Спотыкаясь о счастье - Дэниел Гилберт

Часть V

Рационализация

Рационализация – акт придания чему-либо действительной или кажущейся разумности.

Глава 8

Обманчивый рай

Ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке.

Забудьте о йоге. Забудьте о липосакции. А также о травяных добавках, которые обещают улучшить вашу память, поднять настроение, уменьшить объем талии, восстановить волосяной покров и продлить потенцию. Если вы хотите быть счастливым и здоровым, вам следует испробовать новую методику. Она способна превратить того раздражительного и недостаточно ценимого типа, которым вы сейчас являетесь, в благополучную и просвещенную личность, которой вы всегда надеялись быть. Не верите? Взгляните на свидетельства людей, ее испробовавших:

• «Мне стало намного лучше в физическом, финансовом, умственном и во всех других отношениях» (Дж. Р. из Техаса).

• «Это был потрясающий опыт» (М.Б. из Луизианы).

• «Я не ценил других людей так высоко, как теперь» (К.Р. из Калифорнии).

Кто же эти довольные клиенты, и что это за чудодейственная методика, о которой они говорят? Джим Райт – бывший спикер палаты представителей Соединенных Штатов. Он сделал это заявление после того, как был вынужден с позором уйти в отставку, совершив 69 этических нарушений. Морис Бикхэм – бывший заключенный. Он сделал это заявление, когда его освободили из луизианской тюрьмы, где он отсидел 37 лет за то, что защищался от стрелявших в него куклуксклановцев. И Кристофер Рив – лихая звезда «Супермена» – сделал это заявление после злополучного падения с лошади, в результате которого стал полностью парализованным и неспособным дышать без специального аппарата. Мораль? Хотите быть счастливым, здоровым, богатым и мудрым – откажитесь от витаминов и пластической хирургии и испытайте на себе публичное унижение, несправедливое тюремное заключение или паралич всех четырех конечностей.

Вот так вот. Что ж, продолжим. Можем ли мы и в самом деле поверить в то, что положение людей, потерявших работу, свободу и возможность двигаться, каким-то образом улучшилось из-за постигшего их несчастья? Если это кажется вам невероятным, вы не одиноки. Психологи не меньше ста лет полагали, что трагические события, такие как смерть любимого человека или жестокое изнасилование, должны оказывать сильное, гнетущее и продолжительное влияние{190}. Это убеждение так глубоко укоренилось, что людям, у которых не было тяжелой реакции в подобных случаях, ставили иногда диагноз «отсутствие горя». Но исследования последних лет говорят, что общепринятые представления не всегда верны. Отсутствие горя – вполне нормально, и люди – вовсе не хрупкие цветочки, какими сделал их век психологов, и свои несчастья они переносят на удивление стойко. Потеря родителей или любимого человека – событие всегда печальное, часто трагическое, и было бы нелепостью утверждать обратное. Но в то время как большинство людей, потерявших близких, сильно горюет о них некоторое время, в хроническую депрессию впадают лишь немногие. А остальные переживают относительно низкий уровень относительно краткосрочного страдания{191}. Если даже больше половины жителей Соединенных Штатов перенесет травму – изнасилование, избиение или стихийное бедствие, – в профессиональной помощи будет нуждаться или проявит какую-нибудь посттравматическую патологию лишь очень небольшая их часть{192}. Как заметила одна группа исследователей: «Быстрое восстановление физических и душевных сил – наиболее частый и распространенный исход, следующий за потенциально травматическим событием»{193}. И действительно, при исследовании тех, кто пережил тяжелые травмы, выясняется, что подавляющее большинство ощущает себя в полном порядке. А многие утверждают, что пережитое обогатило их жизнь{194}. Знаю-знаю, звучит это довольно странно, но так оно и есть – большинство людей поживает чертовски хорошо, когда дела идут чертовски плохо.

Если способностью к быстрому восстановлению наделены все, почему же нас так удивляют подобные статистические данные? Почему большинству трудно поверить в то, что жизнь за решеткой может стать «потрясающим опытом»{195}, а паралич – «уникальным счастливым случаем», который дает жизни «новое направление»{196}? Почему мы недоверчиво качаем головой, когда спортсмен после тяжелейших лет химиотерапии заявляет: «Я не стал бы ничего менять в своей жизни»{197}; музыкант, ставший навеки недееспособным, говорит: «Если бы мне пришлось пережить это снова, я хотел бы, чтобы все произошло точно так же»{198}; а паралитики твердят, что они не менее счастливы, чем все остальные люди?{199} Подобные утверждения из уст людей, подвергшихся столь тяжким испытаниям, кажутся откровенно нелепыми тем из нас, кто эти испытания только воображает, – но кто мы такие, чтобы спорить с людьми, их действительно пережившими?

На самом деле негативные события хотя и влияют на нас, но воздействие это бывает обычно не таким сильным и долгим, как мы ожидаем{200}. Когда людей просят предсказать, какие чувства они испытают, если потеряют работу или любимого человека, если их кандидат проиграет важные выборы или любимая спортивная команда продует важную игру, если они провалятся на экзамене, будут мямлить во время собеседования или проспорят пари, они, как правило, переоценивают и силу своих страданий, и время их продолжительности{201}. Здоровые люди готовы заплатить гораздо больше, чтобы избежать увечья, чем готовы заплатить увечные, чтобы снова стать здоровыми, потому что здоровые недооценивают, насколько счастливыми могут быть инвалиды{202}. Как заметила одна группа исследователей: «Хронически больные и искалеченные пациенты обычно оценивают свою жизнь в данном состоянии здоровья более высоко, чем гипотетические пациенты, то есть те, кто воображает себя находящимся в подобном состоянии»{203}. И действительно, хотя здоровые люди и полагают, что многие болезни «хуже смерти», однако те, кто ими болен, редко кончают с собой{204}. Если негативные события не воздействуют на нас так тяжело, как мы воображаем, почему в таком случае мы этого от них ожидаем? Если беды и болезни порой становятся замаскированным благом, почему их маски настолько убедительны? Ответ заключается в том, что человеческий разум имеет тенденцию эксплуатировать неоднозначность – и если это выражение кажется вам неоднозначным, читайте дальше и позвольте мне его поэксплуатировать.

Перестать досаждать людям

Лишь одно труднее сделать, чем найти иголку в стоге сена, – это найти иголку в куче иголок. Когда объект окружен похожими на него объектами, он, естественно, теряется среди них, а когда окружен непохожими, разумеется, выделяется. Посмотрите на рис. 16. Если бы у вас был секундомер, считающий миллисекунды, вы обнаружили бы, что можете найти букву «О» в верхней таблице (где она окружена цифрами) несколько быстрее, чем в нижней (где она окружена буквами). И это понятно, поскольку найти букву среди букв труднее, чем букву среди цифр. Но если бы я попросил вас найти цифру 0, а не букву «О», вы быстрее нашли бы ее в нижней таблице, а не в верхней{205}. Многие полагают, что всякую сенсорную способность (способность видеть, к примеру) можно объяснить с помощью ее составляющих, и пожелай вы ее понять, вам было бы достаточно узнать все о свете, контрасте, палочках и колбочках, сетчатке, пучках света, зрительном нерве и т. п. Но даже если вы узнаете все возможное о физических свойствах таблиц, показанных на рис. 16, и все о строении человеческого глаза, вы по-прежнему будете не в состоянии объяснить, почему в одном случае человек находит кружок быстрее, чем в другом, пока не узнаете, что для этого человека кружок означает.

Значения важны даже для самых базовых психологических процессов. И хотя это кажется совершенно очевидным умным людям вроде нас с вами, в свое время незнание этого совершенно очевидного факта вынудило психологов отправиться в погоню за недостижимым, которая продолжалась около 30 лет и плодов принесла весьма немного. Почти всю вторую половину XX в. психологи-экспериментаторы наблюдали за крысами, бегавшими по лабиринтам, и голубями, клевавшими кнопки переключателей, поскольку полагали, что лучший способ понять принципы поведения – это найти связь между раздражителями и реакцией на них организма. Тщательно измеряя все, что делает организм в ответ на физические раздражители (свет, звук, еда), психологи надеялись создать науку, которая свяжет наблюдаемые раздражители с наблюдаемым поведением без использования таких неопределенных понятий, как «значение». Увы, этот бесхитростный проект был обречен на провал с самого начала – по той причине, что в то время как крысы и голуби реагируют на раздражители, существующие в мире, люди реагируют на раздражители, предстающие в разуме. Объективно существующие раздражители создают субъективные раздражители в разуме, и люди реагируют именно на них. К примеру, буквы в середине двух слов на рис. 17 – физически идентичные раздражители (честное слово – я вырезал и приклеивал их сам). И тем не менее большинство англоязычных людей реагируют на них по-разному – видят по-разному, произносят по-разному, запоминают по-разному, – потому что одна предстает как буква «Н», а другая – как буква «А». И на самом деле вернее было бы сказать, что одна из них и есть буква «Н», а другая – «А», потому что идентичность чернильных линий определяется не столько тем, как именно они вычерчены, сколько тем, как мы их субъективно интерпретируем. Две вертикальные линии с перекладиной означают одну букву, когда окружены буквами «Т» и «Е», и другую, когда окружены буквами «С» и «Т». И тем, что отличает нас от крыс и голубей, среди многого прочего, будет эта реакция на значение раздражителей, а не на сами раздражители. По этой же причине мой отец может назвать меня болваном, а вы не можете.