Кто-то другой - Тонино Бенаквиста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом его взгляд остановился на:
12.05. Сидят на покрывале. Мадам Летеррье кладет голову на плечо месье Нанти. Они смотрят на море.
Поль помнил эту картину, которую он не захотел фотографировать. Влюбленные надолго застыли, молча глядя на набегающие волны. Это было не молчание притершейся пары, но минута некоего единения, нечто большее, чем просто влечение, секс, грех… одна эта сцена выражала невыразимое — умиротворение, разделенное счастье, кроме которого ничего и не надо. Но в отчете Поля этой сцене была отведена одна-единственная строчка, которая не выражала ничего из этого, но тем не менее подчеркивала значительность мгновения. Он распечатан текст как есть и сунул его в конверт. Без десяти четыре, для кофе слишком поздно. Он воспользовался паузой и позвонил Мартинесу, чтобы договориться о встрече. В дверь позвонили. Поль впустил в кабинет молодую женщину лет тридцати, он видел ее впервые.
— Я держу небольшую сеть из трех бутербродных, часто приходится доставлять заказы на дом, и если мои работники возвращаются поздно, когда мы уже закрыты, они бросают чеки от клиентов в почтовый ящик. И недавно два чека моих клиентов были подделаны. На первом автоматически вместо суммы 345 франков появилось 62 345, а второй был подделан вручную. Полиция раскопала, что по обоим чекам деньги получили некие личности, открывшие счет по подложным документам, и почти всю сумму они потребовали наличными. Я хочу знать, были ли эти чеки украдены из моего почтового ящика или я должна подозревать кого-то из своих сотрудников. Это самое ужасное предположение.
Поль записал несколько слов, глядя женщине прямо в глаза. Родье предостерегал его против новых лиц.
— Когда ты откроешь свое агентство, не верь ни слову из того, что скажут тебе первые клиенты. Ты будешь так счастлив их видеть! Поэтому не доверяй естественному чувству сопереживания, адюльтеры — это самые иррациональные и самые щекотливые проблемы.
И действительно: одно из самых первых дел Поля — муж попросил его следить не за женой, а за ее любовником.
— Хочу знать, чем он занимается, с кем встречается.
— Могу я узнать, зачем?
— Я хочу, чтобы вы мне доказали, что он дурак.
— Настоящий дурак, занимающийся дурацкими делами, и со своими дурацкими привычками. Узнав это, Анжела перестанет бегать к этому дураку.
Через некоторое время Поль принимал женский вариант этого человека — женщина лет сорока, замужем пятнадцать лет, она просила его следить за любовницей мужа,
— Хочу знать, есть ли у нее другие любовники, кроме него.
— Зачем?
— Потому что он не выносит шлюх.
У клиента гораздо больше причин быть подозрительным, чем у следователя. Доведенный до крайности, он готов выслушать первого встречного, способного узнать правду. Для того, кто страдает, правда бывает только одна.
Было что-то захватывающее и одновременно устрашающее в том, как работал Жюльен Грийе. В отличие от Поля, сыщика, рыщущего по городу, Грийе уже двадцать лет расследовал все дела, не выходя из кабинета, работая с регулярностью метронома и никогда не покидая своего кресла. Рано утром факс выплевывал списки фамилий, исходивших от страховых компаний, агентств недвижимости или даже обманутых владельцев, пострадавших от неплательщиков, которые прибегали к услугам Жюльена, чтобы найти новое место жительства прохвостов. Он занимался примерно пятнадцатью делами в день и разрешал три четверти. Основываясь на последнем известном месте жительства, он звонил в организации, которые могли ему помочь, он знал все учреждения и их работу, не только все входы-выходы, формальности, ключевые слова, но и их нравы, психологию этой категории служащих и способы обойти предписания. Он играл на проницаемости разных служб и доставал информацию, которую официальным лицам было нелегко добыть из-за сложных бюрократических процедур. Поль любил слушать, как он выдает себя за налогового полицейского, прося помощи у коллеги или — и того лучше — у самого полицейского. Поль питал слабость к изготовителям фальшивок и лжецам, а потому восхищался, слушая, как Жюльен дурачит всю страну. Получив адрес, Жюльен проверял по Минителю[2], искал телефон соседа по лестничной клетке и звонил, представившись, например, налоговиком, который не знает, что делать с переплатой месье Икс. В десяти случаях из десяти сосед радостно подтверждал, что месье Икс живет именно здесь. Если фамилия была распространенная, Грийе во избежание ошибок звонил самому месье Иксу. Его способ быть уверенным в качестве выполняемой работы.
Сыщику вроде Поля часто нужен был следователь, чтобы узнать адрес, имя, прояснить вопрос с платежеспособностью или наследством. В начале сотрудничества Поль спросил у Жюльена, не скучает ли он по работе на природе. Но тот с детства был уверен, что чем меньше его видят, тем лучше для него. «Когда я веду слежку, на улице все смотрят только на меня». Зато он получал все, что нужно, по телефону, у него был дар. В юности он умел уговаривать девушек прийти на вечеринку, и там уже ни одна из них его не замечала. Больше всего Жюльен любил выдавать себя за сотрудника телефонного узла, старшего капрала, управляющего финансами, кузена из провинции, самого Деда Мороза, не важно кого, главное, чтобы ему верили. Пока он разговаривал по телефону, у него самого создавалось впечатление, что он понемножку становится всеми этими людьми.
Уже год Поль Вермерен и Жюльен Грийе составляли команду, и агентство «Благая весть» процветало. И ни один не лез другому в душу.
В конце дня Поль выкроил время, чтобы бороться с начинающейся дряблостью и растущим животиком. Он минут за двадцать доехал до своей деревеньки, которую шум и ярость пока обходили стороной. Он уютно устроился в беседке выпить рюмку портвейна в угасающем свете дня и в тишине поразмышлять над событиями сегодняшнего дня и наступающего. Он никогда не забывал о том, что его песочница все тяжелее с каждым днем, и с некоторых пор каждая песчинка была важна.
Прихорашиваясь перед зеркалом, он скользнул взглядом по своим уже почти белым шрамам. Черты лица застыли раз и навсегда на месте маски, нарисованной Жюстом.
Сегодня вечером ему захотелось надеть галстук — желание сделать приятное той, что будет ждать его в кафе «Монпарнас» в десять часов вечера. Эве нравились хорошие манеры и галантность, особенно при зарождении романтических отношений. Если их история умрет сегодня же вечером, то ни он, ни она не будут рвать на себе волосы. Эва умела разделывать свежую рыбу, чтобы приготовить суши, и всегда носила черное кружевное белье. Она считала Поля опереточным детективом и полагала, что он ее разыгрывает в те редкие минуты, когда он говорит о своей работе. Он повел ее ужинать в тихое место, где они развлекались тем, что представляли себе детей, которых у них никогда не будет. Она предложила ему пойти к ней, чтобы воспользоваться террасой и заняться любовью под открытым небом. По дороге туда Поль сделал крюк и проехал мимо здания в двенадцатом округе, откуда ему завтра в десять утра придется начинать слежку. Когда Эва спросила его, почему он выбрал такой окольный путь, он ответил, что в ее обществе он совершенно теряет голову.
НИКОЛЯ ГРЕДЗИНСКИ
— Из твоих драгоценных гениев кого ты любишь больше всего?
— Дурацкий вопрос, друг мой, похоже, ты так ничего и не понял в гениальности.
— Хорошо, я спрошу по-другому. К кому из них ты испытываешь особенную нежность, необъяснимую слабость?
— Претендуешь на это место?
— Ну ответь.
— Я люблю Паганини, он родился в Генуе, мне кажется, это очень подходит гению. Еще у меня слабость к Фрейду, потому что он убивал себя сигарами с таким остервенением, что это приводило его врачей в замешательство. Микеланджело тоже из моих любимцев, потому что он был настолько безумен, что делал фальшивки.
— Фальшивки?..
— Однажды, когда ему сильно нужны были деньги, он изваял фальшивую античную статую, закопал в саду, а когда ее «нашли», она стоила кучу денег, в сто раз больше, чем любая статуя Микеланджело! Если бы их оценивали сегодня, самыми дорогими были бы как раз фальшивки Микеланджело.
— А что тебе нравится больше всего из его произведений?
— Я видела только репродукции.
— А что бы ты хотела увидеть живьем?
— Сикстинскую капеллу, «Пьету» и, наверное, «Моисея».
— Все три в Риме?
— Да.
Наконец-то он нашел для нее подарок — путешествие в Рим. В конце концов, ведь она была у истоков «Трикпака», не говоря уже о персональном будильнике. Красота Лорен могла бы вдохновить художника Возрождения или автора плутовского романа, Николя чувствовал, что он недотягивает до своей музы.
Самолету она предпочла старомодное очарование купе ночного поезда. Железная дорога казалась ей менее обыденной, и она радовалась в предвкушении ни с чем не сравнимых впечатлений. Так что они отдались на волю галлюцинаций спального вагона, потягивая белое вино, принесенное проводником, который на мгновение забыл свою ностальгию по тем временам, когда по сравнению с щедрыми чаевыми его зарплата казалась грошами.