Горец-защитник - Ханна Хауэлл

— Итак, она вас соблазнила и вовсе не из любви к вам. Зачем? Хотела отомстить Генри?

— Нет. По правде говоря, они с Генри стоили друг друга. Ей был нужен сын. Она уже подарила Генри двух дочерей, и это его не очень радовало. Боюсь, что их уже нет в живых, потому что дочери Генри, как правило, живут недолго. Знаю лишь об одной, которая сумела дожить до брачного возраста. Хотя, по правде говоря, ее продали в жены старику совсем ребенком. Позже я узнал, что Мэри выбрала меня, чтобы зачать ребенка, чтобы этот ребенок был похож на Генри. Кстати, Генри также принимал участие в этой затее, хотя меня до глубины души поразило, что он способен смириться, признать собственную неспособность зачать сына. Так вот, Генри обнаружил, что мы стали любовниками, и избил меня чуть не до смерти. Кнут, которым он орудовал, оставил многочисленные шрамы на моей спине; фактически он содрал с меня кожу. Мой приемный отец и не надеялся, что я выживу; несколько недель я был на краю смерти. Он сказал, что никогда не видел, чтобы человека до такой степени запороли. До конца жизни удивлялся, как мне вообще тогда хватило сил доползти до постоялого двора, где мы снимали комнаты.

— Что вы сделали, когда раны зажили?

— Оказался настолько глуп, чтобы отправиться в Лоханкорри. Боялся за жизнь Мэри, вот как! Вынашивал планы, как спасти ее от этого чудовища. Жены Генри вообще не долго жили на свете, хотя никто не мог доказать, что он их убил.

Саймон болезненно сморщился, вспоминая мучительную правду, что открылась ему в тот последний визит в отчий дом.

— Можете не продолжать, Саймон.

— Ну уж нет, я продолжу.

Хотя бы для того, чтобы понять, что рассказать Илзбет, когда наконец придется объяснить, откуда на его спине шрамы.

— Инстинкт самосохранения подсказал мне, что нужно соблюдать осторожность. По крайней мере мне достало ума, чтобы не броситься со всем безрассудством на помощь прекрасной даме. Я понял, что нужен план. Поэтому я наблюдал и слушал. Даже переодевшись до неузнаваемости, несколько раз пробирался в главную башню замка. Так я и узнал, что это Генри послал ее меня соблазнить. Не стану утомлять вас подробностями. Скажу лишь, что она сделала это вовсе не из любви ко мне или из страха перед Генри. Ярость брата, когда он обнаружил жену в моей постели, оказалась притворством. Но он признался, что, избив меня, получил огромное удовольствие.

— Как вы полагаете — не ожидает ли он, что вы присоединитесь к числу его сторонников?

Некоторое время Саймон изумленно смотрел на Торманда, а потом выругался.

— Не могу сказать. Не хотел верить, когда услышал, как Хэпберн называет его имя. Не верится, чтобы Генри решил рискнуть всем, что создано нашими предками. Все, что он почитал своим, за счет чего жил все эти годы. Не вижу никакого смысла! Но похоже, что он решился.

— Есть еще жажда власти.

— В нашей истории, на нашем родовом древе нет ничего, что могло бы внушить ему безумную мысль, что он вправе притязать на королевский трон. Ничего, черт возьми!

— Но ему, видно, хватает жажды власти, Саймон. Те, кто поражен этим недугом, готовы оправдать любое преступление, если убеждены, что имеют право думать и делать то, что делают. Может быть, вам отступиться от этого дела? Подозреваю, вы не особенно любите брата. Но все остальное? Да, думаю вам небезразлична судьба Лоханкорри и его жителей. Но вы не можете забыть, что он ваш родной брат. Если добудете доказательство, которое позволит вам объявить его предателем, Генри ожидает страшная смерть.

— Это меня не особо заботит. Этот человек убийца и заслуживает виселицы. Морэн увидела правильно — его руки по локоть в крови. Да, его ждетстрашная смерть, но он сам выбрал свой путь. Сомневаюсь, чтобы спрашивали мнение всех прочих в Лоханкорри, однако они тоже окажутся проигравшими и потеряют все.

— Да. Вот почему я думаю, что вам бы надо быть подальше от всего этого.

— Во мне теплится слабая надежда, что я сумею спасти Лоханкорри. Если именно я приведу к королю предателя, то получу право потребовать награды.

— И этой наградой станут земли Лоханкорри?

Саймон кивнул и прислонился спиной к дереву, глядя в лицо Торманда.

— Это все, что мне удастся спасти. Если же я отступлю, Генри все равно разоблачат. Но если я все же попытаюсь привести его на суд, у меня появится возможность сделать так, чтобы клану не пришлось расплачиваться за его безумие. И не забывайте, что это ваши родственники отправили ко мне Илзбет, чтобы я ее защитил. Они рассчитывают, что я докажу ее невиновность.

Торманд выругался.

— Действительно, чуть не забыл. Значит, вам нужно стоять до конца. — Вскочив на ноги, он сжал руку Саймона. — Будьте осторожны, дружище. Не хочу, чтобы новые рубцы легли на вашу душу. И скажите кузине, что ее семье ничто не угрожает. — Он повернулся, чтобы уйти. — Я к вашим услугам, если понадоблюсь. — Он остановился, оглянувшись на Саймона. — Как зовут других ваших братьев?

— Малькольм, Кеннет и Рори. Зачем вам?

— Просто так. Не вы один страдаете любопытством. Кроме того, вам, возможно, станет легче, если будете думать, что пытаетесь спасти Лоханкорри и ради них тоже.

Саймон смотрел, как Торманд исчезает среди деревьев. Вздохнув, прислонился затылком к древесному стволу. Мысль, что собственный брат предатель и замыслил убийство короля, казалась невыносимой. Гнев так и кипел в нем, он чувствовал его почти физически. Есть только один путь: разоблачить предателя, кем бы он ни оказался. Он солгал Торманду. Ему было бы очень жаль Генри, если бы пришлось собственными руками отправить его в руки палачей. Пусть Генри чудовище в облике человека, но все равно он родная кровь — его брат.

Саймон стоял в обширном зале, где король собирал свой двор, и наблюдал за Хэпберном. Этот человек по-прежнему не жалел сил, чтобы клеветать на Армстронгов и делать намеки, из-за которых, собственно, король и вздумал подвергнуть Саймона допросу. Видимо, поставил себе твердую цель — во что бы то ни стало уничтожить Армстронгов, а заодно и скрыть собственные преступления. Впервые за все это время Саймону захотелось выбить правду хоть из кого-нибудь.

Так вот чего хочет его брат? Править этими сплетниками, льстецами и любителями супружеских измен? Саймон имел возможность наблюдать, какими делами приходится заниматься королю каждый божий день. Тяжесть некоторых решений, которые он иной раз вынужден принимать; глупость и высокомерие, причиняющие ему немало страданий. Вряд ли Генри все это нужно. Очевидно, он мечтает лишь о власти и богатстве!

Представить только, что Генри восседает на троне Шотландии! От этого кровь стыла в жилах. Саймон знал, что брат использует власть, чтобы утопить страну в крови. Любой, кто выразит несогласие с его планами или хотя бы косо посмотрит, будет убит и вряд ли кому будет под силу это прекратить. По правде говоря, Саймон не сомневался: если, не дай Бог, Генри выиграет желанный приз, разразится война и прольется кровь, много крови…