Иной смысл - Иар Эльтеррус

Коста отстраненно поразился собственному сарказму и завалился на спину. Распластал по земле крыло, переложил на него Катю, чуть повернулся, чтобы накрыть ее вторым крылом — и замер, выжидая, пока срастутся новые трещины в костях ног, еще не успевших полностью восстановиться после предыдущего падения.

— Что же сегодня за сумасшедший день? — тоскливо прошептал он.

Регенерация шла чертовски медленно — не было ни сил, ни энергии. Коста вымотался до предела еще за те несколько часов, что бесился в воздухе, наслаждаясь свободой, а ведь с этого все только началось!..

Прошло минут пятнадцать, и крылатый решительно поднялся на ноги, подхватывая так и не пришедшую в себя Катю. Удерживая ее одной рукой, осторожно вынул из ладони девушки волнистый клинок, который она так и не выпустила, переложил в сумку, мимоходом поразившись — падала с двадцатипятиэтажного здания, а сумочку ухитрилась не уронить. Осторожно перекинул Катю через плечо — так, чтобы не задеть крылом — оттолкнулся от земли, заставляя себя не чувствовать пронзившей переломанные ноги боли, и взлетел.

Он помнил, что Годзальская жила сравнительно недалеко отсюда, помнил направление и внешний вид улицы, и этого было вполне достаточно. Теперь надо только ровно взмахивать крыльями, ловить потоки, планировать, когда возможно — и он доберется. Оставит девушку в ее квартире, возьмет что-нибудь в холодильнике, потом заберется на чердак, съест, что удастся найти, и отлежится часа три — чтобы хватило сил добраться до укрытия. Там уже можно будет и насытиться, и полностью восстановиться.

Вот и знакомая улица, и памятный дом. Вон перекресток, у которого он оставил в прошлый раз флаер. Окно спальни, через которое дважды сбежал: первый раз неудачно, второй — с твердой решимостью никогда больше не приближаться к этому дому.

Оглядевшись, Коста приземлился у парадной. На ощупь нашел в Катиной сумочке брелок с картой и ключами, приложил магнит к считывателю — дверь отворилась. Быстро прикрыл за собой тяжелую металлическую створку, метнулся к лифтовой платформе — лишь бы никто не зашел и не вышел сейчас, он чувствовал, что уже не сумеет их прикрыть!

От входа раздался характерный писк: кто-то открывал дверь. Крылатый наугад мазнул по сенсорной панели лифта, и с облегчением почувствовал, как платформа мягко толкнулась под ноги. Этажа он не помнил — пришлось перебирать, и с третьей попытки Коста угадал. Минуту заняла возня с ключами и картами — дверь в квартиру Годзальской проектировали откровенные параноики.

Наконец последний замок поддался, и Коста с облегчением ввалился в прихожую. Быстро запер за собой двери, поддавшись минутному порыву, скинул сапоги, не выпуская девушку, прошел в комнату, и осторожно положил ее на кровать.

И замер, не в силах отвести взгляд, не в силах убрать ладонь, не в силах скинуть ее пальцы со своего запястья.

Ресницы Кати дрогнули. Крылатый дернулся — но не успел. Серые глаза смотрели внимательно и строго.

Руки обвились вокруг его шеи.

— Я тебя не отпущу.

Дежавю накрыло с головой. Все точно так же, как тогда, словно и не было этих года, трех месяцев, и двенадцати дней. Все точно так же, но сегодня он обязан уйти — или не сможет уйти уже никогда.

Коста дернулся, вырываясь из девичьей хватки, шагнул назад, лихорадочно соображая, что надежнее — справиться со всеми замками дверей, или прыгнуть, добраться до окна и вырваться из страшной ловушки.

Его подвел кот. Откормленный до безобразия огромный котяра, бесстрашно подкравшийся к странному существу и невольно подставивший роскошный хвост, на который Коста предсказуемо наступил. Непривыкший к такому обращению зверь зашипел и впился в босые ступни крылатого всеми десятью когтями передних лап. Коста дернулся, оступился, неловко взмахнул крылом, пытаясь удержать равновесие — жалобно зазвенела, рассыпаясь осколками, расписанная вручную хрустальная ваза — и рухнул на спину, едва сдержав рвущийся с губ стон.

Катя вскочила, бросилась к нему, сразу замечая многочисленные следы крови на коже, еще не успевшие полностью затянуться красноватые рубцы, снежную бледность и неестественную худобу.

— Что с тобой? — быстро спросила она, опускаясь рядом на колени. — Как тебе помочь?

Он задержится совсем ненадолго. Буквально на несколько минут. Чуть-чуть подкрепит силы, чуть-чуть придет в себя, совсем немного — и уйдет, и никогда больше не вернется.

— Мне нужно поесть. Чего угодно, лучше всего мяса, — хрипло ответил Коста, ощущая себя полным идиотом, нет, хуже — бестактным эгоистичным придурком.

А Катя, казалось, больше всего ждала чего-нибудь именно в таком духе.

— Ты сможешь встать? Хотя нет, лучше лежи, я сейчас принесу… — она вскочила, кинулась к двери, но замерла в проеме, резко обернулась. — Обещай, что не сбежишь.

— Не смогу, — он попытался улыбнуться. Поймал ее взгляд и пояснил: — Сбежать не смогу.

— Обещай, — она не отводила взгляда, не шевелилась, кажется — даже не дышала.

И Коста сдался.

— Обещаю.

Катя прекрасно понимала, что на самом деле должна сейчас: во-первых, валяться в полуобмороке, во-вторых, находиться в шоковом состоянии после пережитого, в-третьих, до дрожи бояться всего и вся, и, наконец, в-четвертых — хотя бы трезво оценивать происходящее и адекватно реагировать. Вместо всего перечисленного она переживала сейчас только об одном — найдется ли что-нибудь поесть в холодильнике, ну хоть что-нибудь, не говоря уже о мясе!

Нашлась какая-то колбаса, кусок сыра, и половина багета. С сомнением посмотрев на тарелку, Катя добавила помидор, и вернулась в комнату.

Крылатый не сказал ни слова, сразу же взявшись за еду. Девушка задумчиво посмотрела на скорость исчезновения продуктов и потянулась за мобилом.

— Доброй ночи. Примите, пожалуйста, заказ…

Продиктовав адрес, она положила мобил на стол, и повернулась к гостю. Тарелка была пуста, и сей предсказуемый факт почему-то заставил Катю улыбнуться.

— Через сорок минут придет курьер. Прости, я дома редко ем и не готовлю практически никогда…

— Не нужно так напрягаться ради меня, — осторожно подбирая слова, проговорил Коста. Он чувствовал себя как никогда странно. Много, много лет прошло с тех пор, как он говорил с кем-нибудь вот так вот.

— Не говори ерунды! — она даже обижалась до невозможности мило. Крылатый вдруг подумал, что он, наверное, спит — и он бы в это поверил, если бы не режущая боль в ногах и тупая — по всему телу. — Как ты себя чувствуешь?

— Паршиво. Я сломал ноги. Дважды, — неожиданно честно ответил Коста, и тут же добавил, видя, как она переменилась в лице. — Не успел полностью регенерировать…

— Ничего не понимаю…

— Все в порядке, я скоро приду в себя.

Катя решительно поднялась с дивана, подошла к нему, протянула руку.

— Насколько я понимаю, встать ты можешь. Тебе нужно в душ.

Коста пытался протестовать, но…

Спустя минуту он стоял в просторной ванной комнате, прислонившись спиной к стене. Смертельная усталость застилала разум, крылатый не мог даже открыть глаза. Сквозь полусон он разобрал голос девушки: «Нет, так дело не пойдет», а в следующее мгновение ощутил легкое прикосновение рук к животу. Инстинктивно дернулся, напрягся, заставляя себя все же открыть глаза, и мягко, но уверенно перехватил ее руку.

— Одно из двух — или ты раздеваешься сам, или я раздеваю тебя, — ничуть не смутившись, проговорила Катя, глядя ему в глаза.

Коста разжал пальцы, опустил голову и больше не сопротивлялся — ни когда Катя усадила его в ванну и стала поливать теплой водой из душа, ни когда она осторожно, бережно оттирала мягкой мочалкой спекшуюся на коже кровь, перемешанную с потом, быстрыми и пугливыми движениями пальцев перебирала и мыла перья, наносила шампунь и бальзам на длинные волосы, а потом руками расчесывала темные длинные пряди. Коста послушно сидел в горячей, пахнущей чем-то цветочным, воде, и блаженствовал. Еще никогда в жизни ему не было одновременно так страшно, больно и прекрасно. А с каждой минутой, с каждым новым прикосновением ласковых пальцев страх и боль отступали, и счастье усиливалось. Естественно, он не сопротивлялся, когда девушка буквально вытащила его из ванны, тщательно вытерла кожу и перья огромной махровой простыней, потом завернула его в такое же полотенце, довела до комнаты и усадила на расстеленную кровать. Потом она исчезла на несколько минут, а может, часов — как только Коста перестал ощущать ее рядом, он словно бы отключился, и пришел в себя, только почувствовав тепло ее кожи рядом.

— Подожди, не засыпай… Тебе надо поесть.

Надо — значит, надо.

Он ел, совершенно не ощущая ни температуры, ни вкуса — просто потреблял так отчаянно необходимую ему энергию. Ел, пока не наелся, пока не опустела последняя тарелка — а было этих тарелок немало. Ускоренный метаболизм имел свои преимущества, но также он имел и свои недостатки.