Облава - Олег Алякринский

Вот и седьмой этаж. В подъезде царит тишина. Чижевский, сжимая одной рукой «беретту», другой достал ключи и, осторожно вставив их в прорезь замка, отворил дверь.

Его сердце оборвалось… В квартире царил полный разгром — по всему коридору были набросаны одежда, битая посуда. Повсюду была кровь — на обоях, на узком зеркале, на полу… В глубине коридора лежало тело мужчины. Труп. С нелепо перекрещенными ногами и задранной вверх левой рукой. Одного взгляда ему хватило, чтобы опознать мертвеца: это был один из его бойцов — Витя Шульгин, который вместе с напарником Толей Раковым обитал в свободной комнате этой квартиры. Чижевский почувствовал — нет, услыхал, как шумно стучит сердце — точно тяжелый молоток: бум-бум, бум-бум, бум-бум… Он медленно прикрыл за собой дверь и, осторожно переступая через разбросанные вещи, прошел в глубь коридора. До его слуха донесся странный звук!.. Словно далекий приглушенный вой ветра. Сегодня ночью точно так же завывал ветер в печной трубе охотничьего домика. Напряженно прислушиваясь и стараясь распознать источник звука, Чижевский сделал шаг к трупу своего бойца. И тут же заметил на пороге кухни второй труп. Неужели и Толю Ракова убили? Так и есть — Раков! Судя по всему, ребята даже не успели воспользоваться своими пистолетами, которые — Чижевский знал это наверняка — были у обоих. Выходит, их застали врасплох… Его взгляд упал на синюю «Нокию», лежащую возле Толика. Он поднял мобильник — телефон был включен. Чижевский нажал на кнопку последнего вызова: на дисплее высветился его сотовый номер — Толик в последний момент попытался связаться со своим начальником и что-то ему сообщить. Чижевский выругался про себя. Страшное дело — обоих ребят буквально изрешетили пулями. Судя по обломкам мебели и осколкам битого стекла, тут разгорелась нешуточная драка. Ребята, вероятно, дорого продавали свою жизнь.

Николай Валерьянович убрал найденный мобильник к себе в карман и снова прислушался. Глухое завывание его совсем не пугало. Теперь оно просто разрывало ему сердце. Он уже понял, откуда доносится этот звук, этот нечеловеческий стон.

Чижевский рывком дернул дверь в спальню. Его любимая женщина Римма сидела на полу, склонившись над неподвижным телом Сашки. Голова сына лежала у нее на коленях. Женщина услыхала скрип отворяющейся двери и, ничего не понимая, оглянулась. Глаза у нее были налиты слезами, безумные, остекленевшие. Было очевидно, что она не узнала вошедшего и, снова обхватив голову мальчика, прижала ее к своей груди. Чижевский подошел и присел рядом на корточки. Римма продолжала тихо, как собачонка, ничего не замечая вокруг, лишь все сильнее и сильнее подвывать, прижимая к груди безвольно повисшую голову сына.

— Риммуля, родная, милая, что здесь произошло? — прошептал, холодея, Чижевский.

— Здесь кровь, кровь везде, много крови… — неожиданно ровным, бесстрастным голосом, повторяясь, ответила женщина. — И Сашенька в крови. Зачем он вымазался. Я же ему говорила…

И она опять глухо завыла. У Николая Валерьяновича все сжалось и застыло внутри.

И вдруг женщина, перестав выть, дрожащим голосом ответила:

— Я вернулась полчаса назад и еще подумала, чего это милиционер у подъезда стоит. Сначала я думала, что с тобой что-нибудь произошло, побежала наверх, а тут такое… И Сашенька в крови… Здесь кровь… Кровь везде… Много крови…

Она снова тихо заплакала. Слезы ручьем лились из ее глаз, и мертвое лицо сына стало тут же мокрым, словно и он запоздало заплакал по своей такой безвременной и такой неуместной кончине.

Чижевский выпрямился, огляделся вокруг. Кровать, где спал мальчик, была вся в крови — в его, Сашкиной, крови. Видимо, убили подростка во сне, вся простыня в подтеках крови… Да, поработали отморозки… Кто же здесь мог быть? Кому нужна была эта кровь?

Чижевский достал мобильный телефон. Нужно срочно предупредить Владислава. Не исключено, что ему не стоит появляться у Сержанта. Раз они вычислили эту квартиру в районе Арбата, то вполне могут вычислить и квартиру Степана Юрьева в Крылатском.

Взяв трубку в руку, Николай Валерьянович начал набирать номер, но вовремя остановился, подумав, что, весьма вероятно, и этот мобильный тоже прослушивают. Кто-нибудь из служивых в наушниках только и ждет, чтобы он позвонил и невольно выдал им местопребывание Варяга. Чижевский сначала хотел было вернуться к Римме, что-то сказать ей, хоть как-то поддержать ее. Чижевский ощущал горькую вину за смерть ее сына… Все это конечно же из-за него. Но что теперь можно изменить? Судьбу не поменяешь. И любовь не выкинешь из сердца просто так. Страшно и горько. Невосполнимо и совершенно необъяснимо. Но все потом. Осмысление, месть, враг. А сейчас нужно уходить.

Он вернулся к Римме, молча поцеловал ее и тихо сказал:

— Да. Это ведь за мной приходили, Римма. Меня искали. А нашли Сашеньку. Сейчас сюда милиция подъедет. Мне нельзя, чтобы они меня здесь застали.

Римма на какое-то мгновение перестала плакать, снова посмотрела на Николая Валерьяновича пустым взглядом, а потом тоненько завыла.

Уже на выходе из квартиры, у двери, он вдруг подумал о происходящей несуразице: на входе в подъезд дежурит постовой. А в доме, где убито трое, никого, и об этом даже никто не знает. Бред. Чушь собачья. Что-то с ментурой не то, не в порядке.

Он вернулся в комнату, снял трубку телефона и набрал «02». Ему ответила усталая девушка, неразборчиво назвала свой номер. Он сразу сообщил адрес и добавил:

— Разбойное нападение на квартиру.

— Есть пострадавшие? — переспросила, сразу же спохватившись, дежурная.

— Да, трое. Двое мужчин и подросток.

— Что с ними?

— Убиты, — сказал он и положил трубку, упреждая неизбежный вопрос о личности звонящего.

Потом быстро вышел из разгромленной квартиры и спустился по лестнице. На первом этаже, прежде чем свернуть в подвал, он снова увидел в светлом проеме дверного окна силуэт незадачливого топтуна. На мгновение фигура расплылась, точно масляное пятно на воде, и вместо нее с потрясающей ясностью перед глазами Чижевского возникло белое мертвое лицо Саши…

Топтун, чье внимание в этот момент привлекли два ханурика с пластиковыми пакетами, набитыми пустыми бутылками, среагировал на звук шагов довольно запоздало. Он повернулся, посмотрел в лицо вышедшему из подъезда мужчине и содрогнулся. Он увидел не лицо, а, скорее, восковую маску смерти.

Когда Николай Валерьянович вышел со двора на улицу, возле подъезда было уже столпотворение. Через пять минут подъехали затянутые в бронежилеты бойцы ОМОНа, они сразу же сгрудились вокруг неподвижного тела топтуна, тут же отодвигая от места происшествия любопытствующих зевак, высыпавших из соседних подъездов. Все моментально узнали и о перестрелке на седьмом этаже, и о нападении на сотрудника милиции перед домом.

Выйдя на Арбат, Чижевский быстро зашагал в сторону Смоленской площади. Не рискуя воспользоваться мобильником, он зашел в попавшуюся ему по дороге телефонную будку и позвонил на квартиру Сержанту. Взял трубку Владислав, и Чижевский, опуская детали, рассказал ему обо всех событиях в Большом Афанасьевском переулке.

На Варяга его отчет произвел очень тягостное впечатление. После долгой паузы он глухо произнес:

— Валерьяныч, сдается мне, что кто-то вокруг меня зачищает площадку, чтобы было сподручнее провернуть какую-то свою операцию… Ни перед чем, гниды, не останавливаются — даже мальчишку-под-ростка убили…

Он помолчал, а потом спросил:

— Можешь найти кого-то из своих верных ребят?

— Этим я сейчас и хотел заняться, — ответил Чижевский.

— Тогда действуй, Николай Валерьянович, мне скоро понадобится серьезное прикрытие. Я готовлю встречу. И ты будь к ней с людьми готов. Сейчас буду связываться с людьми Меркуленко. Может быть, придется ехать прямо туда, на Старую площадь…

Чижевский оторопел.

— Да ведь это же все равно что лезть прямо в пасть крокодилу!

Варяг невесело ухмыльнулся:

— А что делать прикажешь? Коли попал в болото к крокодилам, то, чтобы выбраться из трясины, приходится шагать по крокодильим головам…

Глава 19

26 сентября

8.30

В этот ранний час мощенный булыжником Троицкий мост, соединяющий белую бочку Кутафьей башни с Троицкими воротами, был еще пустынен: толпы туристов, жаждущих проникнуть за краснокирпичные стены древней московской крепости, начнут роиться здесь не раньше одиннадцати, а пока у плотно сдвинутых турникетов скучали два милиционера. Оба сразу узнали важного кремлевского чиновника и, вытянувшись в струнку, синхронно отдали ему честь. Тот, по еще не изжитой старой привычке, тоже расправил плечи и уже приготовился приложить правую кисть ко лбу, как вдруг вспомнил, что давно уже ходит в цивильном, и, поспешно отдернув руку и не потрудившись предъявить красное удостоверение сотрудника президентской администрации, важно кивнул обоим.