Великокняжеский вояж (СИ) - "shellina"

— Ой, ли, — насмешливо перебил его Татищев. — А не с тем ли прыть такая у тебя открылась, Петр Иванович, что думал ты, будто прелестницу какую спасать будешь, а не двух ворчливых государевых слуг? Да не смущайся так, о твоих лямурах уже не то что весь Петербург шепчется, уже вся Российская империя обсуждает. Уже даже брату приходится оправдываться перед государыней, когда самые изощренные слухи до нее доходят.

— Наветы это все, Василий Никитич, — насупился Панин.

— Конечно, Петенька, наветы, а как же, — хмыкнул Брылкин. — Так что тебя занесло так далеко от салонов? Почитай до Уфы уже доскакал. Небось, скоро увидим разгневанного мужа-рогоносца, от которого наш возница тоже станет убегать, за татя страшного приняв?

— Иван Онуфриевич, ну что вы, право, — Панин уже красный как свекла пытался оправдаться от насмешек двух уже немолодых мужчин, которые насели на него с двух сторон. Даже его лошадь успокоилась, и, как ему показалось, с интересом прислушивалась к разговору. — Никто за мной не гонится. Послание я везу Великому князю, ответ на его прошение Сенату и ее величеству, государыне Елизавете Петровне.

— И о каком прошении идет речь? — Брылкин тут же перестал ерничать и пристально посмотрел на Панина. — Ежели это секретная информация, то лучше не говори, ну, а если ничего секретного нет, то уважь стариков.

— Да какие вы старики? Нашли стариков, — Панин сдвинул треуголку со лба и протер испарину. Осень стояла на редкость теплая и сухая, словно сама погода благоволила путешественникам. — И нет никакого секрета в том, что его высочество еще из Тулы послал прошение о том, чтобы производить временную ротацию, как он назвал весьма емко смену губернаторов и градоправителей. Что мол, ему виднее будет со стороны, кто больше подходит куда, но так как такие решения один он принимать не уполномочен, да и не пойдет на такое, то просит дать ему полномочия временно менять людишек, а то и вовсе временно назначать на должности, ежели Андрей Иванович, который с ним поехал, чтобы хозяйство свое проверить, крамолу какую обнаружит и арест провинившегося произведет. Ну и бумаги направит к государыне на рассмотрение, или она утвердит его назначения, или не утвердит, тогда грамоты соответственные отошлет, да ему экземпляр для ознакомления. Вот утвержденные полномочия и везу.

— Надо же, умно поступает, осторожничает Великий князь, — задумчиво проговорил Брылкин. — На пролом не прет. Интересно, он сам свои мысли озвучивает, или же все-таки этот лис Штелин, да прибившийся откуда-то Криббе его устами говорят?

— Я разговаривал с его высочеством, — Татищев поморщился, вспомнив этот разговор и насмешливый, совсем не юношеский взгляд Петра Федоровича, — и вот что я могу тебе сказать, Иван Онуфриевич, Петр Федорович, естественно прислушивается к мнению своего окружения, но все его решения иной раз и вразрез могут идти с их мнением. Но они только зубы сжимают, и не противятся его воле. Да что уж там, если волчара этот Ушаков из его рук едва ли не ест, то что о других говорить? А уж Ушаков еще при Петре Алексеевиче начинал, и редко, когда не ту сторону выбирал. Да и то, умудрялся быстро доверие вернуть. У Андрея Ивановича нюх на это дело, так что делай выводы сам, а я-то свои уже сделал. Не просто же так мы с тобой в Уфу поехали.

— Ладно, отдохнули и будет, — нарушил воцарившееся молчание Брылкин. — Полезай в карету, Василий Никитич, а то мы никогда до Уфы не доедем, а доедем, так окажется, что Петра Федоровича и нет там уже.

***

— Что со мной, Гертруда, что со мной не так? — Мария упала на разобранную постель и уткнулась в подушку, которая все еще хранила запах ее мужа. Петр уже покинул ее, а она сама долго не могла встать, потому что чувствовала недомогание. Когда же Гертруда пришла, чтобы сменить простыни, как она делала это каждое утро, то обнаружилось, что причина недомогания Великой княгини в женских днях, которые она уже ненавидела лютой ненавистью, потому что они означали, что она снова не смогла понести ребенка.

— Может быть, вы еще слишком молоды, чтобы забеременеть? — Гертруда прекрасно понимала причину расстройства своей молодой госпожи, но, тем не менее, благодарила Богородицу за то, что та отодвигает момент зачатия, потому что не все женщины выживали при родах, а с недавних пор у нее грудь сжимало от плохих предчувствий. Хотя, скорее всего, она себя накручивала, и сама понимала это, но справиться со своим чувством не могла.

— Молодость никогда не была отговоркой для неспособности обеспечить трон наследником, — Мария подняла бледное лицо от подушки. — Я не могу так навредить Петру.

— А что вы можете сделать, ваше высочество? Что? Если Господь не дает пока вам ребенка, значит, так надо. И потом, вы подумали, что в этой поездке может случиться много всякого. Будет лучше, если вы скинете дитя? — Гертруда раздраженно встряхнула платье.

— Нет, не лучше, — Мария встала с отвращением глядя на кровавое пятно. — С этим надо что-то делать. Я не могу все время сидеть в своих комнатах, и носа не показывать наружу.

— Но так делают все знатные дамы, — Гертруда сочувственно посмотрела на Марию.

— А что делают не знатные дамы? Ведь та ж служанка не может не пойти работать из-за женских недомоганий.

— Ваше высочество, ну зачем вам знать это? — Гертруда сложила руки в молитвенном жесте. Ну что за неугомонная девчонка. Да еще и Великий князь только и делает, что поощряет жену, а не велит, как многие мужчины его положения не лезть в мужские дела.

— Что значит, зачем? Чтобы не стать затворницей собственного тела. Раз я не в состоянии зачать дитя, то должна как-то по-другому помогать моему супругу, а не сидеть в четырех стенах, стеная о тяготах женской доли, — Мария решительно накинула на себя тяжелый парчовый халат и подошла к двери. — Мне нужно, чтобы кто-нибудь передал его высочеству, что я хочу с ним поговорить, — обратилась она к гвардейцу, охранявшему дверь в ее временные покои.

— Как прикажите, ваше высочество, — и гвардеец кивнул второму, стоящему вместе с ним на часах. Второй гвардеец подвинулся так, что перекрыл полностью проход к двери, в то время как тот, к кому обратилась Мария, быстро пошел искать его высочество, чтобы передать слова княгини.

— Вы хотите говорить о таких вещах с мужем? — Гертруда прижала руки ко рту. — Вы с ума сошли, ваше высочество.

— А с кем мне еще говорить, если ты со мной говорить отказываешься? — парировала Мария, меряя шагами комнату.

— Но вы понимаете, что говорить о таких вещах с мужчинами — это просто немыслимо, просто немыслимо!

— О чем говорить с мужчинами немыслимо? — дверь открылась неслышно, и голос Петра стал для обеих женщин полной неожиданностью.

— Гертруда, выйди, — глядя на мужа, тихо приказала Мария.

— Но, ваше высочество...

— Вон поди! — Мария даже слегка повысила голос, все еще глядя на мужа, и не обращая на бледную Гертруду, которая сделала книксен перед Петром и выскочила из спальни.

— Что случилось? — Петр нахмурился и смотрел на нее с беспокойством. Мария не знала с чего начать, внезапно осознав, что ее бравурная смелость куда-то делась, и сейчас Мария испытывала неловкость. Почти минуту она молчала, затем подошла к кровати и откинула одеяло, продемонстрировав простынь, которую Гертруда так и не успела сменить.

— Вот, — она указала на простыни рукой.

— Понятно, — Петр продолжал хмуриться. — Так что нельзя со мной обсуждать?

***

С утра у меня снова состоялся непростой разговор с Таймасом Шаимовым, которому я пытался внушить мысль, что, если башкиры будут не просто кого-то пасти на обширных пастбищах, которые подвергаются постоянным нападкам со стороны разных личностей, а конкретно разведут тонкорунных овец и баранов, да еще и в идеале поставят несколько мануфактур, на которых шерсть будут перерабатывать в отличного качества сукно, то никто их с земель сгонять не будет, если они сами не начнут лошарить и продавать их каждому, кто красиво говорить начнет. К концу визита башкирского тархана я пообещал за свой счет отправить парочку самых умных и ответственных башкир в Англия, чтобы они посмотрели, как все должно быть устроено, и принять уже решение о том, а кто они такие: кочевой народ без особых обязательств, или полноправные члены российского общества. А в ответ на его бурчание я указал на Тевкелева и спросил, а чем, собственно, башкиры от татар отличаются? На этот вопрос он ничего не смог мне ответить. Я добавил, что, если они согласятся попробовать, то Уфа превратится в центр земель башкир, а в перспективе центром губернии, и что здесь будут сформированы воинские части, возможно, что и из башкир, которые себя не увидят в роли заводчиков скота, в роли заводчиков лошадей для кавалерии, и в роли работников мануфактур. Тогда он попросил время, чтобы все обдумать. Я ему дал сутки, потому что дольше торчать в Уфе я был не намерен.