Книжные магазины - Хорхе Каррион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бенито Милья родился в Вильене, в Аликанте, в 1918 году и, будучи секретарем «Молодых анархистов Каталонии», в 1939 году влился в республиканскую эмиграцию. После нескольких лет в Париже, где родился его старший сын Леонардо, жена убедила его («Моя бабушка стояла за всеми переездами моего деда») переехать в Монтевидео. Там он начал с книжного лотка на Пласа Либертад и закончил тем, что основал издательство Alfa и руководил различными журналами о культуре на протяжении пятнадцати лет, с 1951 по 1967 год, в период экономического кризиса и политических конфликтов в Уругвае, которые в следующем десятилетии привели к установлению военной диктатуры. «Мой дед уехал из Монтевидео в 1967 году и отправился в Каракас, где возглавил только что созданное издательство Monte Ávila Editores, – рассказал он мне. – Alfa в Монтевидео осталось у моего отца, а в 1973 году мы вместе с издательством перебрались в Буэнос-Айрес, откуда нам пришлось свалить, когда после смерти Перона к власти пришли военные; лишь в 1977 году Леонардо очутился в Каракасе – так начался венесуэльский период Alfa, которому вследствие административных причуд пришлось назваться Alfadil». У проекта деда начался и третий этап – в Барселоне («Моя бабушка – каталонка»), где он был компаньоном издательства Laia с 1980-го до своей смерти в 1987 году. Дело закончилось плохо. Кружок закрылся. Как если бы кружки, являющиеся конкретными пространствами, могли закрываться в множественных измерениях параллельных вселенных. Он издавал Хуана Карлоса Онетти, Эдуардо Галеано, Марио Бенедетти, Кристину Пери Росси (в голосе Улисеса звучит гордость). От анархизма он перешел к гуманизму, ключевым словом которого – как напоминал Фернандо Аинса – был мост: между людьми и тем, что они читают, между странами Латинской Америки, между обоими берегами Атлантики. И между различными поколениями одной семьи: Леонардо Милья, который в детстве не завтракал до тех пор, пока не продавалась первая книга, в восьмидесятые годы превратил издательство Alfa в издательскую группу Alfa и расширил сеть своих книжных («Но я никогда не осознавал, что это можно считать сетью») двумя магазинами Ludens и тремя Alejandría 332 В. C. («Александрия, 332 год до н. э.»; это год, когда после побед в Египте Александр Великий приступил к созданию города и легенды о себе).
В пору изобретения собственного языка на основе тахиграфии, который он назвал «тахи» и на котором написаны многочисленные, до сих пор не расшифрованные фрагменты, Фелисберто Эрнандес и его супруга, художница Амалия Ньето, открыли в 1942 году в гараже ее родителей книжный магазин El Burrito Blanco («Белый ослик»). Разумеется, их ждал провал. Монтевидео – город таинственный, столица таинственной страны, где подобных историй множество. В ее размерах и скоростях есть что-то от Швейцарии или от Португалии. Живя в Аргентине, я каждые три месяца ездил в Уругвай, чтобы продлить свою туристическую визу, получить гонорар за мои заметки для приложения о культуре газеты El País и посетить книжные магазины города. Магазины, полные некаталогизированных аргентинских книг и книг уругвайских, которые можно было купить только в Уругвае, равно как и издания местного филиала Alfaguara или Trilce. В каждой поездке мне открывались новые повороты истории вынужденных и добровольных переселений, изгнаний и возвращений. Поэтому я не удивился, обнаружив их следы в Перу, когда несколько лет спустя в первый и единственный раз отправился в столицу этой страны.
В углу El Virrey de Lima между двух кресел есть шахматная доска. Медленно, словно миксер на минимальной скорости, вращаются потолочные вентиляторы. Кругом дерево, книги и дерево. Смутное воспоминание об изгнании. Мне захотелось узнать историю этого книжного, и я спросил у его владелицы, существуют ли какие-то письменные ее свидетельства. Владелицу звали Малена. Она сказала, что мне нужно поговорить с ее матерью, и дала мне мейл Чачи Сансевьеро, который я охотно записал, намереваясь взять у нее интервью. Мне это не удалось: она сослалась на потерю голоса, но приложила к своему ответу текст, написанный ею по просьбе журнала Cuadernos Hispanoamericanos. El Virrey de Lima открылся в 1973 году на сбережения, отложенные для переезда в Уругвай. На логотипе изображен Инка Атауальпа с книгой в одной руке и кипу[63] в другой – как символ, объединяющий две системы коммуникации двух культур, привнесенную и аутентичную. По легенде инкский правитель, узнав, что эту книгу выдавали за правдивую историю настоящего бога, бросил ее на землю в знак того, что истинными являются его боги. Чачи пишет о книготорговце как о человеке, который всегда недооценивает чтение и превращает книги в «вечных кандидатов», «потому что, за некоторыми особенными исключениями, он их никогда не дочитывает». Он их листает, начинает читать, берет с собой, идя к прилавку, и, возможно, даже домой, кладет на письменный стол или на ночной столик, и на том дело и кончается.
Семейная традиция совершила неожиданный поворот в 2012 году, когда Малена и ее брат Вальтер открыли собственный книжный Sur, стремясь следовать по пути, предначертанном их отцом Эдуардо. В интернете я вижу, что это чудесный книжный, где прямые линии стеллажей вдоль стен и изгибы столов с новинками объединяются, превращая книгу в главного героя. Иногда я думаю, что интернет – это преддверие рая, где меня ждут книжные магазины, которые я еще не успел посетить. Преддверие виртуальных призраков.
«В 1999 году, по возвращении из Венесуэлы, – писал Боланьо по случаю получения премии Ромуло Гальегоса, – мне приснилось, что меня ведут в дом, где жил Энрике Лин, в стране, возможно Чили, в городе, возможно Сантьяго, если считать, что Чили и Сантьяго когда-нибудь походили на ад». Родившийся в Чили Боланьо провел отроческие годы в Мехико. В 1973 году он предпринял путешествие по маршруту, обратному тому, по которому следовал Эрнесто Гевара двадцатью годами ранее, и добрался до Чили, намереваясь поддержать демократическую революцию Сальвадора Альенде. Через несколько дней после переворота Пиночета Боланьо был задержан и спасся от вполне вероятной гибели с помощью одного из охранявших его полицейских, своего бывшего однокашника. Писатель вернулся в Мексику, также по суше, где пережил все то, что впоследствии легло в основу его первого шедевра. Я оказался
