Париж между ног - Роузи Кукла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом пояснила ей, что я к таким вещам, как мне казалось, была равнодушной, а вот когда сама увидела, то поняла, что это тоже такой же секс, как и секс между нами, женщинами. Она оживилась и по тому, что говорила, я поняла, что ее этот вопрос тоже волнует. Спросила ее, а Мари ответила, что смотрит порно и все больше предпочитает с транссексуалами. Очень уж возбуждающее получается соединение, груди женской и сути мужской, и самого факта отдачи ими себя на потребность мужчинам. Особенно туда и потом, как они все это делают, как и мы женщины с поцелуем французским.
А так как все это время трубка телефона лежала, то она весь наш разговор передала Халиде. Потом взволнованно мне.
Говорит, что Халида приносит извинения за происшествие и нетерпение артистов, но, может быть, я сама в чем-то им не отказала или так себя двусмысленно повела?
— Ладно, пусть не волнуется. Как криминалисты говорят: было или не было, зависит от намерения и глубины проникновения.
Она переводит, а потом просит еще растолковать — насчет погружения. Под конец разговора трубку передает мне, и я слышу как Халида, коверкая слова, говорит по-русски, что она любит меня. Я ей тоже, коверкая слова по-французски, что я люблю, мол, тебя. Так и говорю ей.
— Халида, я… же тем, же тадор, же сюи фу де туа. Перевод таков: Халида я люблю тебя, я тебя обожаю, схожу с ума.
Зря, может быть, так я?
Мари смотрит на меня разочарованно, я ей передаю трубку и она снова с Халидой, трата-та. Потом она мне.
— Халида говорит, что ей ты все больше нравишься, и она говорит, что хотела бы с тобой посмотреть, как любовью занимаются леди-бои. Она спрашивает, ты не против того, чтобы увидеть все это на самом деле. Она пригласит тебя на шоу с трансиками. Ты, как?
— Что? Какие там еще трансики? Достаточно, по крайней мере — мне. Ты ее лучше спроси, когда она уже обо мне переговорит с кутюрье? Так и скажи ей, что пока не получу от нее согласия кутюрье то никаких трансиков или чего-то еще.
Мари откладывает трубку.
— Ну, что? Что ответила Халида?
Мари отчего-то прячет глаза и все медлит с переводом ее слов мне.
— Мари, в чем дело? Переводи… Слышишь, говори, не молчи.
— Она, — мямлит Мари, — говорит, чтобы ты к ней сама и без меня приехала, по адресу…
Дальше, чуть ли не плача шепчет мне, сообщает куда. И сколько я к ней потом, то не могу понять, ничего: то ли она дает такой перевод, то ли Халида меня и правда зовет. Но для чего? И сколько потом не терзаю Мари, она только смотрит на меня как затравленный зверек и больше мне ничего. Так и не поняла я, что за этим приглашением мне? Но…
Вот же какие мы? Не знаю как Вы, а я вот такая: стоит только какой-то интриге вокруг меня, так я словно срываюсь с цепи, мне теперь уже надо все выяснить до конца и понять, а что же за всем этим стоит, и что мне еще предстоит? И меня не пугает, ни то, что я теперь буду сама, ни то, что без Мари к ней, но точно к назначенному Халидой часу я подъезжаю.
Так не любят у нас
Выхожу из такси, особняк какой-то передо мной в череде таких же домов. Всех тех, чьи владельцы не простые французы, как я полагаю, а дома для состоятельных людей. Ведь такие дома в Париже — это же просто признак бьющего через край достатка. И пока я шагаю к ступенькам подъезда, то мне уже открывает сама Халида. Вот это да!
— О, мадам…. — А дальше что-то такое связанное с ля мур и шэрше ля фам.
Так я понимала. Что она мне о том, что она искала женщину и нашла, как я догадалась. Потому я ей тоже что-то такое, что знала.
— Халида, я …же тадор.
Расцеловались, а она, оглядев меня, от избытка чувства:
— Ой, ля-ля! Мадам! А ла речерче де боннес. Дюне беле ет елле мюме ест магнефику.
Ничего не пойму, только целуюсь и поняла, что я ей понравилась и что я магнефику, то есть прекрасно, хорошо выгляжу. Ну, и слава богу! За ней следом прохожу в дом.
Она что-то мне говорит, а сама я вижу, что рада моему приходу. Потом, помогая мне снять верхнюю одежду, крутит меня, разглядывая на мне обновку. И тут я уже сама ей что, мол, это я. Тыкаю в себя пальцем и говорю ей, что это я сама — для себя. Показала на пальцах, как будто я ножницами работала и как я иголкой, и при этом все тыкала пальцами то в себя, то в нее.
Он вскинула брови, стояла передо мной изумленно и все мне:
— Квист тои, тои мюме коусе сете робе?
Ну, робе я уже знала, так у них платье, как у моряков, у тех тоже роба как я узнала потом, это тоже их платье, одежда. А вот что все и о чем, но по тому как она меня всю извертела я поняла, что она в самом деле поверила, что это я такое платье пошила.
И вот так мы с ней вместе переговариваясь, больше на пальцах, словно дети входим в дом. Ой, мама! А всюду мадам и месье и все молоды, улыбаются мне. И пока я с ними, то она громко им всем о том, как я поняла, что это платье, которое было на мне, оно сшито мной.
Это я поняла от того что ко мне подошли сразу несколько женщин и стали вертеть меня, щупать и трогать и все они говорили вот то, что я вам переведу, а потом уже нет.
— Elle a fait cette robe! «Она сама сделала это платье»!
— Imaginez, elle est elle-même. «Представляете, она сама»
— Hou la le russe, voici le donnе! «Ничего себе русская, вот дает»!
— Et les cheveux et les tresse chez elle, à vous de voir quel type de cheveux et les tresse?
«А волосы и коса у нее, вы посмотрите, какие волосы и коса?»
Потом меня Халида провела вперед, все мужчины встают, кланяются и ручку целуют. А это ведь женщине так приятно и элегантно! Вот так и начинается мое безрассудное вхождение в их общество.
Потом всех приглашают к столу, и я следом, рядом с Халидой. Овальный стол красиво убран приборами и цветами. Сажусь рядом с Халидой, которая, как я поняла, в этом доме хозяйка. Она все время что-то им говорит, и они ей отвечают, смеются и на меня поглядывают. А я словно кукла: глазами луп да луп, а о чем это они и что, не понимаю ничего. Но потом тост и явно в мою честь. Пьем, а потом закуски и все честь по чести. И уже за столом я начинаю отходить от того напряжения, которое все время во мне было, пока я у всех на виду. По мере застолья, в котором я все время как серая мышка, отхожу постепенно, а они не так, веселятся, смеются, едят, пьют, и нет-нет, а на меня да и взглянут. Пользуясь случаям их занятости собой, я начинаю их всех потихоньку разглядывать, но как только я на кого гляну, как тут же утыкаюсь в свою тарелку словно глухонемая. Сижу и что-то вкусненькое жую молча, смотрю по сторонам украдкой. Но разве же это застолье — в молчании? Мученье мне без Мари да и только!
Потом уже вижу, несут десерт — сыр и коньяк, сигареты. Ну все, слава богу, закончились мои испытания и мне уже надо. Надо туда… Наконец-то я встаю и Халиде говорю, что мол, мне надо позвонить. Она догадалась и провела за соседнюю отгородку общей комнаты.