Слепой боец - Юлия Горишняя

— Поглядим, возьмут ли за тебя виру, — сказал Ганаф. — При вашей нищете всякие деньги хороши.

А Ямер только засмеялся, не разжимая зубов.

Он еще какое-то время бился, и Ганафам казалось, что он слабеет. А потом он вдруг кинулся вперед и стал пробиваться наверх, чего от него никто не ждал (если бежать — так вниз, к лодкам), и с такою яростью, что пробился-таки, сбив Ганмера на землю и перепрыгнув через его тело. Он выбежал по тропе наверх, а Ганаф со своими людьми бежал за ним, хотя они уже, можно сказать, не бежали, а ковыляли; теперь они уже не сомневались, что Ямер от них не уйдет. А он подбежал к такому месту, где обрыв отвесный, и прыгнул в воду.

Все подумали, что он утонул, а если и не утонул сразу, так все равно не доплывет до берега. Тогда Ганаф со своими взяли Ямерову лодку и того из людей Ямера, что был только ранен, перевязали кое-как свои и его раны и заговорили их, затем сели в лодку и поплыли к берегу, ведя вторую лодку за собой. Все они были слабы от ран и гребли медленно. Говорят, Ганаф сидел на передней скамье, а перед ним в носу лодки лежало тело его брата. Они были от разных матерей, но все-таки жили очень дружно. И время от времени Ганаф повторял, кривясь так, точно топор Ямера рассекал ему ногу еще раз:

— Вот мы и съездили к празднику.

А Ямер был очень хороший пловец и добрался-таки до берега, и даже раньше, чем они доплыли до дому, и в прибрежном хуторе объявил об убийстве. Есть люди, что этому не верят, ведь плыть-то ему было почти час, и в холодной воде, и еще раненному, хотя почти все его раны не тяжелые были, прямо царапины… В этом ему повезло, и говорят, что он, мол, на самом деле прицепился к своей лодке, которую Ганаф вел за собой. Но это не так, и вот доказательство: сначала Ямер явился на хутор У-Пастбищного-Мыса (и напугал хозяйку чуть не до полусмерти, мокрый весь, огромный и в водорослях, прямо демон морской), а уж потом лодка Ганафа прошла мимо, и хозяйка это могла подтвердить.

Об Ямере Силаче с этого дня стали говорить, что он, как видно, человек удивительный, хоть и с несчастливой судьбой. Ведь Ганафов он так задел этими своими словами насчет торговли братьями, что ни о какой вире и ни о какой мировой они не повели бы и речи, а сразу подали дело в суд.

Те слова насчет виры за Ганейга Краба были им тем более обидны, что винить их за это дело никак нельзя.

Все ведь как вышло: однажды зимой устраивали в Пашенной Долине игру в мяч. Съехалось в Пашенную Долину много народа, и посмотреть, и поиграть; и Ганейг Краб там был, и его поставили играть против молодого Биклайса, сына Биклерна, родича Трайнов из округи Многокоровье, что у них гостил. Игра себе идет как идет, и тут Ганейгу, что пытался оттолкнуть Биклайса от мяча, попадает битой Биклайса по голове. Ну, дело обыкновенное, чего в игре не бывает. Играют дальше. Играют, играют, Биклайс бьет по мячу, мяч вылетает и точно Ганейгу в лоб, тот даже на землю сел. И что ему с того? Посидел, вскочил и играет себе.

А через несколько дней люди начинают говорить, что Биклайс, мол, тогда попал в Ганейга нарочно. Из-за того, мол, что очень уж удачно Ганейг мяч от него все время уводил. И начинают посмеиваться: Ганейга, мол, побили на глазах у всех, у целого поля зрителей, а он ходит, вроде как все готов стерпеть. Ну конечно, мол, какое у купцов понятие о чести. И если так пойдет, скоро придется звать его уже не Ганейг Краб, а Ганейг Битый.

Слушал он это, слушал, через месяц поехал и убил работника Трайнов, когда тот в лесу рубил хворост. Его отцу, Ганафу Богачу, это не понравилось, и он сразу поехал и уплатил Трайну виру за его работника. И вроде бы все в порядке.

И тут люди, наоборот, начинают говорить, что Ганейг, мол, вот как хорошо себя показал и отплатил Трайнам за тот удар с лихвой, ведь Биклайс — их родич и у них живет, так что все здесь по чести; он-то им заплатил и даже переплатил, а Трайны эту лихву и не думают возвращать. Как бы не оказаться им заботящимися о своей чести даже меньше, чем купцы Ганафы, которые долги всегда возвращают… Известное ведь дело: на сто умных людей всегда найдется один злоречивец, который всех бы рад грязью облить, и умные-то молчат, а эти как раз вот языком болтают.

И некоторое время спустя Биклайс, сын Биклерна, и Трайн, сын Трайна, тот, что потом стал побратимом Гэвиру Поединщику, отцу Гэвина, никому ни слова не сказав, берут свои мечи, и щиты, и шлемы, садятся на коней и едут к хутору Ганафов. Ганейга Краба они встретили возле дома, наткнулись на него, когда он частокол осматривал — что там пора чинить.

— Против работников-то ты силен, — сказал ему Трайн, сын Трайна. — А как будет с людьми именитыми да при оружии?

— Ежели дадите мне сходить домой за мечом — посмотрим, как будет, — ответил Ганейг.

А они сказали, что пускай идет да поскорей возвращается. А когда Ганейг брал оружие, то наткнулся на одного человека по имени Кьяллаф, сын Кьяллида, который у них тогда жил. Он Ганафам был не родич, а так просто жил, проездом. И пришлось ему, конечно, объяснить, зачем вдруг меч. Тот был человек отчаянный и сразу загорелся — идти с ним заодно. Взял свое оружие тоже, и они пошли вдвоем.

Трайн с Биклайсом уже спешились, и Трайн осердился, увидя еще одного человека.

— Ты б еще всю команду своего корабля сюда притащил! — сказал он Ганейгу.

Но Кьяллаф им назвался, и они согласились, что он имеет право вмешаться в эту драку, если уж хочет. Тем более что он все равно бы не ушел. И стали они биться тут же, возле частокола, на снегу. Бились порядочно времени, и вот Биклайс одним сильным очень ударом разрубил Ганейгу почти весь щит ниже рукояти, а следующим ударом попал ему в бок, и рана оказалась смертельной. Видя это, Трайн сказал Кьяллафу, с которым они уже пару раз слегка ранили друг друга:

— Хватит! Я б предпочел, чтоб ты ушел и позвал кого-нибудь, если не хочешь оставлять его здесь.

И тот согласился, что, пожалуй, и вправду так будет лучше. Потому что он-то в это дело полез только из любви к дракам, и зла на них ему держать было не с чего. Он понес Ганейга в дом, зажимая ему рану, но все-таки раньше, чем его доставил туда, Ганейг умер.

Старый Трайн Корабельный тоже, как говорят, был очень недоволен этим делом. Он приехал к Ганафам сам и привез полную виру серебром, и Ганаф Богач принял ее, и больше между домами Трайнов и Ганафов убийств не было.

И вот теперь Ганафы повели свою тяжбу против Ямера Силача с таким напором, чтоб меньше чем объявлением вне закона дело не кончилось. Они заручились поддержкой многих именитых людей и на сход к суду привели очень много своих приверженцев, всех при полном оружии, хоть и с зашнурованными ножнами, как на сходе положено. И Дьялверы пришли с ними вместе, тоже вооруженные и со своими людьми, да еще и Сколтисы тоже. Говорят, что Нун Гордая, дочка Сколтиса Серебряного, которой Ганмер был старший сын, поехала перед тем к Сколтису Широкому Пиру да прямо ему и сказала: