Живые тени - Корнелия Функе

Да, тебе действительно нет равных, Неррон. Пусть даже ты все еще не нашел это растреклятое сердце.

– Сколько времени это займет? – Голос Кмена звучал, как обычно, ровно, словно на свете не существовало ничего такого, чего следовало опасаться.

– Архитектор уверяет: два месяца, но я позабочусь, чтобы рабочие справились поскорее.

Ясно. Рядом с королем стоял Хентцау. Еще пару лет назад он учуял бы Неррона за версту, но за долгие годы на поверхности преданнейший из Кменовых псов полуослеп, а нюх его так притупился, что стал ненамного лучше человечьего.

– Наймите карликов. Они работают проворнее всех, – посоветовал Неррон, отделяясь от стены туннеля.

Хентцау обернулся и заслонил собой Кмена.

Верная псина.

– Что ты здесь забыл? – залаял он на Неррона. – Тебе что, не терпится, чтобы я исполосовал твою и без того полосатую от прожилок шкуру?

Его яшмовое лицо со времен Кровавой Свадьбы растрескалось еще сильнее.

Рядом с Хентцау даже Неррон был воплощением красоты. Он с улыбкой склонил голову и прижал кулак к сердцу. Этот церемониальный почтительный жест обычно давался Неррону нелегко, но не перед этим королем.

– Ты должен его поблагодарить, Хентцау. Он только доказал, что мне необходимы телохранители порасторопнее.

Кмен обернулся с достоинством, на какое способен лишь тот, кому принадлежит полмира. На нем был тот самый мундир, что он надевал в день свадьбы: лунные камни прикрыли пятна человеческой крови, рубины – пятна гоильской. Темная Фея умела обратить кошмар в красоту.

– Он прав. Найми карликов, – подтвердил Кмен, обращаясь к Хентцау. – Я хочу, чтобы работы начались незамедлительно. Надоел мне этот человеческий дворец. Сюда – мой кабинет. В спальный грот – охрану. Один туннель – к замку, другой – к вокзалу, и еще один – к улице через реку. – Он бросил на Неррона холодный взгляд. – А сердце, видать, так и не нашел?

– Нет. Но у меня уже есть рука и голова.

– Это хорошо. – Кмен поскреб по покрытой сажей стене, пока под ней не показалось золото. – Арбалет Истребителя Ведьм… Видно, придется отправить к шахтам карликов самолеты, чтобы научились впредь от меня ничего не утаивать.

– Их не мешало бы много куда отправить, – прорычал Хентцау. – Даже на востоке мягкокожие объединяются против нас! Спроси-ка вот у него: кто их всех собирает за одним столом? Не будь Ониксов, мягкокожие и дальше продолжали бы громить друг дружку.

Он с враждебностью посмотрел на Неррона. Как и все старые солдаты, Хентцау не доверял никому, кто не носил мундира, и уж тем более – ониксовому Бастарду, сапогом открывавшему двери врагов его короля. Может быть, он чуял также, что Неррон, при всем его благоговении перед королем, тем не менее служил лишь самому себе. Но именно ему они были обязаны именами многочисленных вражеских агентов, и именно он помог предотвратить два покушения на Кмена, вовремя сообщив о них. Даже Хентцау пришлось признать, что Бастард полезен. Пусть старый пес и не доверял Неррону ни на йоту.

– Шпионы Хентцау сообщают, что у тебя возник серьезный конкурент по части поисков арбалета.

Лицо Кмена было так же неподвижно, как его оттиск на монетах. Единственный раз в присутствии Неррона ему случилось несколько утратить самообладание – после рапорта Бастарда о том, сколь многочисленны ряды заговорщиков среди Ониксов.

– Мое мнение: вам необходимы не только телохранители повнимательнее, но и разведчики поактивнее. – Неррон смерил Хентцау насмешливым взглядом. – Нет уже никакого конкурента.

– Да неужели? – Хентцау скривил тонкие губы. Получилась почти улыбка. – Моя якобы никчемная разведка сообщает, что конкурент жив-здоров и находится в Виенне. Джекоб Бесшабашный известен своим пристрастием воскресать из мертвых.

Неррону почудилось, что сердце его сделало пару лишних ударов.

Вот так сюрприз. А с другой стороны… Было бы большим разочарованием, если бы Джекоб Бесшабашный безропотно позволил волкам сожрать себя!

Лучший в своем деле…

– Бесшабашный нанес визит в исторический музей. – Левый глаз Хентцау был молочно-белым от слишком яркого дневного света. – Полагаю, ты догадываешься зачем?..

Неррон не имел ни малейшего понятия, но очень надеялся, что его лицо этого не выдаст.

– Я приставил к нему одного старинного друга. Он им подзаймется. – Кмен наклонился и стал изучать следы, оставленные когтями дракона. – Как расточительно было истребить их… – заметил он и провел пальцами по глубоким впадинам. – Они были изумительным оружием в войне. Но не слишком покорным. Машины контролировать проще.

Кмен выпрямился. Золото его глаз сверкало ярче, чем у Ониксов.

– Хентцау охотно покончил бы с Бесшабашным, но у меня со времен свадьбы слабость к этому человеку. Для кого он разыскивает арбалет?

Неррон пожал плечами.

– Это не играет никакой роли. Потому что его найду я.

– Вместе с сынком Горбуна? – Голос Хентцау проскрежетал так грубо, словно он говорил с одним из своих провинившихся солдат.

Ну, берегись, старик.

– Нам пора возвращаться. – Кмен развернулся. – Хентцау прав. Отныне будешь искать в одиночку.

Хентцау швырнул Неррону кошель с серебром. Деньги на попутные расходы. Король гоилов платил куда менее щедро, чем Ониксы, но Неррон пошел бы к нему на службу и даром. Не все продается, не все покупается. Он слушал, как удаляются их шаги в дыхательном туннеле дракона.

Скоро начнется парад, задуманный для недовольных граждан Виенны. Гоил покажет народу свою беременную человеческую жену. Подданные уже придумали ребенку множество имен вроде Чудище, Принц Ни Кожи Ни Рожи… Похоже, никто не сомневается, что родится мальчик. Метисы от гоилов и людей долголетием не отличаются. Иногда их показывают в качестве уродцев на деревенских ярмарках. Некоторые из них так окаменевают, что едва могут двигаться, у других сквозь кожу, как сквозь стекло, просвечивают кости и внутренние органы, у третьих попросту нет кожи. Но Кмен вознамерился этого ребенка во что бы то ни стало сохранить. Говорят, он даже обращался за помощью к Темной Фее.

И что понадобилось Бесшабашному в музее?

Неррон облокотился на изборожденный когтями камень. Вокруг него темнота дышала драконьими испарениями. Когда он открыл медальон, паук сонно пополз по его руке. И что он раньше не проверил, действительно ли Бесшабашный мертв? Может, он и не хотел убедиться в том, что все кончено? Любопытно…

Ему пришлось подкормить паука дополнительной порцией ляпис-лазури, прежде чем тот снова пустился в пляс.

Черт… ни одного экипажа… повсюду заграждения… везде цветы…

Неррон ощутил, как сползает с его лица улыбка. Да, он и правда жив. Паук танцевал.

Эй, извозчик! Что? Нет. К Колючим воротам…

Вот и хорошо. Может, и ведьмин язык не понадобится.

36. Исчезла

Ворота в квартал ювелиров оправдывали свое название только по ночам. Колючие шипы, которые они выпускали в сумерках, Джекоб уже испытал на собственной шкуре, но сейчас он прошел через ворота в полдень, и металлические створки стояли широко распахнутыми, словно приглашая войти.

Ювелирный квартал был одним из самых старых районов Виенны. Вдоль его переулочков, слишком узких даже для самых легких экипажей, теснились крошечные домишки еще тех времен, когда ювелиры нанимали подручными эльфов и верили, что домовые, равно как и лешие и лесовички, приносят удачу.

Домовых Ипполит Рамей извел уже много лет назад, после того, как поймал их на воровстве, а вот с эльфами он сотрудничал по-прежнему. Правда, теперь он прятал их в чулане, чтобы не прослыть старомодным, но плащ Джекоба, едва тот переступил порог лавки, сразу же припорошило серебряной пыльцой с эльфийских крылышек.

Слава ювелира Рамея разошлась далеко за пределы Виенны. Сам он был родом из Лотарингии и прошел обучение у знаменитого золотых дел мастера из Понт-де-Пиль. Ходило множество историй, одна ужаснее другой, о том, как Ипполит, состоя у него в подмастерьях, лишился обеих ног. Насчет истинного происхождения увечья Рамей предпочитал отмалчиваться. Золотые ступни, которые он себе выковал, чтобы только унести ноги от наставника, Джекоб видел собственными глазами. Но в нынешнее утро хозяин лавки был обут в сапоги с пуговицами.

Вот уже тридцать лет Ипполит Рамей почитался официальным золотых дел мастером аустрийского императорского дома, и, насколько Джекобу было известно, гоилы ничего не изменили в его положении. Все эти годы он корпел над золотыми и серебряными оправами для крошечных камней, и это не пошло на пользу его зрению. За толстыми стеклами очков его потускневшие глаза казались громадными, как вытаращенные от удивления глаза ребенка.

– Вы по записи? Если нет, можете отправляться туда, откуда явились.

Придирчивый нрав Рамея был столь же широко известен, сколь и его украшения. Он мог запросто вышвырнуть из лавки посыльных самой императрицы. Но красота его работ, выставленных за стеклянными витринами шкафов, заставляла померкнуть роскошь многих княжеских сокровищниц. Колье, браслеты, диадемы, броши; рубины, изумруды, топазы, янтарь; и все это увито сплетением золота и серебра, как если бы оно вырастало у старика, сидевшего за простым деревянным столом, прямо из-под пальцев.