Мы остаёмся жить - Извас Фрай

для обороны территории, но она так и не принесла никакой пользы. Снаряды тоже имеются, чтобы дать бой врагу в любой момент. Но мы можем взять её и выстрелить по отступающему батальону несколько раз – осторожно, разумеется, чтобы обошлось без лишних жертв, но достаточно угрожающе, чтобы отогнать их в сторону нашего гарнизона. Объединившись, мы можем ещё повоевать с сэмами, если планы не поменяются.

– Почему мы не можем просто призвать их на помощь.

– Бесполезно. У них нет командира. Это не армия – это стадо, которым движет только одно желание и одна цель – выжить. Они видели, что такое война; и знают, что сражаться, кроме как за собственные жизни, больше не за что. Они собираются сдаться. И только убедив их, что дорога к сэмам перекрыта и что они не берут пленных – у них не останется другого выхода, кроме как поделиться своими патронами и сражаться за нас. Другого пути нет. Ты – единственный, кто может мне помочь в этом.

– А Рудольф?

– А Рудольф – скорее поведёт гарнизон на битву с отступающим батальоном. Он вешает и расстреливает предателей – всех, кто отказывается сражаться насмерть. Рудольф слишком безумен и опасен. Только мы с тобой можем ещё спасти наш гарнизон от верной гибели. У нас не так много времени. Я понимаю, что тебе нужно обдумать моё предложение, но позволить себе ждать мы не вправе. Ты со мной?

Ганс медлил, так ничего и не ответив. Вместо этого он застыл и опустил взгляд себе под ноги. Он думал. Я раз за разом убеждался, что лучше всех понимаю его, как и он понимает меня. Мы с ним были будто братья – вот только кто старший, а кто младший определить было трудно. В конечном итоге, я знал, что он ответит. Печальный хозяин пивного двора ничего другого сказать не мог. Он тоже чувствовал свой долг перед историей. И выдохнул:

– Да.

Решение было принято.

Если этот мир уже не удастся спасти, то помочь самим себе – у нас ещё есть шанс.

Возрождение Первое

Стена стоит в одном из дворов близ перекрёстка двух улиц: Победы и Патриотической. По работе мне часто приходится проходить в тех местах. Каждые несколько дней надписи на ней меняются. Никто из жителей окрестных дворов и не вспомнит, что должна была ограждать эта стена, стоящая перед безымянным строением с обвалившейся крышей. Её воздвигли задолго до появления первых пятиэтажек. Теперь заросший двор среди мрачных панельных домов, выстроившихся как под линейку, стал полем битвы для двух, а может и для трёх, художников, рисующих не на холстах, но на самом городе – повсюду, где сохнет краска. Надпись сегодня: «Да кто ты такой, чтобы бросить мне вызов?» и человек с огромным глазом вместо головы. Завтра она исчезнет. Так бывает всегда: что-то появляется и его тут же закрашивают белилами, чтобы поверх него нарисовать что-нибудь новое. Есть, вроде бы, дорогая краска, которую ничем не закрасишь. Но даже если настенные гладиаторы подозревают о её существовании – им всё равно нравится бросать друг другу вызов.

Я прохожу здесь каждый день и могу вести подробную хронику этой схватки – что я и делаю, фотографируя каждый день эту стену на телефон. Каждый день я снимаю на камеру одно и то же место – и каждый раз получаю совершенно разные снимки. Эта борьба вечна и победит лишь тот, у кого окажется больше наглости и ослиного упорства. Эти ребята, с которыми я даже не знаком – так напоминают мне две части меня самого. Я наблюдаю за их борьбой, будто она ведётся вовсе не за стену. Но за что?

Для многих людей своего времени я показался бы странным. Но я и не стремлюсь к одобрению пенсионеров, безработных и бездомных. Я был одним из тех, кто вдруг остановится посреди улицы и будет стоять там час, глядя в пустоту – зрелище не для слабонервных.

Я выхожу к набережной магистрали; иду и думаю: а ведь я так и не стал королём или президентом. Зато род моих занятий намного ближе к природе человеческой души, чем политика.

– Катай, – доносится голос за моей спиной, назвавший меня по имени, – ты как?

Я не оборачиваюсь. Достаю пакет из внутреннего кармана и держу его в рукаве. Хозяин голоса подходит ко мне сзади и обнимает меня. Тем временем, я ловко и незаметно кладу пакет ему в карман. Затем, он разворачивается и уходит. Он знает меня, а мне его знать совершенно необязательно. Скоро я понимаю, что мне тоже пора двигаться дальше.

Всё это представление – вовсе необязательно. На улице и так никого нет. Но, как и любой ритуал – я уважаю и чту его. Другие, подобные мне торговцы – редко соблюдают такие мелкие формальности. Много раз я сам видел, как прямо на трамвайных путях или за деревьями в скверах, или за гаражами, два человека просто обменивались пакетами, у всех случайных прохожих на виду. Их совсем не волнуют ни традиции, ни самая элементарная предосторожность. Потому-то они и дилетанты, а я – один из тех, кого можно назвать профессионалами.

Торговцев встретить можно в каждом районе, чуть ли не в каждом дворе. Эти люди стоят часами на одном месте или ходя из стороны в сторону, глядя в себе под ноги. Кому надо – тот знает, что эти сомнительные личности не бездельничают, а торгуют. Кому надо – тот знает, чем. Таких людей вычислить нетрудно. Они хотят, чтобы их поскорей узнали. Они продают дёшево, но дороже, чем их товар действительно стоит. Я не продаю помои. Только самое лучшее – это девиз моего бизнеса. Простых торговцев знают все, кому не лень. Меня – знают лишь те, кому я действительно нужен. Я не терплю неудачников, не прощаю измен и не знаю пощады.

Долгие годы изучения мировой литературы не прошли мимо и пошли мне на пользу. Познания в этой области полезны для всех сфер, которые затрагивает моя профессия: экономика, финансы, маркетинг; групповая психология, философия, риторика, технология. Я знаю всё, что может мне пригодиться; а полезным оказаться может всё, что угодно. Те, кто знают меня – боятся моей власти; но у меня хватает мудрости держаться подальше от всех своих знакомых коллег. Хотя, мне стоит всего один раз оступиться, как меня сожрут с потрохами и приберут к рукам мои позиции на рынке. Но ждать им придётся очень долго – возможно, даже дольше,