Ангелы уходят не прощаясь - Виктор Лихачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, Тишань. Сколько сейчас времени?
— Много. Все у Лены и Наташи собрались. Тебя ждут обедать. Покровский тут же вскочил с кровати.
— Обедать?! А почему меня не разбудили?
— Мама сказала: жалко будить. Лена тоже недавно встала.
Только сейчас Арсений обратил внимание на то, что малыш держит в руках лист бумаги.
— Что это у тебя?
— Нарисовал.
— Покажи, пожалуйста. Ух ты, какой огромный зверь.
— Это не зверь, дядя Арсений.
— А кто?
— Пограничная собака.
— Понял. А рядом, стало быть, пограничник?
— Да.
— Неплохо, Тихон, но я поклонник реалистической живописи.
— Не понял. Тебе понравилось или нет?
— В целом понравилось. Но вот скажи, почему у тебя собака больше пограничника?
— Она террориста съела.
— Вот оно что! А почему у нее пять ног?
— Для красоты.
— Тихон, ты гений. Пошли обедать.
Когда они уходили, Арсений, поколебавшись немного, вслед за Библией положил в дорожную сумку и книгу Булгакова.
— Ну, наконец-то, пришли! — приветствовал их первым Михаил, — а то я тут один…
— Как это один? — удивилась Галина.
— Галина Аркадьевна, вы все принимаете дословно. Мой муж хотел сказать, что он чувствовал себя одиноко в нашей женской компании.
— Ты не права, дорогая. Про «один» — говорил, про одинок — это уже твоя выдумка.
— Михаил, никогда не спорьте с женщиной, — Арсений пожал Смирнову руку, всем остальным поклонился, — потому что…
— Правильно, — перебила его Ирина, — потому что женщина всегда права. Сразу видно, что вы мудрый человек, Арсений Васильевич.
— … потому что бесполезно.
— Арсений Васильевич, и впрямь так считаете? — ахнула Галина. — Но ведь это же мужской шовинизм!
— Галочка, кого ты слушаешь? — это вошла в комнату Елена. Она несла большую супницу. — Человека, который только и делает, что спорит с женщинами.
— Мне есть, что сказать вам, Елена Евгеньевна, но я промолчу…
— И правильно сделаете.
— Мы же в неравных условиях.
— Имеете в виду, что я у себя дома?
— Имею в виду, что у вас в руках половник.
Елена не успела ответить, ей на подмогу пришла Галина Аркадьевна:
— Арсений Васильевич, вы не знаете Леночку, она очень добрый и интеллигентный человек. Половник это не ее ору… Почему вы все смеетесь?
— Галочка, не обижайся, — Ира подошла к соседке и обняла ее, — мы же любя. Но что делать, ведь ты наивна, как ребенок.
— И это есть хорошо, — Покровский принял важный вид и поднял указательный палец вверх, — ибо сказано: будьте как дети.
— Как мы? — смог наконец-то подать голос Тихон.
— Как вы, Тихон. Кстати, друзья мои, вы видели красоту, которую написал этот будущий Хайдеггер и Пикассо в одном флаконе?
— Не буду я никаким хаем…
— Красоту мы видели, — потрепал Михаил сына по макушке, — всех ознакомил. А Хайдеггер, сынок, это философ был такой. Дядя Арсений хотел сказать, что ты у нас будешь философом.
— Не буду!
— А кем будешь?
Тихон задумался. Все уже сидели за столом и с интересом ждали ответа. Мальчик задумчиво смотрел на тарелку с супом.
— Что молчишь, сынок?
— Кем стану? Человеком… Специалистом… Президентом Путиным!
— Родители, скажите, а вы, надеюсь, записываете за будущим великим философом Тихоном Михайловичем Смирновым его перлы?
— А что такое перлы, дядя Арсений? — оторвался от супа Тихон Михайлович.
— Это жемчужины, друг мой. В данном случае словесные.
— Мы все собираемся, Арсений Васильевич, но руки не доходят, — ответила Ирина, — а с другой стороны у него, что не день, как очередной перл. На прошлой неделе в поликлинику с ним ходили. Прививку надо было делать. Ни в какую! Стоим с медсестрой, уговариваем. А она в маске. Ну, вроде бы уговорили. Он говорит медсестре: «Ладно, буду, только намордник сними».
— Это что, — притворно вздохнул Михаил, — помнишь, Ириша, что он про меня в саду сказал?
— Разве такое забудешь? — в ответ вздохнула она. — Прихожу за ним, а воспитательница говорит: мы сегодня с ребятами про профессии говорили. Спрашивали, кем их родители работают. Дошла очередь до вашего сына, он и отвечает: папа у нас тварь. Почему, спрашиваем. Потому что тварь — это человек, который что-то сотворил. Папа каждый день садится за компьютер и творит, творит, творит. Потом спрашиваем, а кто у тебя мама? Помойка, говорит. Потому что все моет: и меня, и посуду, и пол.
Практически весь обед прошел под знаком Тихона. Тот сидел гордый и сиял, как начищенный пятак. И когда разговор за столом менял свое направление, мальчик методично возвращал его в нужное русло.
— Дядя Арсений, а все-таки, кто это — философы?
Покровский растерялся:
— Даже не знаю, как тебе ответить…
— Взаправду ответь.
— Взаправду. Понимаешь, друг мой, есть люди, которые работают руками, например, что-то делают, сеют хлеб. Другие работают ногами…
— Как это?
— Например, футболисты. Для них главное — ноги.
— А руки?
— Руками нельзя.
— Только вратарю можно?
— Точно. Ну, а философы работают только головой. Что так смотришь? В голове у них много мозгов, они ими весь день думают.
— О чем?
— Да обо всем. Например, что появилось раньше — курица или яйцо.
— А что раньше?
— Подумай. Ты же у нас будущий философ.
Мальчик не мгновение задумался, а потом постучал себя по голове:
— Череп от крепких мозгов звенит, чувствуете?
— А можно я любимый анекдот Володи Орлова расскажу? — спросила Галина у присутствующих.
— О чем речь, Галя! — ответила за всех Елена.
— Да вы что, Галина Аркадьевна? — удивился Покровский, — при Тихоне рассказывать про катящуюся голову?
— Какую голову? — Галина Аркадьевна удивилась еще больше.
— Что и требовалось доказать, — сказала Елена, — только дай поспорить. Рассказывай, Галя. Народ просит.
— Ну, если народ за, то я, как народ. Тем более, если не про голову.
— Рассказываю. Встретились как-то старые друзья, пропустили по сто, то, се…
— Что пропустили? — переспросил Тихон.
— Все, помолчи! — приказал сыну Михаил. — Бенефис кончился, дай взрослым поговорить.
Мальчик отодвинул от себя стакан с соком, встал и вышел из комнаты.
— Тихон, вернись!
— Лена, не обращай внимания. Сейчас успокоится. Он у нас отходчивый.
— Миша, все равно, резковато ты с ним…
— Согласен. Виноват.
— Дочка… — Лена посмотрела на Наташу.
— Все поняла, — поднялась та, — не переживайте, все нормально будет.
Когда ушла и Наташа, Ирина вдруг вспомнила, что к ней кто-то должен сейчас придти.
— Ну, вот, в кои веки хотела рассказать анекдот, — развела руками Галина.
— Все, сидим и слушаем! Стихи твои слушала, песни тоже, а анекдоты еще ни разу. Тем более, что это любимый анекдот Орлова.
— А я говорю, что про голову у него, — вновь отозвался Покровский. — Все, молчу, Елена Евгеньевна.
— Сначала начинаю. Встретились как-то старые друзья, пропустили по сто, то, се. Один другого спрашивает:
— А что ты поделываешь?
— Преподаю. Логику, диалектику, философию.
— Никогда не мог толком разобраться. Вот что такое — логика?
— Как бы это объяснить попроще… Разве что на примере. Скажем, идут по улице два человека: чистый и грязный. Который из них идет в баню?
— Ну… наверное, грязный?
— Молодец. Вот это и есть логика.
— Четко! А что такое диалектика?
— Как бы это объяснить попроще… Разве что на примере. Скажем, идут по улице два человека: чистый и грязный. Который из них идет в баню?
— Так ведь грязный же…
— Нет! Другой: он потому и чистый, что ходит в баню.
— Надо же. Ну, а что такое философия?
— Как бы это объяснить попроще… Разве что на примере. Скажем, идут по улице два человека: чистый и грязный. Который из них идет в баню?
— Ну… этот, то есть другой… А кто их знает!
— Вот тут начинается — и тут же заканчивается философия.
* * * Покровский заглянул в комнату Наташи. Она сидела на своем любимом диванчике и читала книгу.
— А где Тихон?
— Уже ушел. Я ему почитала немного.
— Успокоился?
— Ой, быстро!
— А что читала?
— «Алису в стране чудес». Столько раз читала, а сейчас вот читаю, и оторваться не могу.
— А книги, Наташа, как люди. Одни, как друзья, как родные, мы без них жить не можем. Другие, как случайные прохожие, прошел мимо — и забыл. А о третьих вообще никогда не узнаем, они просто никогда не встретятся с нами. Не понимаю, как можно, например, читать с экрана компьютера. Книга, только книга! Пахнущая типографской краской, с закладочками… Стоит она на книжной полке и как бы говорит. Нет, не как бы, а говорит, на своем языке: дружище, открой меня, я соскучилась, давненько ты не заходил в меня. Кто ты? О, старина Стивенсон! Привет! Как там дела на острове сокровищ? И вам привет — Грин, Конан Дойль, Тургенев… А что это за маленькая книжка? «А зори здесь тихие»… Господи, это та самая книга, последняя страница которой испорчена: я читал и плакал над ней, потом плакала моя сестра, потом другие люди…