Бронзовый грифон - Владислав Русанов

– Зачем следил за профессором? Кто поручил? Отвечай!

Как говорится, куй железо пока горячо. И сыщик свято исповедовал эту немудреную истину. Преступник ошеломлен, растерян, может такого наболтать, чего никогда не скажет при допросе честь по чести в тюремной камере.

– Никто не поручал, – ответил Кир, как на исповеди.

– Не ври!

– Слово чести. Я сам.

– Сам следить решил? Это что за игра новая, а, малыш? – Сыщик наклонился, заглядывая молодому человеку в глаза. Заглянул, прищурился, сморгнул. По лицу его пробежала легкая волна узнавания, потом недоумения.

– Сдается мне, малыш, что я тебя видел…

– Конечно, – Кир кивнул, сразу решив для себя, что юлить и запираться бесполезно. Лучше уж разрешить туго затянувшийся узел судьбы одним ударом остро отточенного клинка. А сыщика он тоже узнал. Они частенько встречались в «Розе Аксамалы». Если бы тогда знать, что этот седоватый мужчина с профилем, словно высеченным из гранита, служит в тайном сыске… Он захаживал два-три раза в декаду, выпивал стаканчик вина, беседовал о том о сем с фритой Эстеллой. Т’Кирсьен принимал его за отставного военного, возможно, из не слишком удачливых кондотьеров, который подбивает клинья к зажиточной и вполне недурной собою хозяйке борделя. А что тут такого? Дело житейское. А он, оказывается, сыщик! В таком случае существует лишь два правдоподобных объяснения его визитов в бордель. Либо пенсион у выслуживших срок сыскарей весьма невелик, и тогда верно первое предположение, либо…

– А вы тоже за ним следили? – ляпнул Кир наугад.

– Тебе что за дело? – легонько оскалился контрразведчик и вдруг кивнул. – Точно! Вот кто ты такой! Т’Кирсьен делла Тарн, разыскиваемый за пьяный дебош, учиненный в день тезоименитства матушки императора, да живет он вечно?

– Да живет… – по давней привычке согласился Кир. – Да. Это я.

Глава 8

Прожив в «Розе Аксамалы» девять дней, в покои фриты Эстеллы Кир попал впервые, а потому чувствовал себя не в своей тарелке. Приволокли, будто котенка за ухо, и собираются тыкать носом в лужицу на полу.

Чтобы немножко отвлечься от невеселых мыслей, он попытался рассмотреть убранство: тяжелые бордовые занавеси, по которым стелились диковинные цветы, вышитые золотой нитью; резной комод с бронзовыми канделябрами в виде двух вставших на дыбы кентавров, сжимающих в мускулистых руках факелы; серебряное, изумительно тонко отшлифованное зеркало; шкуру белого медведя на полу – обитатели Гронда ломят за такие цену, превышающую небольшую деревушку где-нибудь под Верной. Откуда у самой обычной бордельмаман, пускай ее заведение и весьма преуспевающее, столько денег?

Фрита Эстелла свернулась в обшитом бархатом карле[Карл – род кресла.]. Будто кошечка из охотничьей породы голубятниц. Раздраженно постукивала веером себя же по колену и все время отводила взгляд в сторону.

На краешке кровати примостилась тихая и непохожая на себя Флана. Рядом с ней, прижавшись плечом к плечу, Лита, которая так и норовила съежиться и стать незаметной.

У двери, засунув большие пальцы за пояс, стоял Ансельм, здешний охранник и вышибала. Он оперся плечом о стену, окидывая всех скучающим взглядом из-под полуприкрытых век.

Посреди комнаты на медвежьей шкуре сидел, скрестив ноги, контрразведчик. Кир видел, что подметка на левом сапоге сыщика протерлась и в дождь должна протекать, серый камзол нуждается в хорошей чистке, а на штанине расплылось жирное пятно. По крайней мере, хотелось верить, что это жир, а не кровь.

Вот так вот закончилась для молодого человека ночная встреча. А поделом! Ишь ты! Возомнил себя умником, способным раскрутить дело о шпионах, предотвратить государственный переворот. Хорошо еще, что отделался намятыми боками и стыдом, когда Мастер – так представился Киру контрразведчик – привел его в «Розу Аксамалы».

А мог бы влипнуть гораздо серьезнее…

Тени облаков мчались через пустырь.

Вдалеке, за несколько кварталов, заорал дурным голосом цепной кот. Или вора почуял, или примерещилось что-то спросонку.

Сыщик внимательно вгляделся в лицо парня.

Хмыкнул.

– Значит так, малыш. У тебя есть шанс спасти свою задницу. Сейчас ты рассказываешь мне все, что знаешь о профессоре. А потом… А потом будет видно. Так что твоя судьба у тебя на кончике языка. Понял?

– Понял, – кивнул Кир.

– Вот и чудненько. Да! Забыл сказать – постарайся не врать. Это в твоих интересах.

Бывший лейтенант вздохнул, мысленно воззвал к Триединому и рассказал все без утайки. О том, где прятался последние дни, о пустотелой рукоятке шестихвостки, о записке, о подозрениях.

Контрразведчик слушал, не перебивал, а когда парень замолк, переводя дыхание, приподнялся, освобождая захваченную руку. Кир откатился в сторону и принялся растирать локоть.

– Вот как, значит, – задумчиво проговорил сыщик. – Что ж, молодец, хватка у тебя есть. И голова работает как следует. Прямая бы дорога к нам, если б не… – Он махнул рукой. – Да! Можешь звать меня Мастером, а то как-то нехорошо выходит – не представился я.

– А что, он вправду шпион? – нерешительно проговорил Кир.

– Не знаю, – честно отвечал сыщик. – Но очень похоже. Очень. – Помолчал и добавил: – Придется проверять.

Брови молодого человека поползли вверх:

– Как?

– Да просто очень! Пошли. Только смотри мне… – Глаза Мастера вновь сверкнули сталью, губа приподнялась, на мгновение показав оскал. Очень неприятная привычка. – Только смотри мне – тихонько и осторожненько. Перебегать только по тени. Под ноги смотреть – никаких черепков! – Сыщик подмигнул, и Кир вспомнил предательски хрустнувший под каблуком осколок – не этот ли звук выдал его?

Они пошли вдоль края пустыря, стараясь держаться в тени, отбрасываемой заброшенными домами. Несмотря на присутствие опытного спутника, уверенности в себе Кир больше не ощущал. Решимость испарилась сразу после поражения в скоротечной схватке. А возникшая в груди досада быстро расползалась до самых кончиков пальцев. Выходит, плохо его учил отец – ветеран многих сражений, матерый вояка, прекрасно управляющийся с мечом, копьем, арбалетом, кордом, рогатиной, да всего не перечислишь… Плохо готовили в полку. Да и немудрено – гвардейцы все больше ударяли на выправку, строевой шаг, упражнения с оружием, подтянутость и молодцеватость. Когда уж там выкроить часок на рукопашный бой и фехтование? Теперь молодому человеку казалось, что из пустоты домов, липкой и затхлой черноты, за ним следят чьи-то злые глаза. Злые, голодные, неумолимые. Вот сейчас тяжелое тело в прыжке ударит ему в плечо, завалит навзничь, холодной лапой запрокинет голову и вопьется в горло. Ламия, бруха? Или, может…