Прокаженный из приюта Святого Жиля - Эллис Питерс

Остановив своего мула подле первого же домика, во дворе которого какая-то женщина кормила кур, Кадфаэль спросил ее о колеснике.

— Так тебе нужен Улджер? — спросила она, положив руку на изгородь и с любопытством глядя на приезжего. — Его хозяйство на другом конце деревни, за прудом. По правую руку увидишь сложенные бревна. Как раз сегодня ему прислали телегу, надо ладить новое колесо.

Кадфаэль поблагодарил женщину и поехал дальше. За прудом, где плавали утки, он и впрямь увидел сложенные на просушку бревна. Стало быть, он добрался-таки до мастерской колесника. Мастерская представляла собой большую полуземлянку. Сверху располагалась крытая жилая надстройка. В мастерской было полным-полно всякого инструмента и деревянных заготовок. Во дворе перед домом стояла телега без одного колеса. Рядом на земле валялись его обломки: две половинки обода, несколько спиц и аккуратно снятая металлическая лента, которую колесник, видимо, намеревался использовать снова. Тут же на траве, словно некая звезда, лежала новенькая вязовая ступица с полным набором спиц. Сам колесник, полный мужчина лет сорока пяти, бородатый и мускулистый, обрабатывал теслом сильно изогнутую ясеневую заготовку для обода, обтесывая ее по ходу волокон древесины.

— Бог в помощь! — приветствовал его Кадфаэль, остановив своего мула и спешившись, — Должно быть, ты Улджер? Дело в том, что я ищу одного Улджера, но тот постарше тебя.

Колесник встал и отложил тесло в сторону, на своем дворе он чувствовал себя хозяином положения. Круглолицый, добродушный, он с интересом разглядывал незнакомца, но в его взгляде ощущалась и некоторая тревога.

— Видишь ли, мой отец тоже был Улджер и тоже колесник, — сказал он. — Он обслуживал и нашу деревню, и всю округу. Наверное, ты ищешь его. Но Господь прибрал его, он умер несколько лет назад. А дом и мастерская теперь мои. — Немного замявшись, он добавил: — А ты, поди, из шрусберийских бенедиктинцев? Так или иначе, вести доходят и до нас.

— Да, у нас свои беды, ты, видимо, слыхал о них, — сказал Кадфаэль, вздохнув. Он привязал мула к одному из кольев изгороди, стряхнул пыль с одежды и немного размял спину после долгой езды верхом. — Я расскажу тебе все как есть, таить мне нечего. Утром, перед самой своей свадьбой, был убит Юон де Домвиль. Случилось это недалеко отсюда, рядом с его охотничьим домиком, где барон держал некую женщину. Его убили, когда он возвращался от нее. Но этой женщины в домике больше нет. Ее имя — Авис из Торнбери. Она дочь того Улджера, который, видимо, приходится тебе отцом. В этих самых местах барон некогда встретил ее и увез с собой. Наверное, я не сказал тебе ничего нового…

Наступило молчание, колесник выжидал. Он стоял перед монахом, лицо его неожиданно стало суровым, но он не вымолвил ни слова.

— Я вовсе не собираюсь подвергать твою сестру какой-либо опасности, не мое это дело, — заверил колесника Кадфаэль. — Но, видишь ли, она может знать нечто такое, что следует знать правосудию. И это нужно не только для того, чтобы наказать преступника, но и чтобы снять обвинение с ни в чем не повинного человека. Я хочу просто поговорить с ней. В охотничьем домике Домвиля она оставила свою лошадь, я уверен, что та лошадь ее. И ушла пешком. Я думаю, она пошла сюда, к своей родне.

— Уже много лет, как я не считаю ее своей сестрой, — вымолвил колесник после долгого молчания. — Ни я, ни моя семья не считаем Авис из Торнбери своей родней.

— Понимаю тебя, — сказал Кадфаэль, вздохнув. — И все же кровь есть кровь. Так Авис приходила сюда?

Мрачно взглянув на монаха, колесник собрался с духом и вымолвил:

— Да, приходила.

— Два дня назад? После того, как из Шрусбери дошли вести о смерти Юона де Домвиля?

— Она пришла два дня назад, около полудня. Правда, вестей из Шрусбери еще не было. Но она все знала.

— Она сейчас здесь, у тебя? — спросил Кадфаэль. — Я должен поговорить с ней.

Он с нетерпением поглядывал в сторону дома, где туда-сюда неторопливо сновала какая-то крепко сбитая женщина.

В углу двора сидел мальчик лет четырнадцати и мастерил дубовые спицы для колеса размером поменьше, чем то, над которым работал сейчас колесник. Не иначе как это жена и сын Улджера. Однако никакой другой женщины тут, похоже, не было.

— Ее здесь нет, — сказал Улджер. — Нечего ей делать в моем доме. С тех пор как она стала девкой нормандского барона, мы и видели-то ее пару раз. Она позор нашей семьи и нашего рода! Когда она заявилась, я сказал ей, что сделаю для нее все, что должен сделать человек для своей сестры, но в дом свой не приму, ибо она давным-давно бросила его в обмен на деньги и безбедное житье. Она вовсе не изменилась с тех пор. Поступай с ней как знаешь, мне все равно. Когда она пришла, она вежливо попросила меня сделать для нее три вещи — одолжить ей лошадь, дать простую крестьянскую одежду взамен ее богатого платья и чтобы мой сын проводил ее до места, куда она направится, а потом привел бы лошадь обратно. Дело в том, что она собралась примерно за три мили отсюда, а туфли у нее уже никуда не годились.

— И ты сделал для нее эти три вещи? — спросил Кадфаэль, удивившись.

— Да. Она переоделась в одежду моей жены, а свое платье оставила здесь. Она сняла с себя также все украшения, кольца и золотую цепочку и отдала моей жене, сказав, что ей самой они больше не нужны и пусть они хотя бы отчасти возместят ее долг нашей семье. Она села на лошадь, а мой сын провожал ее пешком, и еще до ночи он вернулся с лошадью обратно. Это все, что я знаю о ней, я ее не расспрашивал.

— Даже о том, куда она собралась?

— Даже об этом. Но сын рассказал мне, когда вернулся.

— И куда же она отправилась?

— Это место называется Годрикс-форд, к западу от нас и немного в глубь леса.

— Я знаю это место, — кивнул Кадфаэль.

В Годрикс-форде располагалась небольшая ферма бенедиктинских монахинь, которая принадлежала Полсвортскому аббатству. Стало быть, Авис отправилась в своей беде в ближайшую женскую обитель, дабы обрести прибежище и защиту могущественного ордена, покуда не схватят убийцу Юона де Домвиля, не отомстят за его смерть и покуда не забудут о его тайной возлюбленной. Находясь под такой мощной защитой, она может ничего не бояться и честно рассказать все, что знает об этом деле.

Так размышлял Кадфаэль, когда, поблагодарив колесника за помощь и сев в седло, неторопливо ехал в сторону Годрикс-форда. Короче говоря, поступить так было вполне естественно для осторожной женщины, которая опасалась, что будет втянута в громкий скандал, связанный к тому же со смертоубийством.

И все-таки… И все-таки она оставила свою лошадь в охотничьем домике и ушла пешком. Она сменила свое богатое платье на простую одежду, отдала все свои кольца родичам в расчете возместить долг дому, который покинула много лет назад…

Монастырская ферма в Годрикс-форде представляла собой длинный низенький дом, расположенный посреди обширной росчисти. Рядом стояла деревянная часовенка. Чистенький огород и фруктовый сад были обнесены довольно высокой каменной стеной. Деревья уже потеряли половину своей пожелтевшей листвы. В огороде подле свежекопанной грядки хлопотала послушница, женщина среднего возраста, с приятно полным телом и овальным лицом. Она высаживала на грядку капустную рассаду под зиму. Кадфаэль наблюдал за нею, пока въезжал в ворота и спешивался. Его наметанному глазу опытного травника было приятно следить за движениями женщины, которая работала споро, уверенно и без суеты. Бенедиктинские монахини, равно как и бенедиктинские монахи, с одобрением относились к простому труду, и предполагалось, что работать в огороде и творить молитву они должны с равным усердием. Эта пышущая здоровьем женщина работала на грядке, словно умелая деревенская хозяйка. Она тщательно приминала землю вокруг каждого высаженного кустика рассады и с простодушным удовлетворением отряхивала комки земли, прилипшие к ладоням. Она была несколько полновата, но в самый раз, и не особенно высока. Ее овальное лицо с приятной припухлостью не утратило еще четкой линии губ и подбородка.

Заметив Кадфаэля, женщина неторопливо разогнула спину и пристально взглянула на него своими карими глазами. Брови ее были изящно изогнуты, одним быстрым взглядом она окинула его с ног до головы, от капюшона до сандалий. Женщина оставила свою грядку и медленно пошла навстречу монаху.

— Благослови тебя Господь, брат! — приветствовала она его. — Не могу ли я помочь тебе?

— Благослови Господь дом твой! — вежливо ответил Кадфаэль. — Я бы хотел поговорить с той женщиной, что недавно нашла здесь приют. Во всяком случае, я предполагаю, что именно она мне нужна. Ее зовут Авис из Торнбери. Не отведешь ли ты меня к ней?

— Охотно, — ответила женщина. На ее румяных, словно спелое яблоко, щеках заплясали приятные ямочки. Красота в своем наиболее зрелом и спокойном проявлении озарила ее лицо и погасла, вновь сделав его простым и смиренным. — Если ты ищешь Авис из Торнбери, то ты нашел ее. Это имя принадлежит мне.