Эпоха Пятизонья - Михаил Белозеров

Раздались гулкие шаги. Желтая дверь стремительно распахнулась, и появился… белобрысый паренек в синей майке. Он насвистывал донельзя модную мелодию «Что такое любовь?». Этот шлягер крутили на телевидении с утра до вечера. Одно время Костя сам ее напевал круглые сутки, пока она не сделалась навязчивой, как пьяный друг.

– Эй, Гнездилов! Серега!

Паренек оглянулся.

– Масло в системе проверь и аккумуляторы посмотри!

– Да знаю, знаю… – ответил он кому-то за дверью и, по-прежнему насвистывая, лихо, на одних руках, скатился по перилам вниз.

Так это дизель! – наконец сообразил Костя, отползая от громадины механизмов.

– Кирилл Васильевич, – удивленно сообщил по селекторной связи Гнездилов, – здесь люк открыт…

– Ну так закрой! – приказал невидимый Кирилл Васильевич и добавил несколько матерных словечек. – Давно говорил, заварить пора, да начальству виднее.

– А доложить куда повыше?..

– Ты, Серега, своими делами занимайся. Я сам доложу, – язвительно отозвался Кирилл Васильевич.

– Наши! – подскочил за спиной Кости Базлов.

Костя не успел ничего ответить, как Базлов уже шагнул к Белобрысому:

– Здравствуй, товарищ!

– Привет… – опешил Гнездилов и потянулся в кнопке селекторной связи.

– Да свои мы, свои! – остановил его майор. – Заблудились в лабиринте…

Глупо было прятаться за стеллажами, и Костя тоже вылез, проклиная доверчивого майора. Конечно, это был «нитридо-платиноид», трансмутант из жидкого металла. Кто же еще? Впрочем, проверить можно было только одним способом, но стрелять с ходу почему-то не хотелось – рука не поднималась взять и убить подростка, хотя бы и «нитридо-платиноида».

– Привет, – сказал он и убрал оружие за спину, потому что Серега Гнездилов от страха стал заикаться.

Еще бы, подумал Костя, из-под земли явились два чудика при полном вооружении. Я бы тоже в штаны наложил.

– Все-е-е… ра-а-а-вно на-на-до доложить, – выдавил из себя Гнездилов, глядя на них ошалелыми глазами.

Был он худощав по молодости лет, белобрысый, словно его мукой посыпали, с розовыми, как у поросенка ушами, и не очень уверен в себе.

– Конечно-конечно… докладывай, только без паники, – согласился майор Базлов и отступил на пару шагов, чтобы не пугать паренька.

– Ки-ки-рилл Ва-ва-сильевич, здесь два человека… говорят, военные, – поглядывая на них, с трудом произнес Гнездилов.

– Какие военные? – удивился Кирилл Васильевич. – А-а-а… ну да, ну да, должны быть военные диггеры. Наверное, заблудились со времен штурма. Спроси, они диггеры?

– Вы диггеры?

– Мы диггеры, – кивнул Костя, потому что майор Базлов в своем одеянии меньше всего походил на диггера.

– Диггеры, диггеры, – подтвердил Серега Гнездилов.

– Сейчас я спущусь, – строго пообещал Кирилл Васильевич.

Через мгновение на лестничной площадке стоял сухопарый человек неопределенного возраста в роговых очках и в желтом вельветовом пиджаке. Пиджак был надет на майку не первой свежести, из-под которой торчали седые волосы.

Несмотря на возраст, Кирилл Васильевич тоже ловко скатился по перилам вниз и представился:

– Главный электромеханик Жигунов. А это мой помощник – Серега.

Белобрысый Гнездилов испуганно кивнул, а Базлов радостно сказал:

– Да мы уже познакомились!

– Вы оттуда? – Кирилл Васильевич как-то неопределенно посмотрел на открытый люк – то ли не поверил, то ли скрыл удивление.

Лицо у Кирилла Васильевича было цвета кирпича, щетинистое, нос картошкой, глаза живые, нахальные и перебегали с Кости на Базлова, ничего толком не выражая, кроме возбуждения.

– Оттуда-оттуда, – подтвердил Базлов, держа тяжелый «пермендюр», как автомат, наперевес. – Плутали-плутали, еле вышли.

Только бы он на радостях ничего не сболтнул, подумал Костя. А то сейчас расскажет о том, что мы видели «протеиновых матриксов», как тогда поведут себя эти «нитридо-платиноиды», одному богу известно.

– Это первый случай в моей жизни, – признался Кирилл Васильевич и покосился на «пермендюр». – Еще никто оттуда не появлялся. Говорят, там люди гибли целыми взводами. Проваливались. Там же подземные реки! Люк лет пятьдесят назад прорезали на всякий случай. Но им так никто и не воспользовался. Мы туда, честно говоря, мусор сбрасываем. Серега вот все хотел разведать. Говорит, спусти меня на веревке, дядя Кирилл. А я ему: какая веревка? Что я потом моей свояченице Людмиле Владимировне скажу?! Карты нет, света тоже нет. Куда идти? Что искать?

– Ну да… – согласился Костя.

От главного электромеханика пахло то ли перегаром, то ли чесноком. Закусывать, чтобы начальство не учуяло, надо имбирным орешком, вспомнил Костя.

– А чего? – внезапно подал голос Гнездилов. – Слазил бы… Клад откопал бы…. эту, как ее?.. Библиотеку Ивана Грозного! Я поделился бы: вам, Кирилл Васильевич, как моему непосредственному начальнику, – одна треть. Одна треть нашей конторе и одна треть мне за риск и работу.

– Нет! Ну вы видели! – воскликнул Кирилл Васильевич, пересыпая слова матерком и хлопая себя по тощим ляжкам. – Кремлевский мечтатель! Тебе одни клады и снятся, а по ночам, между прочим, когда я дежурил, ну, еще лет десять назад, оттуда голоса раздавались и свет шел. Я пару раз сдуру люк открывал: «Ау!.» Никого! Только запах, как от дикого зверя. А ты: клады! Взрослых надо слушаться! Мало ли кто там бродит? Понял меня? Утащат – и поминай как звали.

– Понял… – отвернулся Гнездилов, молча соглашаясь с тем обстоятельством, что подземелье – опасное место, но по молодости лет ни на йоту не веря Кириллу Васильевичу.

– Ну вот то-то же! – веско заметил Кирилл Васильевич.

– Значит, нам повезло! – обрадовался майор Базлов. – У нас не было веревки, но мы спаслись.

Насчет «протеиновых матриксов» он благоразумно промолчал. У Кости отлегло от сердца. Здорово они маскируются под людей, дивился он, не отличишь. А с люком Кирилл Васильевич вообще загнул – ну кто может шляться ночами под Кремлем? Разве что террористы? И сам едва не рассмеялся своей шутке.

– Может, по такому случаю?.. – Жигунов выразительно щелкнул по горлу и поскреб кадык.

В глазах у него промелькнул странный огонь, который, впрочем, тлел в нем постоянно. Точно такой же огонек тлеет в каждом желающем выпить в дружной компании, угадал Костя.

– Да можно… – Базлов вопросительно оглянулся на Костю.

Если сразу не убили, подумал Костя, то почему бы и нет. Может, за разговорами что-то и выяснится? Рискнем.

– А что у вас есть? – спросил он, чтобы поддержать разговор, и почувствовал, как его губы раздвигаются в улыбке.

«Валяй Ваньку, валяй, – подумал он, – только обмани „нитридо-платиноидов“».

– Ну… обижаешь, – развел руками Кирилл Васильевич.

– Ладно, тогда с нас закуска, – пообещал Костя, надеясь на хабар-кормилец, и снова натянуто улыбнулся.

Он потом эти улыбки считал, как скупой ростовщик деньги. Не было у него возможности непринужденно улыбаться – ни в настоящем, ни в ближайшем будущем.

– Вот это настоящий разговор, вот это по-русски! – обрадовался Кирилл Васильевич и полез наверх по гулким лестницам и переходам, наказав, однако:

– Серега, люк закрой, дизель запусти и поднимайся к нам, а мы пока стол накроем. У меня еще квашеные помидоры с зимы остались.

Костя полез следом за наивным майором Базловым. При упоминании о квашеных помидорах рот у него наполнился вязкой слюной. Однако он подумал, что если это такая игра, то так тому и быть, только бы майор не свалял дурака. Надо было давно ему рассказать о трансмутантах и «механоидах», но теперь уже поздно. В последний момент, оглянувшись, он увидел, как худощавый Гнездилов, словно играючи, приподнял чугунную крышку и накрыл ею люк. Люди так не могут, почти равнодушно подумал Костя, ну да ладно. Точно – «нитридо-платиноиды». При этом Гнездилов, как ни в чем не бывало, насвистывал модный шлягер «Что такое любовь?». Костя если не привык, то смирился с тем обстоятельством, что в Зонах происходят всякие чудеса, и чудесами их уже не считал, а считал их органическими свойствами Зон.

* * *

Хабар-кормилец словно только и ждал такой пьянки. Он раскрылся, как рог изобилия, – давить не надо. Костя даже обиделся на него, хотя как можно обижаться на неодушевленный предмет? В былые времена из него черной корочки не выдавишь, а здесь он вдруг расщедрился и исторг: двух копченых кур бройлерных – огромных, как гуси, два окорока – один копченый, другой запеченный с горчицей и медом, колбасы с чесноком, в том числе и длинные тонкие купаты, зелень – огромной горой и в довершение ко всему – бутылку английского джина, холодного и чистого как слеза, ну и тоник, конечно, пару мутных баклаг. И много еще другой вкуснятины. «Как бы он раньше времени не оскудел!» – пожадничал Костя.

Кирилл Васильевич от удивления крякнул:

– Мы так не договаривались… – И достал трехлитровую банку самогона, закрытую белой полиэтиленовой крышкой. – Начнем с этого! Специально берег для неведомых гостей!