – ни я, ни папа, ни Стёпа не могли смотреть на этот концентрат отцовской скорби.

Это Тарас Бульба сильная личность. И книжная. А в жизни всё сложнее и больнее…

Я смотрела на папу Макса и не видела своей беды. Всё обошлось, всё отошло в сторону. Истинная беда была сейчас у другого человека. Единственный сын, гордость и надежда, красивый, спортивный, умный сошёл с ума, стал вором и чуть не стал убийцей.

Когда я озвучила своё решение не подавать в полицию заявление, ни мой папа ни Степан не стали давить на меня, не сказали "а если бы мы не нашли тебя, не успели?"

История не терпит сослагательного наклонения. Если бы было иначе – значит всё было бы иначе.

Слава богу, для меня, моих родных и любимых всё обошлось.

А для семьи Макса уже, к сожалению, никогда не будет ничего хорошего.

Мне бесконечно жалко Дмитрия: он ни за что ни про что попал в ад.

Так что, никакого возмездия моя душа не требовала. Я лишь благодарила бога и своих любимых мужчин, что спасли меня.

***

На работе я взяла выходные за свой счёт. Мне нужно было прийти в себя.