«Якорь спасения». Православная Церковь и Российское государство в эпоху императора Николая I. Очерки истории - Сергей Львович Фирсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через три года, в 1808 г., «для получения увольнительного вида» (т. е. для перехода из купеческого в духовное сословие), Путилов возвратился в Москву. Однако «вида» он не получил, но по благословению своего духовного отца игумена Александра вновь ушел в монастырь, на этот раз в Брянский. Там он прожил до 1811 г., вынужденно вернувшись домой (т. к. его всё ещё не перевели в духовное сословие). Решив вопрос о сословной принадлежности, по совету своего нового духовника иеросхимонаха Адриана он приехал в Рославльские леса. В обители Путилов проживал совместно с иеросхимонахом Афанасием, который любил занимать его, «в свободное от молитвенного правила время, чтением и перепиской рукописей, заключающих в себе драгоценные переводы великого старца Паисия, с коим лично знаком был, и чрез то возбудил в благоговейном своем послушнике такую привязанность к ним, что они сделались для него, по собственному его отзыву, “слаще мёда и сота”»[321]. Кстати сказать, именно пустынножителями Рославльских лесов Тимофею Путилову было дано имя Моисей – «в знак гостеприимства, которое с любовью оказывал о. Моисей странникам, доходившим до пустынников. Преподобный Моисей Мурин (в честь которого его и назвали. – С. Ф.) любил успокаивать странников»[322].
Как видим, Моисей достаточно рано соприкоснулся с традицией старчества: первый раз – когда посетил Саров, где в то время подвизался св. Серафим, а второй, – когда оказался послушником ученика прп. Паисия Величковского и непосредственно ознакомился с переводами молдавского старца. Не случайно именно там и возникла у него мечта об издании некоторых рукописей прп. Паисия «для назидания жаждущих спасения»[323].
В 1812 г. – в связи с Отечественной войной – Моисей переехал к настоятелю Белобережской пустыни, но сразу по окончании войны вернулся обратно. В дальнейшем его жизнь в Рославльских лесах никаких кардинальных перемен не испытывала[324], послушание проходило по строго заведенным правилам. Обычно в 12 часов ночи иноки отправляли полунощницу и утреннюю службу, через час после окончания которой читался акафист Божией Матери, затем, два часа спустя – часы. Вечерняя служба начиналась в 5 часов вечера. В свободное от молитвенных правил время иноки занимались хозяйством, переписывали полууставом святоотеческие книги, помогали, чем могли, покровителям обители, снабжавшим их печеным хлебом, крупой и постным маслом[325].
Всё изменилось после встречи с Калужским епископом Филаретом. Очевидно, оценив по достоинству религиозное горение и иноческие качества Моисея, преосвященный направил с ним специальное письмо старцу Афанасию – духовному отцу Рославльских отшельников. Письмо было составлено таким образом, будто епископ, узнав о желании иноков избрать себе уединенное место при Введенской Оптиной пустыни, горячо его поддержал. «Я вам позволяю, – писал епископ Филарет старцу Афанасию, – в монастырских дачах избрать для себя место, какое вам угодно будет, для безмолвного и отшельнического жития, по примеру древних св[ятых] отцов-пустынножителей. Кельи для вас будут изготовлены, как скоро вы изъявите на то свое согласие. От монастырских послушаний вы совершенно будете свободны»[326]. Заявляя о своем расположении к пустынножителям, Калужский архиерей искренне признался: «Любя от юности моей, от всей моей души монашеское житие, я буду находить истинную радость в духовном с вами собеседовании…»[327]. Старец Афанасий ответил владыке письмом, в котором изложил свое видение вопроса о переселении иноков и о жизни их в скиту. Рославльские пустынножители не хотели причинять никакого «неудовольствия» насельникам Оптиной, оговорив желательность наличия у скита собственного содержания (“посредством боголюбивых душ”) и недопущения вхождения «в скит мирских лиц, любопытством побуждаемых»[328].
Изначально было понятно, что владыка примет эти условия, – неслучайно он вскоре отправил письмо старцу Афанасию, уверив его, что дал поручению настоятелю Оптиной игумену Даниилу «отвести приличное и весьма удобное для скитской жизни место на монастырской пасеке, и дозволить усердному благодетелю, купцу [Ал. Дм.] Брюзгину (Козельскому почетному гражданину. – С. Ф.), строить кельи». После прибытия братии предусматривалось составление правил для скитского жития «по мыслям вашим и по духу св[ятых] пустынножителей»[329]. 6 июня 1821 г. отец Моисей и несколько рославльских иноков прибыли в Оптину пустынь, вскоре встретились в Калуге с епископом Филаретом и, получив его благословение на работу по устройству скита, вернулись назад. 17 июня 1821 г. составленный отцом Моисеем и игуменом Даниилом план строений скита был владыкой утвержден[330]. В Оптиной началась новая монашеская жизнь.
Для того, чтобы упорядочить жизнь Оптинского скита, епископ Филарет указал настоятелю пустыни, отцу Даниилу, ряд правил, которые необходимо было соблюдать находившимся у него в послушании инокам. Во-первых, предполагалось допустить посещение скита оптинскими монахами только по разрешению настоятеля; во-вторых, запретить вход в скит женщин; мирянам предполагалось «не иначе позволять как с согласия их сердца». Епископ просил настоятеля также и о помощи насельникам скита «в построении без отягощения монастыря», требуя запретить рубку леса около места уединения бывших рославльских пустынножителей[331].
Вскоре началось строительство скитского храма во имя Иоанна Предтечи, который по воле епископа Филарета назвали «домовой церковью для архиерейского приезда». Владыка пожертвовал для новой церкви иконостас. Уже после того, как храм освятили, с разрешения Св. Синода епископ Филарет 3 июня 1822 г. постриг начальника скита Моисея в монашество[332]. Очевидно, тогда же Моисей обратился к владыке за разрешением принять схиму. «Не у приде час» (еще не время. – С. Ф.), – ответил архиерей. Но, решив не отступать от задуманного, Моисей направил Калужскому архиерею письменное прошение о принятии схимы, но в ответ получил иное предложение: принять сан. Не желая становиться священником, Моисей отверг предложенное епископом. Сообщающий эту историю церковный публицист Е. Поселянин привел слова владыки Филарета: «Если не согласишься, буду судиться с тобой на Страшном Суде Господнем». Угроза возымела действие, и пустынник согласился[333]. 22 декабря 1822 г. он был рукоположен во иеродиакона, а 25 декабря – во иеромонаха, и определен общим духовником Оптиной пустыни[334].
В дальнейшем, вплоть до своего перевода на другую кафедру (12 января 1825 г.), епископ Филарет почти ежегодно проводил в скиту у иеромонаха Моисея сырную седмицу, а иногда и первую седмицу Великого поста, приезжая туда без архиерейской свиты и являя необычный для епископа того времени пример простого богомольца. В скиту отец Моисей заменял владыке Филарету келейника[335]; там была построена и «архиерейская опочивальня» – небольшой домик, в котором жил Калужский епископ. В последующие годы это строение стало по существу мемориальным: вплоть до начала XX в. в нем всё оставалось так, как было в 1820-е гг.; в шкафу хранились
