Женское нестроение - Александр Амфитеатров

— Тѣмъ и пропадаютъ.

— Съ дѣтскихъ лѣтъ въ соблазнѣ. Хоть и не въ углахъ живемъ, a не за каменными стѣнами. Бываетъ, что семья отъ семьи ситцевыми занавѣсками отторожена. Ничего отъ дѣтишекъ не скроешь. Все плотское отъ материнскихъ сосцевъ познаютъ. Каковъ это къ жизни примѣръ? Дѣвчонка въ форму юности возрости не успѣла, — по одиннадцатому, двѣнадцатому году, — a уже всѣми мальчишками въ корпусѣ оцѣлована. Чего она не узнаетъ? Чѣмъ ты ее удивишь?

— Сказывалъ мнѣ агентъ одинъ полицейскій: которыя теперича живутъ гулящія, стало быть, зовутся проститутки, такъ на добрую треть ихъ изъ подвальныхъ выбирается.

— И весьма можетъ быть.

— Которая изъ себя красива, такъ за тою ходебщицы имѣютъ свое наблюденіе чуть не съ ангельскаго возраста. Лѣтъ по пяти стерегутъ, увиваются коршуньемъ, ждутъ своего термину.

— Вотъ бы кого вѣшалъ-то — не жалѣлъ!

— Ходебщицъ? Самая постыдная нація.

Послѣднія слова басъ пробормоталъ уже сквозь сонъ и заключилъ храпомъ… Басъ похрапывалъ, поѣздъ глухо грохоталъ по мерзлому полотну, a я лежалъ и думалъ о разговорѣ, которой только-что слышалъ.

Термннологія его, быть можетъ, незнакомая читателямъ, чуждымъ петербургскаго быта. «Подвальныя барышни» — это женское населеніе подземелій, простирающихся подъ колоссальными казенными домами разныхъ вѣдомствъ и учрежденій: дочери, сестры, племянницы швейцаровъ, курьеровъ, департаментскихъ сторожей и тому подобной служилой мелочи. Женская іерархія служилаго Петербурга (а неслужилый Петербургъ такъ малъ числомъ своимъ, чго, рядомъ съ служилымъ, его почти, что нѣту вовсе) дѣлится, какъ давно извѣстно, на три нисходящія категоріи.

Категорія первая: «наши министерскія дамы» — кончая супругою начальника отдѣленія включительно. Категорія вторая: «наши чиновницы, и третья — «жены старшихъ служащихъ» своего рода каста паріевъ, но, все-таки, какая ни есть, каста. Что же касается «подвальной барышни», она развивается уже внѣ этой іерархіи, ниже ея, во внѣкастной безднѣ. Она даже не «прислуга вѣдомства»; она — нѣчто семейно приписанное и числящееся при прислугѣ вѣдомства.

Служба мужчинъ, ютящихся, подобно гномамъ, въ казенныхъ подвалахъ, — хорошая, довольно легкая и обязательно чистая. Она спокойно протекаетъ въ холодныхъ, просторныхъ, свѣтлыхъ залахъ министерствъ, въ сѣро-голубыхъ департаментскихъ корридорахъ, на величественныхъ парадныхъ лѣстницахъ и подъѣздахъ. Отъ людей, къ ней допускаемыхъ, требуется, прежде всего, нѣкоторая декоративность: внушительная, бравая наружность, опрятность, щеголеватость, — дабы человѣкъ видомъ своимъ начальство отъ себя не отвращалъ, a на публику не наводилъ унынія. Поэтому смѣло можно сказать, что населеніе подземнаго Петербурга, по крайней мѣрѣ, мужское, — изъ красивѣйшихъ физически во всей столицѣ и, конечно, производитъ таковую же породу — потомство: не даромъ же, въ самомъ дѣлѣ, подвалы поставляютъ веселящемуся городу столько жрицъ демимонда и красивыхъ балетныхъ фей. Декоративная служба создаетъ и декоративный семейный бытъ. Недавній мужикъ или отставной солдатъ, подвальный обитатель перестаетъ быть мужикомъ или отставнымъ солдатомъ, какъ скоро удостоился швейцарской ливреи или курьерскаго мундира съ галуномъ вѣдомства. Онъ — уже, такъ сказать, избранный и превозвышенный изъ всѣхъ мужиковъ и отставныхъ солдатъ, самъ себя въ такомъ великолѣпіи видитъ и мыслитъ, самъ о себѣ такъ понимаетъ. И того же высокаго мнѣнія о немъ семья, имъ кормимая: Авдѣй Трифоновичъ — не простой человѣкъ, не «вольный», онъ казенный. У него мундиръ, y него жалованье отъ казны, y него, хоть уголъ, да казенная фатера. Ничего этого y простыхъ и вольныхъ не бываетъ, — стало быть, не простые и мы. Мы выше. Не господа, но почти, какъ господа. A захотимъ натужиться, выжать изъ сундука деньгу, — такъ будемъ и совсѣмъ, какъ есть на господскую стать. И тужатся.

Дочери Евы одинаковы на всѣхъ ступеняхъ общества, во всякомъ рангѣ и состояніи. Мода и подражаніе — законы, управляющіе женскимъ міромъ равно въ шалашномъ станѣ папуасовъ и въ раззолоченныхъ дворцахъ европейскихъ столицъ. Министерскія дамы копируютъ женъ и дочерей министровъ, наши чиновницы — министерскихъ дамъ, жены служащихъ — нашихъ чиновницъ и такъ далѣе, со ступеньки на ступеньку. Этотъ законъ послѣдовательности въ подражаніи, дойдя до подвальной барышни, создаетъ и для нея искушеніе, повелительное до необходимости — «подходить подъ помощникъ-экзекуторову дочь». И, такъ какъ помощникъ-экзекуторова дочь — хоть и плохенькая, — бѣдненькая, a все же «барышня», училась въ гимназіи, играетъ на фортепіано бываетъ въ театрахъ и имѣетъ вечеринки на недѣлѣ, въ родѣ журфиксовъ, «по причинѣ жениховъ», — то и подвалъ тянется изъ послѣднихъ своихъ силъ и средствъ, чтобы доставить своимъ барышнямъ хоть какіе-нибудь суррогаты помощникъ-экзекуторскихъ радостей. Двухголосный вой жены и дочери: ужли пропадать въ необразованіи? — весьма скоро заставляетъ самаго неподатливаго вахтера или швейцара расісупорить завѣтную и небогатую кубышку, — да, сколько я замѣчалъ, подвальные отцы и сами любятъ баловать свою молодежь и вести ее на господскую ногу.

Любопытно, что эти слуги казенныхъ учрежденій не любятъ и презираютъ слугъ частнаго найма, избѣгаютъ якшаться съ «лакусами» и считаютъ себя несравненио выше ихъ, какъ «людей продажныхъ». Ставъ слугою казеннаго учрежденія, сторожъ или швейдаръ вполнѣ увѣренъ, что онъ «въ люди вышелъ», a дѣтямъ его иадо выходить ужъ въ «господа». Въ Петербургѣ множество воспитательныхъ пріютовъ, а изъ городскихъ училищъ нѣкоторыя поставлены такъ хорошо, что въ послѣдніе годы имъ стали довѣрять подготовительное догимназическое образованіе дѣтей своихъ даже многія зажиточныя и вполнѣ интеллигентныя семьи. Казалось бы страннымъ: какъ, наряду съ этими обстоятельными и хорошими учрежденіями, могутъ еще существовать, — при томъ, не прозябая, но процвѣтая, — разные шарлатанскіе и относительно даже недешевые «пансіоны съ музыкой»? Кому они нужны? Кто въ нихъ учится? Однажды я съ рѣзкостью предложилъ этотъ вопросъ содержательницѣ одного изъ такихъ пансіоновъ — дамѣ необычайнаго ума и столь же необычайной безсовѣстности.

— Мы нужны тѣмъ, — холодно и спокойно возразила мнѣ она — кому надо намѣнять на грошъ пятаковъ.

— То есть?

— Невѣждамъ, которыя хотятъ купить сиособность казаться образованными въ теченіе пятиминутнаго разговора, «хамкамъ», которыя желаютъ, чтобы ихъ хоть на пять минутъ принимали за женщинъ интеллигентнаго общества.

Какъ убѣдился я въ дальнѣйшемъ разговорѣ, «подвальная барышня» — постоянная кормилица этихъ обманныхъ педагогичекъ. Подите въ какой-нибудъ петербургскій публичный маскарадъ, — средней руки, изъ приличныхъ. Если къ вамъ подойдетъ маска съ довольно складною рѣчью, распространяющаяся о чувствахъ по переводному Бурже, ввертывающая въ разговоръ заучеиныя французскія словечки съ русскимъ, но не совершенно отчаяннымъ произношеніемъ, охотница до стишка между громкихъ фразъ, съ обязательнымъ примѣчаніемъ въ скобкахъ: «какъ сказалъ Лермонтовъ», «какъ, помните, y Надсона», — можете пари держать, что васъ интригуетъ подвальная барышня, только-что покинувшая пансіонъ съ музыкой и не успѣвшая позабыть его недолгой и нехитрой дрессировки. И — увы, ни одна изъ нихъ не можетъ выдержать долгаго инкогнито, потому что, въ концѣ концовъ, непремѣнно ошибется какимъ-нибудь фатальнымъ «тротуваромъ», «ропертуаромъ», «велисапедомъ» или даже просто ужаснымъ любимцемъ петербургской прислуги — «фрыштикомъ»…

Журфиксы помощникъ-экзекуторовой дочки замѣняются для подвальной барышни Лѣтнимъ садомъ, Таврическииъ, гуляньями Михайловскаго манежа, Народнаго дома. Подвальная барышня, какъ голь, на выдумки хитра: знакомится и дружится съ хористками, статистками, швеями на театръ, горничными актрисъ; y нея всегда найдется въ карманѣ театральная контромарка; она, что называется, легла и встала на галеркѣ; она торчитъ за кулисами, вхожа въ плохенькіе клубы, капельдинеры контрабандно пропускаютъ ее ва свободныя мѣста.

— Только для васъ-съ, потому какъ знаю ваше упоеніе къ театру-съ.

Она слышала Фигнера, обожаетъ Сѣверскаго, надъ ея кроватью пришпилена фотографическая карточка госпожи Бяльцевой. На вечеринкахъ y подругъ она пляшетъ «миньонъ» и «на-де-катръ» и слѣдитъ по «Петербургскому Листку», не вышло ли въ свѣтъ новыхъ модныхъ танцевъ, a также — кто названъ «о азаръ» изъ гостей на балу y нидерландскаго посланника и въ какихъ озарныя красавицы были туалетахъ.

Фигнеръ отзвучалъ, «миньонъ» оттанцовано… домой! Короткая, волшебная сказка жизни кончена: ждетъ дѣйствительность. Подвальную барышню подвозятъ къ громадному корпусу «вѣдомства». И — быть можетъ, даже на рысакѣ… Она вышла изъ саней на углу, добѣжала до воротъ, нырнула въ нихъ, — и вотъ онъ вновь, родимый подвалъ! О, какъ онъ душенъ, грязенъ, тѣсенъ! какъ противно храпятъ за перегородками сосѣди! какъ тошны отголоски интимной семейности, наполняющіе эти промозглые вѣковые своды!.. Лежитъ подвальная барышня на своей жесткой и не слишкомъ-то опрятной постели, лежитъ безсонная, нервная, возбужденная, смотритъ въ темноту лихорадочными глазами, думаеть: