Степные хищники - Александр Великанов

— Конечно, заночуем. Черт нас понесет в Донскую область, да и лошади устали, — поправился командир, сообразив, что в данном случае территория не имеет значения.

— Ночуем, так ночуем, — согласился человек в кубанке. — У меня тут кум живет, так зайду к нему.

— Дело твое, товарищ Федорчук.

Чтобы хозяевам было не в тягость накормить нежданных гостей, отряд разошелся по дворам: по два- три человека в каждый. На южной окраине села выставили пост и со спокойной душой легли спать.

Федорчуков кум жил на самом краю села. Прямо за его огородом начиналась круча, под которой текла Медведица. Кум очень обрадовался гостю.

— Какими судьбами в наших краях? Был слух, что ты в Саратове служишь… Ешь, ешь! Капустки возьми! Славная капуста в этом году уродилась, — усердно потчевал кум, пододвигая тарелки со снедью. — Иль перевелся из Саратова?

— Нет, я все там же, на старом месте.

— Следователем?

— У-гу!

— Беспокойная у тебя, Илья, работа. А к нам зачем?

— Приехал в Красный Яр в командировку, а тут, видишь, заваруха. Спасибо, не наливай, всё равно не буду.

— Ну и шут с тобой! Не хочешь — не неволю. В кои-то веки свиделись, а ты выкобениваешься. Ладно!.. Заваруха, говоришь? То в казаках, нас не касается…

— Почему?

— За кого ты наших мужиков считаешь? Нешто мы против власти рабоче-крестьянской? Не-ет, товарищ, ошибаешься. Мы сами с усами: трудно ли, плохо ли, а власть эта наша родная и с нею доживем до хороших времен, а белые и всякие полосатые бандюки нам не товарищи. Во-от как мы, лопуховские, ду… думаем и рассужд…

Вскоре кум окончательно опьянел, и Федорчук уложил его на кровать.

Федорчуку долго не спалось: мешали разные думки и заливистый храп подгулявшего кума. Когда же, наконец, сон смешал мысли, кто-то сильно толкнул его в бок.

— Илья! Ильюша! Встань живее!

Голос кумы:

— Что-то неладное на селе деется.

Федорчук вскочил.

— Сапоги где?

— На печи сушатся. Сейчас достану. На вот покамест опорки одень!

Под руку попала кубанка. Накинув полушубок, Федорчук выскочил в сени и приоткрыл дверь на улицу. Да. Ночное село полнилось тревожными звуками: скрипели полозья множества саней, стучали копыта, рокотали тачанки на железных ходах. Доносились сдержанные ругательства. Бесформенный живой поток тек по улице.

Они!

Федорчук, человек не робкого десятка, умевший смотреть в глаза опасности, сейчас растерялся. «Где же наши?» Ни выстрелов, ни криков. От зябнувших в опорках ног к телу поднималась дрожь, по плечам пробежали мурашки, зубы заляскали. В селе грохнул выстрел. Федорчук замер. От толпы отделились и шли сюда, к дому кума, несколько фигур.

Не раздумывая, Федорчук шмыгнул легкой тенью на зады, споткнувшись об огородную грядку, упал, поднялся, перемахнул через плетень и вприпрыжку побежал под гору. Уже на мокром льду почувствовал, что опорок на нем нет и бежит он в одних носках. Всё равно, только бы не поймали!

Иному человеку страх дает крылья, а у труса отнимает последние силы. Федорчук летел до Фоменкова на крыльях. Правда, без сапог бежать было совсем легко, к тому же теплые, толстые носки, — спасибо тем рукам, что их вязали! — надежно защищали ноги от ран. В памяти остались темные стены мелкого леса за обочинами дороги, мелькающие пятна снега на земле и мглистое небо над головою.

Федорчук знал, где живет председатель Совета и, не расспрашивая, нашел его избу. На стук в окно хриплым голосом залаяла собака, ей отозвалась другая.

«Весь хутор поднимут», — подумал Федорчук и еще раз постучал.

— Кто тут?

— Открывай!

Вскоре Федорчук, обутый в валенки, ехал на подводе в Красный Яр. Шустрая, мухортая лошаденка бойко семенила мохнатыми ногами, сани катились быстро, но весть о занятии бандитами Лопуховки дошла до Красного Яра быстрее, — фоменковский председатель сразу же позвонил туда по телефону. Через несколько минут о событии знал Камышин.

На следующий день на ближайшую к Красному Яру железнодорожную станцию Ададурово прибыла летучка[43] и с ней рота пехоты. В тот же день порвалась телефонная связь с Фоменковым. Красноярский военком выслал разведку, но в версте от хутора разведчики были обстреляны и, потеряв одного, возвратились в Красный Яр. В Фоменкове были бандиты. Возник вопрос, что делать — оборонять ли Красный Яр или уходить на станцию Ададурово и действовать совместно с летучкой. Выбрали последнее.

На станции Ададурово суматоха. В Красном Яре щелкают винтовочные выстрелы. По дороге из Неткачева движется большой обоз. Чей он, никто не знает. По вагонам, отыскивая своих бойцов, бегают командиры.

— Первый взвод, ко мне! Товарищи, кто тут из первого взвода?

— Ванька, не видел ли моего подсумка?

— Первый взвод!

— Давай сюда ленты!

— Возьми сам, если нужно!

— Становись!

На перроне то возникает, то рассыпается строй. На железнодорожных платформах зачехленные пушки, из теплушек выглядывают рыльца пулеметов. Командир летучки, высокий, носастый человек, озираясь по сторонам, нервно теребит ремень полевой сумки. Прибывших красноярцев он встретил недоуменным взглядом.

— Красноярский отряд ЧОН прибыл в ваше распоряжение, — четко доложил старший отряда. — В строю находится сорок человек.

— Гм!.. Михаил Васильевич, у тебя всё готово?

— Готово, — отозвался машинист из паровозной будки.

— Вы идите к командиру роты, — сказал командир летучки красноярцам. — Он вам укажет место… А-а, черт! Ведь это они, бандиты! — показал командир на закругление железнодорожного полотна, где появилась группа конных. — Разберут полотно, и мы останемся как в мышеловке. Факт. Михаил Васильевич, давай отправление!

— Что вы хотите делать? — изумился старший красноярского отряда.

— Пробиваться на Рудню. Здесь я не могу принять боя, — слишком рискованно…

Свисток паровоза заглушил слова. Состав тронулся.

— Скажите командиру роты, что я приказал дать вам ручной пулемет! — крикнул на прощанье командир летучки.

В рядах красноярцев раздались недоуменные возгласы:

— Что же это такое? Всех бросил, а сам удрал! Трус!

— Сволочь! — подтвердил старший красноярцев.

В Красном Яре Федорчук совершенно неожиданно встретил своего прямого начальника и получил от него задание.

— Слушай и запоминай! — сказал начальник, затем коротко проинструктировал, дал явки и под конец спросил:

— Выбирай себе кличку!

— Э-э… — замялся Федорчук: — «Беглец» подойдет?

Начальник засмеялся:

— На память о Лопуховке. Сойдет.

Сейчас Федорчук внешне с безразличным видом наблюдал за происходившим на станции. Он был не похож на следователя ГубЧЕКА. Поверх полушубка на нем была надета солдатская шинель с расстегнутым хлястиком, на голове вместо кубанки нахлобучена папаха из «тканого барашка» (в хлопчатобумажную основу были затканы шерстяные помпончики), за плечами болтался вещевой вешок.

Всё быстрее и быстрее катились вагоны летучки, мелькнули дульца пулеметов, проплыли зачехленные орудия, подпрыгнул на стыке последний вагон. К чоновцам на взмыленной лошади подскакал красноярский волостной военный комиссар.

— Куда пошла летучка?

— В Рудню.

— Как так? Почему?

— У командира гайка ослабла, удрал и точка.

Комиссар на мгновение опешил, а затем, что-то сообразив, решительно заявил:

— Не удерет. Я его верну.

Крутнув коня, он галопом поскакал в село.

— Разве паровоз догонишь?

— Железная дорога обходит Красный Яр дугой, и если скакать напрямик, то успеешь перехватить, — объяснил старший отряда и скомандовал: — Пошли, ребята, к командиру роты!

У водонапорной башни болтались без дела человек тридцать красноармейцев. Федорчук подошел к ним.

— Продали нас!

— Бросай винтовки, сдаваться надо.

— Товарищи, в цепь! — крикнул пробегавший мимо командир.

— Иди-ка ты дальше!

— Так и так пропали, отстреливаться надо.

— Я те стрельну!

Над головами засвистели первые пули, и праздношатающихся словно ветром сдуло. Попрятавшись в канавах, в ямах, в самой башне, они сидели до тех пор, пока бандиты не заняли станцию. Рота и красноярский отряд ЧОН попали в плен.

Утром Вакулин созвал в Красном Яре митинг. На площади вокруг трибуны на удивление любопытным были составлены в козлы десятка три винтовок, под козлами лежали дрова, солома. На трибуну поднялся и начал говорить высокий, стройный человек, с нервным лицом. То был Вакулин. Каждую фразу он подчеркивал резким движением правой руки.

— Товарищи трудовые крестьяне, жители Красного Яра, мы не хотим войны, не хотим проливать крови, не хотим убийств, но нас вынудили взяться за оружие, восстать за правду, за порядок, за отмену продразверстки. Вступайте в наши ряды, в ряды борцов с большевизмом и угнетателями-комиссарами! Еще раз повторяю, что мы не хотим кровопролития. Сейчас здесь у всех на глазах будут сожжены винтовки и другое оружие, служащее для истребления людей, — не особенно убедительно, но горячо ратовал Вакулин.