Осколок Тунгусского метеорита - Наталья Александрова

Он висел в воздухе, слегка покачиваясь, словно воздушный шарик на тонкой нитке, но Маша чувствовала, что в этом шарике скрыта невероятная, фантастическая мощь. Это было похоже на шаровую молнию. Конечно, Маше никогда не приходилось видеть настоящую шаровую молнию, но она много слышала и читала о ней и представляла ее себе примерно такой.

И тут произошло еще кое-что.

Маша почувствовала, как в ее сознании шевельнулось чье-то чужое сознание, чужая воля. Словно мягкой кошачьей лапой кто-то незнакомый осторожно тронул ее мысли, ее мечты, ее желания.

Этот незнакомец, прокравшийся в ее ум, присматривался к ней изнутри, изучал ее, как биолог изучает незнакомое животное, невиданную букашку – с равнодушным и презрительным любопытством.

Только что это была мягкая кошачья лапа – но Маша знала, как легко кошка может выпустить когти.

Она почувствовала, что незнакомец в ее мозгу укореняется, обживается с каждой секундой, еще немного – и он овладеет ее сознанием, как захваченной крепостью…

Маша испугалась.

Она убрала палец из вмятины на металлическом яйце – и незнакомец исчез из ее сознания, отпустил ее. И в то же мгновение висящий в воздухе золотой шар снова превратился в сгусток живых вихрей, их вращение замедлилось, они опять влились в тускло блестящее металлическое яйцо и пропали в нем.

И снова в руке у Маши был неживой предмет, пасхальное яйцо из тускло-зеленого металла.

Девушка была удивлена и испугана.

Она поняла, что столкнулась с чем-то удивительным, с чем-то невероятным, фантастическим, ни на что не похожим. Ни о чем подобном ей прежде не приходилось слышать. И эта удивительная тайна каким-то образом связана с событиями столетней давности, с падением Тунгусского метеорита…

Маша положила металлическое яйцо обратно в кисет, затянула завязки, вернула кисет на прежнее место, в сундук.

Прежде чем закрыть крышку сундука, она достала оттуда старую тетрадь в клеенчатом переплете. Возможно, эта тетрадь поможет ей понять, с чем она столкнулась, понять, какая удивительная тайна хранится в старом сундуке.

Теперь нужно было подумать, как вернуться в свою квартиру.

Маша огляделась – и увидела старый платяной шкаф. Еще один платяной шкаф…

Она открыла его и вошла внутрь.

И ничуть не удивилась, увидев внутри шкафа деревянную лестницу.

На этот раз скрипучая лестница вела наверх, но была очень короткой. Маша поднялась по ней всего на несколько ступеней и уткнулась в закрытую дверь.

На этот раз она не раздумывала и не колебалась: вставила в замочную скважину старинный ключ, повернула его – и ничуть не удивилась, когда дверь открылась.

Девушка снова оказалась в тесном, темном и пыльном помещении, толкнулась вперед, открыла скрипучие дверцы…

И очутилась в прихожей собственной квартиры.

Точнее, она снова была в платяном шкафу – в самом первом платяном шкафу, мимо которого проходила по десять раз на дню, в зеркало на дверце которого смотрелась.

А перед шкафом как ни в чем не бывало сидел Тунгус. Кот по обыкновению обернул лапы хвостом и смотрел на хозяйку своими загадочными восточными глазами. Казалось, он ничуть не удивлен ее появлением из шкафа.

– Тунгус, ты-то как здесь оказался? – удивленно спросила Маша. – Ведь у тебя нет ключа от всех дверей?

Кот, разумеется, ничего не ответил, только весьма выразительно мяукнул, напоминая, что за всеми этими приключениями хозяйка забыла-таки его покормить.

Маша спрятала клеенчатую тетрадь тут же, в шкафу, ей не хотелось держать ее на виду. Затем прошла к черному ходу и заперла его изнутри на засов. На кухне царил потрясающий кавардак, так что она замела все в большой пакет и вынесла его на помойку.

На дворе отиралась девчонка.

– Здрассти! – сказала она. – Вы бабу Люсю мою не видали? Опять куда-то удрала!

Маша огляделась по сторонам и тут заметила, что по двору идет тот самый парень в сползающих штанах и пятнистой майке. Руки парень держал в карманах, вероятно, чтобы штаны окончательно не упали. Маша вздрогнула.

– Кто это? – спросила она девчонку. – Вон тот, за угол заворачивает…

– Этот? Ромка Брыкин, – презрительно сказала та. – Он наркотиками приторговывает, на чердаке дозы прячет. Расфасует по пакетикам и берет по две-три штуки, чтобы когда поймают, большой срок не дали.

– А ты откуда знаешь? – изумилась Маша.

– Да все знают, – равнодушно ответила девчонка.

– И все молчат?

– А никто связываться не хочет, даже моя бабушка. Он полиции не боится, он Хмыря боится.

– А кто же такой Хмырь?

– А это большой дилер, он наш микрорайон держит. А Ромка сам по себе вздумал работать. Так что Хмырь вскоре про это узнает, и тогда каюк Ромке. В бетон закатают или в лесу бросят…

Все это девчонка сказала совершенно спокойно.

– Ой, баба Люся! Ну, где ты шляешься опять? – и она бросилась навстречу бабке.

– Веселая у вас жизнь… – произнесла Маша ей вслед.

Расставшись с челдоном, Крестовский и Николка продолжили свое путешествие.

С каждым днем дым вокруг них становился все гуще, так что скоро с трудом можно было разглядеть сосны на берегу. Сама же тайга словно вымерла – ни птица, ни зверь не попадались путникам. Один только раз показался на кромке берега волк – отощавший, всклокоченный, с обгорелым, кровоточащим боком, он спустился к воде и принялся жадно лакать темную торфяную воду. Увидев шитик, проводил его долгим внимательным взглядом, еще полакал воды и бросился бежать на юг, как будто за ним кто-то гнался.

Никакой дичи им все эти дни не попадалось. Николка ловил рыбу на перемет, только этим и пробавлялись, а то пришлось бы жить на одних сухарях.

На третий день после встречи с челдоном из Ванаварской фактории шитик приблизился к широкому плесу, по сторонам которого лежали низкие берега, поросшие чахлым лесом.

Вдруг Николка приподнялся в лодке и показал Крестовскому на правый берег:

– Глянь-ка, барин, никак там человек прячется!

Крестовский проследил за его взглядом, но никого не увидел.

– Где, Николка? – переспросил он. – Никого не вижу! Тебе, должно быть, показалось!

– Ничего не показалось, – усмехнулся Николка. – Вон он, барин! Это эвенк, по-нашему тунгус, ох и ловок он прятаться! Я-то их хорошо знаю, а и то чуть не пропустил! Вон он, кухлянкой своей накрылся, так что его и не видать!

Он сложил руки трубкой и прокричал несколько непонятных слов. Тут же на берегу зашевелился неприметный холмик, и Крестовский увидел человека в кухлянке из оленьей шкуры, который поднялся во весь рост и пошел к берегу.

– Что ты ему сказал? – спросил Крестовский своего проводника.

– Сказал, чтобы он не прятался. Что мы ему ничего плохого не сделаем, что дадим соли, сухарей и пороха.

– А я и не знал, что ты говоришь по-тунгусски!

– Мало-мало говорю, – ответил Николка. – В тайге ходишь – тунгусов встречаешь, волей-неволей какие-то слова запомнишь.

Шитик подошел к берегу, уткнулся носом в песок. Крестовский перебрался на берег, подошел к тунгусу и с любопытством уставился на него. Это был невысокий человек лет тридцати с невозмутимым лицом и узкими внимательными глазами. Одет он был в потертую оленью кухлянку и мягкие кожаные сапоги, за спиной у него висело старое, кремневое еще ружье.

– Здравствуй, белый барин! – проговорил тунгус по-русски с едва заметным акцентом. – Ты мне правда соль дашь, порох дашь? Не обманул меня этот человек?

– Правда дам. И соли, и пороха, и сухарей.

– Сухарей, однако, не надо, сухари я не люблю. А соли и пороха дай, коли не жалко – я свой чум бросал, соль и порох бросал. Без соли и пороха в тайге, однако, жить плохо. А мне надо в тайгу идти, брата искать. Я когда свой чум бросал, брата потерял. Я в одну сторону побежал, брат, однако, в другую.

– А отчего же ты свой чум бросил? – с живейшим интересом спросил Крестовский.

Тунгус ничего ему не ответил, только посмотрел пристально своими узкими глазами.

– Погоди, барин, – Николка тронул Крестовского за плечо. – Так не годится. Нельзя тунгусу ни с того ни с сего вопросы задавать, так только невежи делают, которых мать-отец плохо учили. Сперва надо с ним у костра посидеть, чаю попить, про житье-бытье поговорить. Тогда, может быть, он сам все расскажет.

– Ну, извини, не знал… – протянул Крестовский.

Николка что-то сказал тунгусу на его языке, и они вместе принялись собирать сушняк. Через несколько минут тунгус сложил топливо аккуратным домиком. Николка достал спички, но тунгус неодобрительно покачал головой, вытащил из мешочка на груди кремень и огниво, с одного удара высек искру, зажег сухой мох и поднес его к сушняку. Сухие ветки моментально загорелись.