Сионская любовь - Авраам Мапу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несказанно изумилась Тамар, и сердце застучало в тревоге.
– Не будь глупцом, брат, и не верь досужим толкам. Хоть десять тысяч человек возьми – не найдешь среди них честнее Амнона! Нет веселья в сердце, не то посмеялась бы над тобой, – возразила Тамар, но рассказ брата запомнила.
Иядидья, видя, как по-прежнему дочь презирает Азрикама, отступился от нее и сказал Тирце: “Подождем и посмотрим, кому Бог предназначил Тамар”. А Тирца с облегчением подумала: “Здравомыслие, пусть не свое, а по указке обстоятельств, спасает от беды”.
Глава 15
Долгожданная весть
Время идет своим чередом. Месяц, другой, третий – нет известий от Амнона. Каждое утро встает Тамар с восходом солнца, и на сердце тоска. Ходит себе праздно по саду, ждет, горюет и снова ждет, ибо что в ее силах? Мучительно ползут часы, а время быстро летит.
Как-то подошел к ней некий человек и сказал, что он прибыл из Цидона ливанского и разыскивает дочь царского вельможи Иядидьи, чтобы вручить ей послание. В руках у незнакомца письменный свиток.
– Я дочь Иядидьи.
– Тебе письмо от юноши по имени Амнон. Заплати мне за труды, и получишь, что ждешь.
– С заходом солнца принесу тебе плату, давай скорей письмо.
– Верю, богачка и благородного дочь не обманет, – сказал цидонец и вложил свиток в руку Тамар.
Сердце девушки забилось сильней, трепетными руками она сломала печать, и глаза впились в долгожданные строки. И вот послание Амнона.
“Я пребываю в стране Нимрода, среди грозных и могучих людей, в городе Нинвэ, что в Ашуре.
О, далекая моя Тамар! Я полюбил тебя в Бейт-Лехеме, мечтал о тебе в Иерусалиме, и здесь, на краю земли, я живу любовью. Твой чудный лик – вот моя звезда, что глядит мне в сердце, ведет и хранит меня. К тебе рвется мой дух. По зову твоему простой деревенский пастух очутился в священном Сионе, в величественных палатах, средь ценящих и любящих его. Я жадно пил твою красу и прелесть. Нет границ твоей щедрости – ты обещала любить и дала надежду на вечный рай. Мы призвали в свидетели нашей клятвы дневное и ночное светила. Они льют в душу свет, и в лучах его все сильнее горит нетерпение, ибо слишком долго длится разлука.
Я вкусил гнев отца твоего. Случилось то, чего страшился, и надежда пошатнулась. Но не угасла. Истинно благороден тот, кто боится сделать дурное. Таков Иядидья – он вернул кольцо и наградил деньгами, и это, с Божьей помощью, приведет нас к вожделенному. Найду Хананеля, выкуплю, верну в Сион. Отец и мать твои воочию узрят, что видение старика есть явь, а не сон, и что на великие дела Амнон горазд, и обручат нас с тобой навек.
Как сказал уже, мое пристанище в городе Нинвэ, в сердце Ашура, стране, обильной злаками и вином, и небеса здесь щедрее на влагу, чем в Сионе. Немало чудес рассказывают у нас об этой стране, и многое – правда. Бог создал горы, а люди возвели города. В дни далекой древности Ашур, царь Ашура, заложил город. И был у царя сын Нин, и дабы увековечить память о нем, царь нарек городу имя Нинвэ.
Нинвэ раскинулся по обоим берегам реки Хидекель. Велик город, за три дня не обойти неприступных крепостных стен. От русла реки проложены каналы-рукава, и по ним вода течет в городские пруды. С высоты смотреть – огромным озером блещет Нинвэ. Древний и великий город. Да разве променяю его на родной Сион? Свет милости Господа не греет поток могучей реки, и холодом веет от рукотворных прудов. Беззвучно скользят по воде ладьи и рыбачьи лодки, безрадостны лица гребцов. Мрачны одетые тучами черные горы Ашура. Зато как сверкают гора Мория, и гора Сион, и Масличная гора! Славный Сион – вечная обитель Господа. Хмурый Ашур – дикого зверя логово. Красавцу тигру подобна эта страна – прекрасна и страшна вместе. Чудны полосы на яркой шкуре, но злобен рык, исторгаемый из зубастой пасти.
Из Нинвэ вышел грозный царь Санхерив. Он провел свое войско сквозь лесную чащу на берегах Иордана. Сметал города на своем пути, убивал все живое, обратил землю в ад, сокрушил сынов Сефарваима. Да разве насытишь лютого зверя? Желает покоритель водрузить свое знамя на святой нашей горе. Жаждет в Храме Господа поставить трон. Алчет видеть у своих ног всех восточных и заморских царей. Ужас сеет повсюду войско Санхерива. Храбрейшим героям леденят сердца орды всадников – они закованы в кольчуги, их мечи остры и верны, а щиты несокрушимы. Как река Хидекель, неудержимым потоком несутся кони. Под копытами их содрогается и стонет земля. Словно колосья за серпом жнеца, замертво падают на землю богатыри под ударами ашурских мечей. Заглушая гром небесный, над грудами мертвых тел разносятся победные клики всадников Санхерива. И пленникам несть числа. Неужто сеющие страх не боятся мести устрашаемых?
Солнце клонится к земле, и месяц восходит. Я стою на высоком месте, смотрю, как лунный свет заливает Хидекель, и вспоминаю нашу клятву на Масличной горе. И в тот вечер солнце и луна стояли в небе. Лучи пробивались сквозь ветви дерев, и легкие тени плясали на лике твоем. Ты помнишь, Тамар, как звала месяц в свидетели клятвы? Он свидетель, но не помощник. С того дня трижды обновилось светило, но суета дней не обратилась в покой, и не сменились счастьем муки наших сердец. Добрая ночь рождает надежду, злоба дня убивает ее. Ах, Тамар, покойна ли душа твоя? Если да, то и мой дух неколебим, и вера крепка.
Темнеет. Расстелю на земле львиную шкуру, завернусь в нее, стану глядеть на звезды. Славно им, безмятежным огням ночным, плыть по тверди небесной! Отчего мы не с ними, бессмертными странниками? Порой чудится мне, будто снова я в Сионе. Сижу себе в верхней комнате, и на сердце радостно. Спускаюсь в
