Стальная дуга - Александр Авраменко

— Смерть фашистам! Бей!..

Каждый из нас сделал на Прохоровском поле всё, что было в человеческих силах…[67]

Глава 30

— Столяров, твою мать! Заруби себе на носу — для тебя лично боевые вылеты запрещаю!

Низенький коренастый полковник Наумов со всего маху грохнул по столу кулаком, затем, багровея от злости ещё сильнее, продолжил разнос:

— Ты — командир полка! А что творишь?! Некого в бой послать?! Да тебя вообще в Академию надо, как выставочный образец! Воюешь с тридцать девятого на штурмовиках, и до сих пор жив! Да ещё и из новичков зубров делаешь! Ты знаешь, что Лискович у тебя штаб пехотного полка у эсэсовцев разнёс?! А то, что твой безногий Джапаридзе вчера «сто десятый» на землю ссадил?! Нет. Ему мало! Всё в драку лезет!!! Ты КОМАНДОВАТЬ должен! УЧИТЬ должен! А воевать — есть пока кому! Короче — до особого разрешения летать на выполнение боевых задач КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещаю! Точка.

Затем помолчал, посмотрел на вытянувшегося по стойке «смирно» Александра и процедил сквозь зубы:

— Идите, товарищ подполковник, и помните, что вам приказано…

Столяров совершил чёткий полуоборот и грохнул по земляному полу блиндажа подошвой сапога. Ступню обожгло через тонкую подошву, но фасон он выдержал. Открыл дверь, вышел на улицу и тут же попал в окружение других лётчиков.

— Как Батя?

— В гневе. Расчехвостил в пух и прах. Даже опилок не осталось. Летать запретил…

Все ахнули:

— Как? Вообще?!

— На боевые. Даже не знаю, что и сказать…

— А что сказать, командир? Прав он. Не дело тебе в полёты ходить. Ты уж лучше на земле всё сделай, а мы — не подкачаем…

Грудь Александра невольно сдавило от чувств. Не ожидал он, что его так любят в полку. И то сказать, как не старайся ты — всегда кто-нибудь да недовольным будет. И не потому, что ты его чем то обидел, нет. Просто по сволочности характера. Сколько Столяров таких людей в жизни видел? И не сосчитать! Особенно, в начале сороковых, когда доносы писали только потому, что у соседа комната в коммуналке больше, занять бы стоило. Или, что тот на заводе работает хорошо, водки в рот не берёт, потому и зарабатывает. А ты каждый день горькую глушишь, почитай, целыми пятидневками на рогах, а при расчёте и получать нечего. Вот и душит тебя злоба и зависть… А как насолить более удачливому — так это проблем нет: написал донос левой рукой, в конверт запечатал, и в ящик почтовый кинул. Органы, они быстро реагируют. Бывало, ляжешь спать с соседом за стенкой, а просыпаешься — печати казённые, сургучные, и бумажка с синим штампом расплывшимся к косяку приклеена… теперь главное — подсуетиться и документы нужные подсунуть, мол, нуждаюсь в улучшении жилищных условий, характеристику хорошую по знакомству у кума добыть, или — просто купить… И всё. Готово дело. А дальше спать спокойно, пока сосед твой бывший на лесоповале деревья рубит, или в шахте печорской уголёк рубает. А то и вовсе — лежит в земле сырой с пулей в затылке… Особенно при товарище Ежове таким вот завистникам раздолье было. Тогда — не проверяли, правда, нет ли. Сразу — в машину и всё. Пошёл этапом. Отец рассказывал, чтои при Генрихе Яковлевиче Ягоде такое же творилось, но с оглядкой. Только при Лаврентии Павловиче более — менее стали с заведённым порядком разбираться и потихоньку прекращать подобную практику. И реабилитировали многих, вернули доброе имя и освободили, и клеветникам значительный укорот дали. Многие из тех, кто доносы любил писать, сами на Колыму поехали. Да и вообще — органы почистили значительно. Ушли в прошлое рафинированные мальчики Менжинского, картавые любители кокаина и светловолосых девочек, с тремя классами образования, не умеющие правильно говорить по-русски. Полегли в те самые рвы, в которые так любили расстреливать невинных рабочих и крестьян. На место их по комсомольскому набору пришли крепкие грамотные ребята, ни одного, кто восьмилетку не закончил, нет среди них. А многие и гораздо серьёзнее образование имеют — и десять классов за спиной, и техникум, а кое у кого и институт. И работают. Неплохо, кстати. Во всяком случае, Адольф Алоизыч «пятую колонну» так и не смог организовать. Хотя надежды на этих недобитых троцкистов-сионистов большие возлагал… Обманули его Менахем Усышкин, Давид Бен Гурион, Мартин Бубер, Хаим Вейцман и прочие подобные господа. Вычистил внутреннюю угрозу СССР железной рукой интеллигентного вида нарком в старорежимном пенсне. И отправил окопавшихся на высоких и малых постах строить свою новую Родину в Биробиджан. Подальше от европейских сограждан и единомышленников, поближе к желтокожим самураям. Пускай с ними договариваются…

Столяров улыбнулся про себя. Странные ему в голову мысли вдруг лезут. Между тем «виллис» уже приближался к части. Часовой, увидев машину командира издали, поднял неошкуренный ствол берёзки, заменяющий шлагбаум и отдал честь. Александр кивнул, водитель прибавил газу и лихо затормозил возле штабной землянки, обдав всех встречающих облаком бензиновой гари. Столяров махнул через борт и, поймав ожидающие взгляды, улыбнулся:

— Порядок! Нет проблем. Всё нормально…

…- Чего такой хмурый, командир?

Александр отбросил очередной окурок папиросы и поднялся с лавки, поставленной возле репродуктора. Это было его нововведение — все переговоры лётчиков, выполняющих боевое задание, шли через динамик, который слушали те, кто оставался на земле. Вот и сейчас из него неслись короткие фразы, сочный мат, иногда проскакивал грохот выстрелов крупнокалиберных «УБС» стрелков:

— Лёня! Справа! Лёня!

— Крути дурака, «второй», «второй», как слышишь? Сейчас… Сейчас…

— Антипов горит! Подожгли сволочи!

— А-а-а-а!!!

И что-то совсем неразборчивое, переходящее в булькание. Видимо, перегрузка отжала ларингофоны от горла и аппаратура просто не может воспроизвести работу голосовых связок…

— Знаешь, замполит, в небе — легче…

Командир полка двинулся в сторону края поля. Майор почесал затылок: а ведь прав Столяров. Нелегко ему даётся это сидение на земле. Знать, что там дерутся и гибнут твои ребята, а самому не иметь ни малейшей возможности помочь? Да и ординарец командира не раз уже докладывал, что тот не спит по ночам, стонет, кричит во сне. Вон как осунулся, прямо почернел. Так не долго и с катушек съехать. Что толку, что каждый день поднимается в голубую высь? На операции ему нельзя, комдив запретил под страхом военного трибунала. А о том не подумал, что Столяров из тех, кто просто провожать людей на смерть не способен. Уж если идти на операцию — так и самому впереди всех. Чтобы не шептались потом за спиной, что дрейфит командир, или посылает погибать, а сам то тут, на земле. В любом случае уцелеет. Аэродром от линии фронта далеко. Пушка не достанет, пуля не долетит. А вражеская авиация — она штука такая. Сегодня есть, а завтра соседей бомбит. И то, в лучшем случае. Если по пути истребители да зенитки не расчехвостили…

До КП донёсся гул мотора, и вскоре из-за деревьев вынырнул первый штурмовик и пошёл на посадку. Трепыхались куски отбитой обшивки, болталась выпавшая из распахнувшегося лючка патронная лента. Вот шасси коснулись земли, взрывая дёрн поля ребордой с остатками резины, лента цепляется за нечто невидимое и лопается, сверкнув на солнце металлическим изломом и медью гильз. Парит мотор, выбрасывая струю тугого пара, замедляет ход израненная машина. Останавливается. Медленно открывается фонарь, с трудом вылезает на плоскость пилот в насквозь мокрой гимнастёрке, покрытой соляными узорами. Машет рукой. Лезут в кабину стрелка механики, на руках спускают истекающего кровью человека, торопливо кладут на кусок брезента и бегом несутся к санчасти, откуда уже спешит им навстречу старенький «ГАЗ-АА»… Тем временем плюхается, по другому не скажешь, следующий «ИЛ-2» с огромной дырой в центроплане. Вываливается элерон у третьего, слава Богу, что машина уже на земле. Лётчик, видно, в рубашке родился… Сегодня не вернулось двое. Это о них кричали в небе друг другу штурмовики. Сержант Антипов Сергей со стрелком рядовым Костиным Лёхой, младший лейтенант Мелконян вместе ефрейтором Бульбой. Вечная им память…

…Александр склонился над картой. Немцы получили по зубам, но по-прежнему держаться. На завтра получен приказ — обеспечить поддержку бомбардировщикам на северном фасе Дуги. Необходимо помочь им поставить дымовую завесу для прикрытия группировки Черняховского, которая должна будет ударить на Орёл и тем самым создать угрозу флангу немцев. Боеприпасы получены. Самолёты к вылету готовы. Экипажи — отдыхают. А он — снова на земле.

— Не спишь, подполковник?

Он вскинул голову — в бесшумно открывшейся двери землянки стоял старый знакомец — подполковник Незнакомый. Конечно, вроде по погонам они равны, но на деле… Старый (не по возрасту, по стажу) опытный чекист, и он, молодой лётчик, можно сказать, офицер военного разлива…