Южный Урал, № 1 - Константин Мурзиди

ГОРОД ТРУДА

Я здесь бывал довольно часто,И жил подолгу, и всегдаХотелось вновь и вновь встречатьсяС великим городом труда.

И каждый раз при наших встречахЯ шёл взволнованный к нему, —Как будто к молодости вечнойЯ прикасался наяву.

Она звала меня, манилаК своим истокам золотым.Со мною время говорило,Как со свидетелем живым.

Теперь в сто крат родней, дорожеНам этот город новый стал.Он силы Родины умножил,Ей свой характер передал.

Мы с ним впервые подружилисьВ том славном, памятном году,Когда палатки разложилиНа синем зимнем холоду;

Когда под вьюгой злой и хлёсткойНа зов вождя пришёл народ —Построить здесь МагнитогорскийМеталлургический завод.

А степь на сотни вёрст лежалаОгромным морем снеговымИ дико пела и визжалаОхрипшим голосом своим.

Но мы вступили в бой с бураном,И день и ночь вгрызались в степь.Со дна глубоких котловановСумели век свой рассмотреть.

Уют нас дома не встречал,На топчанах вздремнув немножко,Мы кипятили в вёдрах чай,Пекли уральскую картошку.

Тех лет строительных величьеНе в силах время зачеркнуть.Оно на подвиг новый кличетИ нам указывает путь.

И наша память сохранилаТе чувства первые и ту —Живого мужества и силыНеповторимую черту.

В каком краю б теперь ни жили, —Мы вспомним степь, буран, мороз,Где первый камень положилиТвоих цехов, Магнитогорск!

УРАЛЬЦЫ

Уральцы — народ богатырского склада,Упорные люди в труде и в бою.Если они говорят — «это надо» —То сдержат и выполнят клятву свою.

Слово уральцев подобно закону,Как скалы незыблемо, твёрдо оно,Не выдумать мужества даже такого,Какое Уралом в труде рождено.

И Родина вправе не только гордиться,Но славные гимны Уралу слагать.Я вижу уральцев счастливые лица,Готовность в работе всегда побеждать.

Под их золотыми сегодня рукамиВстают новостроек гигантских ряды,И рушатся вечные скалы и камни,Чтоб здесь зеленели листвою сады.

Кипит на заводах и в шахтах работа,Гудят неустанно машины в поляхНет лучшего счастья и большей заботы,Увидеть мечту воплощённой в делах.

ПОД НЕБОМ УРАЛЬСКИМ

Под небом уральскимЯ рос и мужал,Здесь первый экзаменНа зрелость держал.В цеху, где гуделиПлавильные печиИ лоснились потомМогучие плечи,Где люди пытливоИ смело искалиПредельную крепость,Выносливость стали;Где сами ониНе всегда замечалиКак вместе с металломРосли и крепчали;И как в ежедневномСпрессованном шумеРоднились сердца ихИ лучшие думы.Наш цех был похожНа корабль величавый,Овеянный первойСтроительной славой,И первою радостью,Первой мечтойЗажжённой трудомНад пустынной землёй.Сюда я приехалИз дальней деревниС крестьянской душоюИ с именем древним.Теперь под железнымРазмеренным громомКак будто на новойДалёкой планетеСтою, унесённыйВперёд на столетье.Планета моя,Ты зовёшься Уралом,Тебя узнаю яПо звону металла,По этим, трудомАтакованным горам,По тучным лесам,Полноводным озёрам,По темпам великихСтроительных дней,По нраву крутомуУральских людей,Чей труд, сокрушающийСкалы, каменьяОткрыл на землеЭтот край вдохновенья.

ЧУВСТВО ПОБЕДЫ

Кто раз нашу силу изведал,Её не забудет вовек.Чувством великой ПобедыСоветский живёт человек.В тяжёлых боях и в работеДавало нам силы оно,На самых крутых поворотахМы верили в чувство одно —Победа! Победа! И толькоПобеда во всём и везде.Но если до цели далёко,И если ты в страшной беде —То ты не опустишься наземьИ рук не положишь на грудь.Ты вспомнишь, увидишь глазамиТоварищем пройденный путь.И взору и мыслям предстанутЛюбимой отчизны огни.Живые и мёртвые встанут,Расскажут, как бились ониЗа нашу святую победу,За русскую землю свою,Как самые тяжкие бедыОни превзмогали в бою.Да будет их путь вдохновеньемСегодня на фронте труда,Вся жизнь наша — поле сраженья,И каждый в ней только солдатСвоей непреклонной державы,Единственной правды земли.За честь её, гордость и славуМы в битвы смертельные шли.

А. Климов

МОЛЧАЛИВЫЙ[22]

(Арктический рассказ)

Впервые я встретился с Молчаливым лет семь назад.

Я тогда зимовал на полуострове Ямал, на полярной станции мыса Маре-Сале.

Однажды, в начале зимы, вдвоём с товарищем — научным сотрудником, мы отправились на охоту. Оба охотника были щедро увешаны всякими нужными, а больше того ненужными принадлежностями. Глядя на нас, можно было подумать, что цель нашего путешествия отстоит по крайней мере на тысячу километров. Однако, шли мы за тюленями на припай льда в Бадарецкой губе. Припай же был не дальше пяти-шести километров от зимовки.

Чего только мы не взяли с собой, собираясь за тюленями. Язвительный радист даже посоветовал:

— Вы бы ещё чайничек полведёрный захватили. Чайку бы, глядишь, испили.

Начальник зимовки всеми силами сдерживался, чтобы не расхохотаться, но молчал.

Мы ушли. С утра погода была хорошей. На сером, пепельном небе мерцало тусклое солнце.

До припая мы не смогли дойти. Груз и, в изобилии надетые, меха затрудняли лазанье с тороса на торос. Мы вспотели, как банщики, и километра за четыре сделали первый привал. После отдыха итти стало ещё труднее. Второй привал был и последним.

К обеду с севера потянул норд, в воздухе закружились снежинки. Началась метель. Темнота быстро навалилась на снега. Ветер крепчал. Между огромными льдинами он проносился, как в трубе, резко, со свистом, неся больно режущий снег. В мозгу у меня рождались страшные картины смерти: «как Седов», — проносилось в голове. Товарищ молчал, но чувствовалось, что и он переживает нечто подобное.

Часа четыре блуждали мы во льдах. Пробовали копать снег, в надежде увидеть землю, но и под ногами был лёд.

Так прошло ещё часа три. Наконец, измотавшись, вконец, обессилев, сделали привал. Воображаю как выглядели мы, злосчастные охотники за тюленями! Ружья, сумки и фляжки висели на нас кое-как: путались в ногах, шлёпали по коленям, болтались за спиной, бренчали и звенели у пояса.

Собрали бумагу, носовые платки, записные книжки и зажгли костёр. Но ветер задувал робкое пламя, костёр смрадно чадил. Может быть, это нам и помогло. Вдруг справа из-за льдины, за которой мы спасались от ветра, показался человек.

— Нашли! Нашли! — закричал я и бросился навстречу тёмной фигуре. Вдруг откуда-то выскочила свора собак, и передовой пёс (в темноте можно было разглядеть огромный силуэт волка) совсем неприветливо зарычал.

— Тубо, Пясинец, назад! — Когда человек крикнул, я вспомнил, что где-то слышал имя собаки, но сейчас было не до воспоминаний.

Собаки легли в снег, а человек, подойдя к нам, заговорил:

— Иду, слышу дым. Откуда?

— С Маре-Сале…

— А-а, — протянул незнакомец. — Пясинец, вставай!

Мы растерянно молчали. Собаки, ворча, встали на ноги.

— Вы, значит, дома? — продолжал незнакомец. — Ну привет Кислову сказывайте.

— Постойте, товарищ! — взмолились мы и честно рассказали о своём несчастье.

— А-а, зимовка рядом, с полверсты однако будет, не больше. Пойдём, доведу.

И он твёрдо и уверенно погнал свору в сторону, в темноту.

Мы поспевали за ним из последних сил. «Как мальчишки, — возмущался я, — заблудились в трёх льдинах, костёр зажгли. Ах, Седовы! А он, как кошка ночью видит, как собака чует, на дым пришёл…».