Человек, лишённый малой родины - Виктор Неволин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сходили на базар. Сфотографировались на «пятиминутке» на память. Чего-то поели. И возвратились на вокзал. До Тайги тоже добрались благополучно, а вот оттуда до Красноярска никак нельзя было уехать. Все проходящие поезда были перегружены. И мы нахально залезли в тамбур (билеты-то у нас были куплены ещё в Асино!), проехали в нём несколько станций и только потом всё-таки перешли в вагон. В Красноярск прибыли рано утром.
Мы совершенно ничего не знали об этом городе. Знали только адрес училища. Поместили в камеру хранения все свои пожитки (на этот раз даже продукты) и направились по указанному адресу, не зная ещё, примут нас там или нет. Училище размещалось на проспекте Сталина (ныне проспект Мира) в здании нынешнего финансового управления. Сели на крыльцо и стали ждать решения своей судьбы. Часовой у дверей сказал: ждите начала рабочего дня. И мы терпеливо ждали.
Ровно в назначенный час нас приняли в отделе кадров училища. Взяли наши документы и направили на пересыльный пункт, на улицу Ломоносова, в бывшую школу, которую занимало училище. Теперь мы шли уже в сопровождении рассыльного. Там нас без проволочки приняли, определили место, койку, сдали дежурному по пункту и объяснили, что на обед поведут строем, как и других, также находившихся на пункте, но ещё не зачисленных курсантами.
К обеду пришёл дежурный в матросской форме. Отдал команду строиться и повёл нас с парой десятков таких же юнцов, как и мы, в столовую, которая также размещалась на проспекте Сталина в железнодорожном доме культуры, куда позже вселился театр музыкальной комедии. Там же размещалось и общежитие училища. Строй у нас не получился полностью военным. Шли кто как. Мы в школе на военных занятиях ходили строем гораздо лучше. В общем, на фоне курсантов мы, новички, выглядели смешными и оборванцами.
За обедом нас посадили за столы рядом с курсантами. Обед из трёх блюд: борщ флотский, котлета с картошкой и компот – нам с Иваном показался просто шикарным. Я таких обедов в жизни не едал и не видал. На третье дали компот из сухофруктов. Поразило нас и то, что кроме ложки дали ещё и вилку с чайной ложечкой. Ну мы обрадовались: как вкусно нас накормили! Тем более что мы уже давно не ели горячего.
Потом нас снова строем вывели в карантинный блок. В первый день ничем не загружали. Объявили только, что для вновь прибывших завтра будет проводиться медкомиссия. Мы с Иваном оба волновались: вдруг забракуют? Ведь идёт набор на флот, да ещё в элитное училище! Конечно, в Асино мы тоже проходили медкомиссию, но здесь-то совсем другое дело!
На другой день нас пропустили через семь или восемь кабинетов с самыми разными врачами. Это была медицинская комиссия не одного училища, а всего Красноярского гарнизона, где призывников осматривают на пригодность во все рода войск. На наше счастье, мы с Иваном оба оказались годными для службы в военно-морском флоте, хотя несколько ребят из нашего потока были отсеяны сразу. Музыкой прозвучали для меня эти слова: «Годен к службе на флоте!»
С первых дней мы привыкали к воинскому порядку в карантине – от побудки до отбоя. Ужин был полегче. Не было первого, а на второе жареная рыба с картофельным пюре и что-то из холодного. А ещё вечером по распорядку был вечерний чай, но нас на четвёртую трапезу не водили и давали эту порцию при ужине, поскольку с улицы Ломоносова далеко было ходить.
Впервые в жизни я уснул на железной кровати под двумя простынями. «Отходить ко сну» разрешалось только по команде «отбой». А в другие дни нас уже выводили перед сном на вечернюю прогулку и заставляли петь.
Для того чтобы стать курсантом, предстояла сдача экзаменов в виде собеседования по математике, физике и химии по программе девятого класса. Сочинение я написал на «четвёрку».
Экзамены мы с Иваном сдали успешно, прошли по конкурсу. Теперь предстояло пройти мандатную комиссию, которую я боялся больше всего. Нас завели в свободную аудиторию, каждому выдали большую анкету на два листа с множеством вопросов, для меня весьма не простых. Вопрос первый: социальное происхождение. Пишу ответ: из крестьян-середняков. Вопрос второй: лишение прав родителей. Пишу «нет». И ещё «нет» на три вопроса о моём прошлом и прошлом моих родителей, которые я отчасти скрыл, а отчасти исказил. Понятно, что такой ответ можно было назвать обманом государства, но я на него решился сознательно. Будь что будет!
На мандатной комиссии председательствовал сам начальник училища, капитан первого ранга Апостоли, высокий, красивый и стройный грек по национальности. Особенно впечатляюще он выглядел в парадной форме с кортиком. И когда он шёл по городу во главе колонны курсантов под духовой оркестр, весь Красноярск выходил смотреть на такое красивое зрелище.
В. А. Неволин – курсант подготовительного курса Ленинградского высшего военно-морского училища им. М.В. Фрунзе. 1943 год
И вот первый вопрос на мандатной комиссии: почему не являетесь комсомольцем? Отвечаю: не успел подготовиться для вступления. Начальнику политотдела мой ответ понравился, и он сказал: «Мы его примем в училище». А ведь на самом деле я пытался вступить в комсомол, но нам, ссыльным, путь туда был перекрыт как «враждебным элементам».
На все остальные вопросы я отвечал бойко, порой патриотично. И вывод мандатной комиссии был для меня вполне благоприятным: «Принять курсантом подготовительного курса Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе».
После помывки в городской бане, которая тогда находилась возле речного вокзала, нас переодели в военную форму. А на другой день было принятие военной присяги. Перед флагом и строем, с винтовкой, мы дали торжественную клятву верности служения своему Отечеству. Так я стал полноправным курсантом училища, о котором мечтал. У меня началась другая жизнь. Радость была неописуемая. Так я расстался со вчерашним позорным прошлым, со своей двенадцатилетней ссылкой.
Однако эта радость вскоре сменилась глубокой и мучительной тревогой, которая продолжалась более десяти лет. Я знал, что учиться и служить в элитарном высшем заведении не каждому дано право, тем более мне, учитывая социальное положение моих родителей.
Конец войне и ссылке
Находясь теперь далеко от дома, я постоянно следил, что происходило в наших ссыльных краях. Вёл большую переписку не только с родителями, но и с друзьями, родственниками.
Шла война. Шли похоронки. Мужчин в ссылке практически уже не оставалось. Их выкосили фронт и трудовая армия. Дома задержались лишь инвалиды. В колхозе работали одни женщины. Лошадей тоже забрали в армию. И бедные женщины пробовали пахать на бычках и коровах. Ужасно было представить такое зрелище!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});