Робинзон по пятницам - Анастасия Монастырская

Я, например, не знала, что в донжуанском списке Трохименкоа 125 фамилий. (К счастью, моей не видать! Иначе бы со стыда сгорела). Причем покойный даже в интимных вопросах соблюдал иерархию: в первой десятке шли барышни, чье социальное положение в советские времена могло вызывать жуткую зависть, впрочем, и в постперстроечные, тоже. Времена изменились, люди остались прежними. Дочки заместителей министров, жены дипломатов, сестры директоров крупных предприятий. Милейший Игорь Борисович никого не чурался: он как запасливый хомяк тащил к себе в кабинет всех, кто был не против. Я с любопытством перевернула вторую страницу: оля-ля-ля! — как говорят французы. Тут уже попроще: менеджеры среднего звена, продавщицы и научные работники. Как бы там ни было, все равно богатый выбор!

От этого занятия меня оторвала Катерина:

— Стефания Андреевна, вас ждут на Ученом Совете.

Когда я вернулась, список исчез…

Сказать, что я расстроилась, значит, не сказать ничего. В поисках нескольких бумажек я перерыла стол и сумку. Пусто. Как корова языком слизнула. В надежде на призрачный сквозняк, я залезла под стол:

— Стефания Андреевна, вам помочь?

Услужливая Катерина залезла под стол с другой стороны.

— Спасибо, Катюша… Пуговица от блузки оторвалась и под стол укатилась. Вот я ее и ищу.

— А! — Катя вновь нацепила выражение довольной овцы. — Тогда все в порядке. Если я вам не нужна, то, пожалуй, пойду…

— Иди, конечно… — все-таки приятно ощущать себя начальником.

С порога Катя вернулась.

— Стефания… Андреевна, я бы хотела у вас на завтра отпроситься. Очень зуб болит. Можно?

— Какие проблемы, Катюша!

— А вы справитесь?

— Я разве похожа на маленького ребенка? — мой уверенный тон сразил бы кого угодно. Катю он, по крайней мере, убедил.

— Хорошо… Тогда до послезавтра.

— Катя, а пока я была на Ученом Совете, никто в кабинет не заходил?

— У вас что-то пропало? — встревожилась секретарша.

— Письмо. Личное письмо, — успокоила я ее, упирая на слово личное.

— Нет, никого не было. Только уборщица кабинет убрала. Но вы же не подозреваете эту свистушку… Впрочем, с нее станется. Знаете, девчонки с кафедры зарубежных связей говорили, что полс уборки у них пропали деньги. А у Пал Палыча, нашего завхоза регулярно исчезают канцтовары. Так что может и ваше письмо она свистнула. До сих пор не понимаю, зачем ее Игорь Борисович так долго держал. Даже убирать толком не умеет.

Вопреки самой себе я попыталась убедить свою правую руку, что уж кого-кого, а уборщицу совсем не подозреваю. На сим и расстались. Катя потопала к выходу, а я в туалет. Как говорится, присядем на дорожку. Уже после, охорашиваясь перед зеркалом, я вспомнила день убийства Трохименкоа и женский голос. Память порой преподносит нам неожиданные сюрпризы: бац! И ты вспомнил все, несмотря на сопротивление окружающих. Я не исключением. Вспомнила, чей голос я тогда слышала у туалета: это был голос Милочки. Не слишком ли много совпадений? Закрывая кабинет на ключ (береженого бог бережет, все-таки в сейфе деньги), я думала и том, почему Катерина столь яростно ненавидит нашу уборщицу. Такую ненависть могут спровоцировать только две вещи: мужчина или деньги. Хотя не исключен вариант, что в чувствах Кати "виновны" и мужчина, и деньги.

У "мазды" меня понуро ждал Фима. Случай во всех отношениях беспрецедентный!

— Фима, что случилось?

— Эфа, ты это… Ты лучше домой не ходи… Переночуй у подруги.

— Дядька, ты головой стукнулся? Какие у меня подруги? — от удивления я даже выронила ключи в снег. Дальнейший разговор происходил в ближайшем сугробе, где мы их с Фимой и искали.

— Давай тебе номер в гостинице закажем… Вон, смотри, отельчик симпатичный. Рядом с работой. Утром не опоздаешь.

— Мне теперь без разницы. Сама себе начальник. А что случилось-то?

Дядька засопел.

— Эфочка. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Я тебя, можно сказать, люблю как родную.

— Хорошее начало. Черт, куда же они задевались? Продолжай, продолжай…

— И вот потому, что я тебя люблю, тебе лучше дома сегодня не появляться.

Не понос, так золотуха! Где причина, а где следствие? Я тебя люблю, ты меня тоже, но домой ни-зя. Кто ж нам поможет! Вот так и рождаются отечественные поп-хиты. Я, наконец, нашла ключи и с наслаждением выпрямилась.

— Фима, давай без моральных реверансов. Почему мне сегодня нельзя ночевать дома.

— Там Ольга. И она тебя убьет.

Уже в машине мы выяснили, что именно произошло за время моего отсутствия. Примерно в 15.00 расфуфыренная Ольга отбыла на свидание с Федоровым, которое тот опрометчиво назначил на 16.30 в уютном ресторанчике. Воодушевленные перспективой расстаться с ней в скором времени, родичи вздохнули с облегчением и разошлись по своим делам. Как пишут в дешевых романах, никто не мог предположить, что тихая жизнь скромного семейства будет разрешена жестокой судьбой.

В 18.00 домочадцы спокойно уселись перед телевизором: посмотреть новости перед началом нового сериала-триллера про нашу жизнь. Как сказал Фима, еще во время прогноза погоды он почуял неладное: в доме явно сгущались тучи. Диктор объявил штормовое предупреждение. Домочадцы похихикали: в Питере что ни день, то штормовое предупреждение. Присмотревшись к умиротворенным лицам домочадцев, Фима списал свои ощущения на повышенное давление и не очень свежее пиво. И был не прав.

Проблемы начались с музыкальной заставки сериала "Кошмар всегда с тобой". На фоне жуткой музыки раздался монотонный вой. Соня довольно хмыкнула, предвкушая неслабое шоу, и сделала звук у телевизора громче.

Шоу действительно оказалось неслабым. На фоне кровавых баталий вой только усилился. Детективам потребовалось несколько минут, чтобы понять: отвратительный звук, который то и человеческим не назовешь, идет из прихожей. Выть по-киношному у нас умеет только один человек — Ольга.

Без пяти минут невеста сидела на полу. Сказать, что она рыдала, значит, не сказать ничего. Это был вполне профессиональный плач покинутой Ярославны. Трогательные рулады переходили в не менее трогательные всхлипыванья, которые в свою очередь сменялись стонами и низким воем. Ошеломленные родичи попытались поднять Ольгу на ноги. Да где там: весу в ней, как в дойной корове, к тому же, безнадежно пьяной. Где и как Ольга сумела так надраться, остается загадкой. Но из ее путаной речи удалось выяснить главное: Федоров отказался поступать как порядочный человек. Свадьбы не будет.

— А с чего он должен на тебе жениться? — проявил чудеса логики Карл.

— Он вчера… он такое сделал… — Ольга затянула новую заплачку.

— Что он такого сделал вчера? — в этот момент Фима напоминал грозного кавказца, обнаружившего, что его красавицу-дочь обесчестили прямо у него под носом.

— Он меня поцеловал! В щечку. А ведь мужчина не будет целовать женщину, которая ему не нравится. Правда?

Молчание ей было ответом. Озадаченная Соня, как самая мудрая из присутствовавших в коридоре дам, постаралась объяснить, что поцелуй — это поцелуй, а свадьба — это свадьба. Ольга упорно стояла на своей философской позиции. Вот Сидоров, например, был глубоко порядочным человеком: сначала женился, а потом поцеловал. Факт, что Сидоров оказался двоеженцем, Ольгу почему-то не смущал. Если она говорит "порядочный", значит, так оно и есть.

Вина Федорова, по мысли Ольги, тянула на пожизненный срок заключения. Мало того, что он опоздал на пять минут, отказался выпить с ней на брудершафт и обручиться по всем правилам, так он еще весь вечер говорил исключительно обо мне. С кем встречаюсь, куда хожу, какие цветы люблю, чего не приемлю в людях и так далее. Интерес со стороны Федорова был настолько явным, что пару раз свою спутницу он назвал моим именем. Вот этого Ольга снести не смогла и надралась от души, уронив свое женское достоинство на дно бокала. Домой она вернулась с единственной целью: покарать разлучницу. Однако в коридоре силы ее оставили, и она мягкой кучей осела на пол.

Я слушала краткое изложение событий с внутренним восторгом. Во-первых, всегда приятно, когда тебя предпочитают другой, пусть даже и следователь. Во-вторых, Ольгины терзания всегда проходят по одной и той же схеме, поэтому особого сочувствия я сейчас к ней не испытывала и тем более не собиралась ночевать в гостинице. Нашли дурочку! Правда, не особо понравились расспросы Федорова о распорядке моего дня, но с другой стороны — скрывать мне нечего. Моя жизнь — как прозрачное стекло: два легких движения тряпкой с моющим составом, и оно вновь сверкает чистотой. Так что грубые инсинуации товарища Федорова мне не страшны. Не на ту напали.

Утро я начала со звонка в клинику пластической хирургии.

Сахарный голос администратора предложил мне идеальные условия для создания своего нового облика: