Любовь в договор(не) входит (СИ) - Нати Светлая

— Что-то не так? Вы меня слышите? — Похоже на несколько секунд зависла, и Станиславский повысил голос на пол тона. Хотя неудивительно, что я уже еле соображаю — время — десять вечера. Видимо это моё наказание за непослушание!

— Всё хорошо.

— Если так, то выполните мою просьбу и можете быть свободны, — Станиславский отдал распоряжение, а сам подхватив пиджак, лёгкой походкой растворился в ночи. А мне сидеть и разгребать отчёты полугодичной давности! Сергей не появлялся в офисе с того самого момента, как дал распоряжение прислуживать Станиславскому… И мне, как бы странно это не звучало, не хватало его присутствия. Видимо, уже стала привыкать к нему. К его улыбке и острым замечаниям… Боже, как хочется спать! Но надо работать! Через полчаса зазвонил мобильный.

— Да, Сергей Анатольевич! Нет, я не дома. Ещё на работе. Станиславский просил подготовить отчёт по отчётам! Серьёзно! Мне не до смеха между прочим! Я так устала! И Вам спокойной ночи! — Яростно скинула его звонок… И вот почему так? Я снова идеализирую человека? Сидела, ностальгировала, мысленно представляя, что он хороший человек, а он издевается! Каждый раз на одни и те же грабли!

Прошёл ещё час, и вдруг услышала, что лифт пришёл в движение. Наверное, охранник пошёл на обход. Успокоила себя подобным умозаключением и снова уставилась в монитор. Глаза устали. Все цифры сливаются в одну огромную жижу… Закрываю ладонями глаза, давая им отдохнуть и слышу:

— Плакать не обязательно! — От голоса Сергея аж подпрыгнула на стуле и с силой влепилась лбом. Как оказалось в его челюсть. — Драться тоже! — Потирая ушибленное место он сделал шаг назад и в его руке увидела пакет.

— Что тоже? — Походу моя соображалка вышла из чата.

— Драться тоже не обязательно. Ты чего такая пугливая?

— Не ожидала вас тут увидеть?

— Принёс тебе покушать.

— Не стоило, — совершенно не понимаю как себя вести с ним, когда он такой милый. Лучше бы злобно сверкал глазами. Или накричал. На худой конец бы упрекнул. Но нет. Стоит, смотрит своими глазищами, добродушно выкладывая из пакета пиццу, салатики в коробочках и чай с вкусняшками.

— Давай. Тебе нужно отдохнуть и покушать. В конце концов это я виноват, что ты тут допоздна осталась.

— Это вы так свою вину заглаживаете?

— Ян, тут никого нет. Не надо выкать. Давай. Садись.

— А работа?

— А работа подождёт.

— Хорошо. Только… Ты столько всего принёс… Покушаешь тоже?

— Спасибо, что спросила, — он улыбнулся одной из самых очаровательных улыбок, что я когда-либо видела. От этого моё сердце застучало сильнее, и чтобы себя не выдать, взгляд переместила на еду. Хотя для меня это было сделать настолько сложно, словно магнитом припечатало! Он не должен узнать, как действует на меня его присутствие рядом! Что? Что он делает? Я так увлеклась пищей, что слегка испугалась прикосновения к своему лицу. — Немного испачкалась, — его голос такой чарующий сейчас. С хрипотцой. И такой проникновенный взгляд. Боже! Нужна дистанция, иначе натворю глупостей!

— Я сама, — забрала из его рук салфетку и потёрла то место, где он прикоснулся. Однако это не помогало от пожара, возникшего у меня на щеках.

— Покушала? Тогда давай закончим работу и поедем домой, — от его слов ещё сильнее бросает в жар, а в голове возникают разные картинки… Кажется, он даже не замечает, что его слова действуют на меня подобным образом.

— Хорошо, — вместо отказа вырывается совершенно противоположное.

— На чём ты закончила?

— Вот, май… — Киваю на разложенный бумажный отчёт.

— А почему не электронный?

— Вот, смотри. Цифры расходятся. В электронном вроде бы всё в порядке, но, а тут…

— По всем месяцам такое?

— Не совсем. Некоторые наоборот. Ты не нанимал аудита, как я советовала?

— Нет. Как-то не до этого было.

— Зря. Есть предположение, кто мог проделывать такие фокусы?

— Забирай все отчёты и поехали домой.

— А что я скажу Станиславскому?

— Ничего. Я сам с ним поговорю. Когда вышли с офиса Сержа не было на стоянке как обычно. Меня это крайне обеспокоило.

— Я отпустил его. Тоже нужно иногда отдыхать, — как же сложно будет расставаться с ним. Уже сердечко болит… Осталось всего лишь чуть больше недели… А потом буду от тоски выть. Зачем только впустила его в своё сердце? Я всего лишь невеста по договору. Причём обошлась ему в кругленькую сумму денег. Продажная. Наверное, так он обо мне думает? А ведь в первые дни он раздражал своей лощённостью. Подбешивал. А спустя почти три недели… Глупая! Янка! Какая же ты глупая! Таких, как я он может пачками держать возле себя…

— За нами хвост, держись крепче, — от прибавленной скорости запахло сцеплением, а в ушах до сих пор стоял визг. Бешеная скорость. Фонари, машины, улицы, всё смешалось. Вообще не понимала, что происходит и почему. Кто мог за нами гнаться и зачем? — Кажется, оторвались. Напугалась? — Меня начало потряхивать от страха. Но в какой-то миг почувствовала прикосновение к себе. Сергей крепко держал мою руку, а я смотрела на наши переплетённые пальцы, как на инопланетное чудо. Сделала над собой усилие и убрала его руку.

— Всё в порядке. Правда. Интересно, кто это.

— Самому интересно. Кстати, рядом с палатой Гоши теперь стоит охранник.

— Правда? Это хорошо. Если я легко пробралась к нему, то и тот, кто пытался его убить — может закончить начатое. Кстати. Раз мы начали разговор про Гошу. Он мне сказал, что это сделала похожая на меня девушка.

— Я знаю.

— Что? Почему ты мне этого не рассказал?

— Ян, не кипятись. Просто не хотел тебя расстраивать.

— Расстраивать? Кто-то явно хочет мне неприятностей. Подставляет меня с убийством Глеба, затем пытаются убить Гошу… А ты говоришь, расстраивать не хотел? А ещё вдобавок за нами кто-то следил… Что ты ещё от меня скрываешь?

— Есть свидетель убийства Глеба. Мы её пытаемся найти до того, как это сделает преступник.

— Если ты говоришь её, значит уже установлена личность свидетеля?

— Да. Это некая Макаренкова Алиса. Воспитанница интерната…

— Что?! Как ты сказал? Алиса?

— Ты знаешь её?

— Это девочка, которая сидела со мной в СИЗО. И за которую я просила внести залог адвокату… Только почему она оказалась за решёткой?

— Наверняка просто спряталась от убийцы.

— Значит, моё рвение освободить её — это всё равно что отправить на смерть… Вот почему она так долго сопротивлялась… Вот же глупая! Теперь из-за меня ей грозит опастность!

— Не терзай себя. Ты же не могла этого знать.