Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр - Карен Стрит

И тут я вновь позабыл текст. Опустив взгляд к рукописи, я сделал вид, будто держу сценическую паузу. Но страница оказалась не той! В панике я перевернул одну, другую страницу и, наконец, нашел нужное место. Однако стоило мне сосредоточиться и употребить всю силу воли на то, чтоб не смотреть в сторону Мэкки, мой взгляд привлек слабый отблеск, и я заметил человека лет сорока пяти, темноволосого и темноглазого. Целиком сосредоточившись на моих словах, он излучал сильнейшее напряжение, точно ядовитая змея, готовая к броску.

– То же имя! те же черты лица! тот же день, в который мы поступили в заведение! Потом это непонятное, докучливое подражание моей походке, голосу, плачу и движениям!

Теперь мое внимание приковал отблеск на лацкане змееглазого. Он казался знакомым, но я не мог понять, где мог видеть его. Тревога все сильнее овладевала мной, и память подвела не единожды, и все же я пробивался к кульминации рассказа, яростно листая страницы и отшвыривая ненужные на пол. Я то декламировал наизусть, то читал с листа – быстрее, быстрее… Должно быть, моя тревога оказала свое воздействие: зрители выглядели напуганными, но в то же время жадно впитывали каждое слово.

– Несчастный обманщик! Проклятый злодей! Ты не будешь более за мной следовать, ты не загоняешь меня до смерти! Пойдем, или я тебя убью на месте!

В этот момент в зале возникло легкое волнение: Дюпен вскочил и вслед за кем-то метнулся к двери. Мой взгляд остановился на опустевшем кресле змееглазого. Вновь забыв текст, я изобразил еще одну драматическую паузу и подумал о том, каково приходилось бабушке – одной на сцене, без всякого страха поющей перед сотнями зрителей, перед толпой, готовой осыпать ее аплодисментами или мусором с улиц… А я – кровь от крови ее, и пришло время доказать, что внук унаследовал от нее хоть толику актерского мастерства.

– То был Вильсон, но Вильсон, которого голос уже не исходил шепотом, так что я думал, что слышу себя, когда он сказал мне: «Ты победил, я умираю. Но с этой минуты и ты тоже умер, умер для света, для неба и для надежды! Во мне ты жил. Пойми же, что моею смертью, что в этом изображении, которое есть твое собственное, ты убил самого себя.

С этими словами я склонил голову. На миг в зале воцарилась зловещая тишина, но тут же, точно огромная стая вспугнутых птиц взмыла в воздух, зал огласился аплодисментами. Ладони, смыкаясь, хлопали, точно птичьи крылья. Однако я знал, что это провал. Муза, вдохновлявшая на сцене маму и бабушку, отказала мне в своем благосклонном прикосновении. Я стоял неподвижно, изо всех сил сохраняя невозмутимость на лице, но на самом деле мне очень хотелось от души ударить кулаками по кафедре. Тем временем зрители понемногу поднимались на ноги. Те, кто сидел в задних рядах, устремились к выходу, прочие прохаживались между рядов, болтая с соседями. Оглядев зал в поисках Мэкки, я заметил яркую женщину с волосами цвета воронова крыла. Несмотря на полумрак, ее глаза были скрыты под темными очками, лишь подчеркивавшими ее красоту. Я было решил, что она слепа, но эта женщина явно смотрела на меня и улыбалась мне. И тут передо мной возник мой враг.

– По! Ну и историю вы нам прочли! Весьма необычно. Близнецы, мучительства и, наконец, убийство. Не слишком жизнерадостно. Можно сказать, мрачно. И, пожалуй, слишком затянуто. Затруднения с редактированием собственных текстов?

Мистер Мэкки прервался, чтобы сделать вдох. Взгляд его зеленых глаз жалил, точно оса. Казалось, удары моего сердца разносятся на весь зал, и неприятель прекрасно слышит их. Где же Дюпен? Почему он исчез как раз тогда, когда так нужен мне? Изо всех сил изображая спокойствие и благодушие, я заложил дрожащие руки за спину.

– Что ж, сожалею, что мой рассказ разочаровал вас, мистер Мэкки.

– Разочаровал, это уж точно! Я-то ожидал от вас вершин мастерства! После такой-то безжалостной критики великих американских писателей и их младших собратьев – к примеру, моего собственного бумагомарательства! Уж конечно, я ожидал большего!

С этими словами он сделал шаг вперед, и я инстинктивно подался назад.

– Какой яркий, впечатляющий рассказ, мистер По! – раздался мелодичный голос. – Я совершенно не знакома с вашими работами и не питала никаких заранее определенных надежд, но ваш труд произвел на меня глубочайшее впечатление.

Рядом с моим противником остановилась та самая женщина с волосами цвета воронова крыла. Оливково-зеленые стекла ее очков поблескивали в свете канделябров.

– Ваш рассказ просто леденит душу и поневоле заставляет вспомнить о той, другой стороне. – Изящным жестом указав на нечто невидимое, окружающее нас, она повернулась к мистеру Мэкки. – Благодарю вас за доставленное удовольствие, сэр. Надеюсь, мы снова встретимся на другом литературном вечере.

Сделав легкий реверанс и склонив голову, она весьма элегантно попрощалась с Мэкки. Тот, очевидно, был сконфужен, но обаяние ее было столь сильно, что он забыл о столь явном посягательстве на свою точку зрения. Чуть помедлив, он склонил голову в ответ.

– Рад услужить, мадам. Надеюсь, мы встретимся снова.

Улыбнувшись ей, он попятился назад.

– Прощайте, По. Уверен, у нас еще будет время для более детальной дискуссии.

С этим зловещим предсказанием мистер Мэкки направился к выходу. Я вновь огляделся в поисках Дюпена – где же его дьявол носит? Возможность допросить Мэкки вот-вот будет упущена!

– Не тревожьтесь, мистер По. Вы больше не увидите этого самонадеянного джентльмена, – объявила леди с волосами цвета воронова крыла.

– Надеюсь, во многих отношениях вы правы, но подозреваю, что нам с этим джентльменом придется встретиться вновь в обстановке отнюдь не дружественной, – ответил я.

Как ни неприятен мне был мистер Мэкки, но должен же я был выяснить, зачем ему понадобилось травить меня!

Моя восхитительная собеседница умолкла. Ее глаза за зелеными стеклами очков широко раскрылись, затем закрылись; губы зашевелились в беззвучном шепоте. Наконец она слегка вздрогнула и снова подняла взгляд на меня.

– Вы сами убедитесь, что я действительно права, – негромко ответила она. – Как ни жаль, но мистер Мэкки перейдет в мир иной много раньше, чем можно ожидать. – На ее лице отразилась печаль, голос звучал сочувственно. – Жаль. Ужасно жаль. Город полон бандитов…

Должно быть, ужас, внушенный ее словами, отразился на моем лице. Леди коснулась моей руки.

– Не бойтесь, мистер По, не бойтесь, – подняв взгляд к небесам, она слегка кивнула, точно отвечая некоему невидимому созданию, нависшему над нами. – К вам будущее гораздо более благосклонно.

– Благодарю вас, – ответил я, не в силах придумать более подходящий ответ.

– Предвидение – зачастую не благословение, но проклятие, – пробормотала она. – Но от судьбы не уйти, в чем предстоит убедиться мистеру Мэкки.

– Как и всем нам, – невольно вырвалось у меня.

Похоже, мое нечаянное высказывание понравилось собеседнице. Она улыбнулась и подала мне руку ладонью вниз.

– Миссис Фонтэн. Ровена Фонтэн.

– Чарующее имя. Весьма подходящее для его обладательницы.

Взяв изящную ладонь в свою, я удивился мягкости ее кожи. В воздухе витал почти неощутимый аромат цветов – розы и, быть может, жимолости.

– Вы слишком любезны, мистер По, – проворковала она, мягко высвобождая руку. – Я действительно полагаю, что ваш рассказ написан превосходно, но мне было велено прийти и поговорить с вами. Я должна передать послание, – миссис Фонтэн взглянула мне прямо в глаза. – Послание от вашей бабушки.

При этих словах мускулы мои застыли, точно сведенные судорогой.

– Но, боюсь, она…

– Давно покинула сей мир, – закончила мою мысль миссис Фонтэн. – Да, конечно. Но у меня есть связь с той, другой стороной. Можно сказать, я посредник. Канал. Это огромная ответственность.

Не найдясь с ответом, я просто кивнул.

– Обычно с отошедшими в мир иной соединяет меня мой дух-проводник. Но иногда сообщения приходят непроизвольно, и моя обязанность – разыскать людей, которым они адресованы.

– И вы получили сообщение для меня? – спросил я, и шепот оказался в точности похож на шепот Вильяма Вильсона.

– Вашей бабушке нужно поговорить с вами – через меня. Вы должны прийти на наше собрание завтра вечером.

– Вы – медиум?

– Я предпочитаю название «сенситив».

Через ее плечо я увидел входящего в зал Дюпена и отчего-то смутился. Он подошел к нам, и на лице его отразилось изумление.

– Обещайте, что придете, – сказала миссис Фонтэн, легонько коснувшись моей руки.

– Не могу отказать вам, мадам.

– Я дам вам адрес, – очаровательно улыбнулась она в ответ.

Она раскрыла расшитый бисером кошелек, и ее тонкая пейслийская[51] шаль соскользнула с плеча, приоткрыв совершенно необычное украшение. К платью миссис Фонтэн была приколота просто фантастическая брошь – яркое изображение человеческого глаза в мельчайших подробностях и в натуральную величину. Под пронзительным взглядом этого глаза – карего, ослепительно блестящего – у меня перехватило дыхание от страха.