Скандал на Белгрейв-сквер - Энн Перри

Шарлотта скользнула взглядом по балкону и заметила Мику Драммонда, глядящего на занавес. Ниже, в третьей ложе, она увидела Элинор Байэм, сидящую очень прямо и сжимающую пальцами обитый бархатом барьер ложи. Ей казалось, что она смотрит на Драммонда, но вот Элинор подняла руку и поприветствовала кого-то из знакомых. Рядом с ней в тени ложи сидел лорд Байэм, лица которого Шарлотта не увидела.

Шум стих, медленно погас свет, и лишь один яркий луч освещал занавес. Перед ним появилась примадонна, оркестр, настраивавший инструмент, заиграл гимн. Великолепный голос запел «Боже, храни королеву».

Поднялся занавес, и взору зрителей предстала торжественная красота сцены. Волшебная сказка началась.

Но на Шарлотту внезапно повеяло холодом. Музыка, полная мощных аккордов и великолепных пассажей, была лишена для нее того личного, интимного, что всегда затрагивали в ней произведения итальянцев. Шарлотта почувствовала, как ее внимание отвлекается, и, снова взяв у Веспасии бинокль, незаметно стала разглядывать ближайшие ложи.

На сцене в царстве музыки и света медленно развивалась драма действия, а в полутьме зала, на обитых бархатом балконах и в ложах, происходили свои маленькие трагикомедии, за которыми, как зачарованная, следила Шарлотта. Престарелый генерал, увешанный орденами, дремал, и его седые усы шевелились от каждого выдоха, а его жена улыбалась и кивала молодому лейтенанту в ложе рядом. Две дамы, похожие на сестер, хихикая и прикрываясь веерами, флиртовали с вальяжным джентльменом средних лет, который не скрывал своего удовольствия. Две герцогини, сидящие рядом, сверкая фамильными драгоценностями, не переставали сплетничать. Им было все равно, что шло на сцене — «Лоэнгрин» или «Микадо».

В антракте все шумно поднялись, обрадованные возможностью отдохнуть. Джек и Энстис, извинившись, покинули ложу и ушли в курительную комнату, где в обществе мужчин могли спокойно поговорить, в том числе и о политике. Эмили милостиво разрешила им, зная, что именно это и было целью данного вечера, а приглашение в оперу было лишь удобным предлогом.

Питт, несколько смущаясь, сопровождал Веспасию, Эмили и Шарлотту в фойе, где угостил их лимонадом в высоких стаканах и дал возможность раскланяться и обменяться последними светскими слухами со знакомыми дамами. Это была шумная толпа шикарно одетых, оживленных встречей людей; шелестели шелка, звенели стаканы, сверкали драгоценности и улыбки. Все это чрезвычайно радовало и возбуждало Шарлотту, глаза ее разбегались от желания все увидеть и ничего не пропустить.

Герберта Фитцгерберта она заметила сразу, ибо он оказался так близко, что едва не столкнулся с ней, хотя, кажется, и не заметил ее. Он был поглощен разговором с Оделией. Они над чем-то смеялись — возможно, над шуткой, сказанной одним из них, или просто потому, что были счастливы и влюблены.

Внезапно Оделия вздрогнула, резко остановилась и, обернувшись, гневно уставилась на молодого человека, который неловко наступил на край подола ее длинного платья. Бедняга покраснел до корней волос.

— О… простите, мадам, ради бога! — воскликнул он в растерянности. — Я приношу тысячи извинений…

Оделия с подлинным ужасом в глазах смотрела на него, уже представив, что произойдет, когда треснувшие у талии швы разойдутся, нитки не выдержат и она в таком виде предстанет перед всеми. Она не вынесет такого позора…

Молодой человек сгорал от стыда.

— Я так виноват перед вами… простите, сударыня. Чем я могу вам помочь? — лепетал он, прекрасно понимая, что ничем помочь он уже не может.

Его спутница, необычайно красивая девушка с русыми с медовым отливом вьющимися волосами и живым взглядом, была вполне разумной в оценке происшедшего. Осмотрев платье, она нашла, что ущерб, нанесенный ему, не так велик, и улыбнулась Оделии.

— Всего два-три шва лопнули внизу на подоле платья, — успокоила она молодую женщину. — Никто ничего не заметит, а ваша горничная легко это исправит. Мы просим простить нас. Какой-то джентльмен наскочил на моего брата, тот потерял равновесие и оступился… — Ее улыбка была щедрой, дружеской; девушка не испытывала никакого замешательства и, кажется, не собиралась считать себя виноватой.

Шарлотта, чтобы не смешаться с прогуливающейся толпой, зашла за кадку с пальмой, где могла видеть и слышать заинтересовавшую ее сцену. Томас и Веспасия проследовали дальше. Оделия облегченно вздохнула, однако не совсем понимала, как вести себя дальше — махнуть ли на все рукой и забыть или сохранить оскорбленный вид и наказать грубияна. Ища помощи, она посмотрела на Фитцгерберта.

Но тот, с удовольствием глядя на оживленное открытое личико девушки, уже с поклоном представлялся ей.

— Герберт Фитцгерберт. — Повернувшись к Оделии, он тут же представил и ее: — Мисс Оделия Морден. — Покровительственно коснулся ее руки. — Мы рады с вами познакомиться, а кусочек оторванного подола — не такая уж большая плата за это удовольствие. Стоит ли думать об этом?

Девушка улыбнулась и присела в еле заметном реверансе.

— Феофания Хиллард, но если вы хотите называть меня по имени, то лучше Фанни. Все мои друзья зовут меня так. А это мой брат Джеймс.

— Фанни! — укоризненно воскликнул юноша. — Мы достаточно помешали мистеру Фитцгерберту и мисс Морден. Возможно, им совсем не интересно нас знать, тем более что мы уже показали, какую угрозу можем представлять…

— Надеюсь, это не вошло у вас в привычку? — насмешливо спросил Фитцгерберт. — Если вы всегда наступаете на шлейфы дам, я могу познакомить вас с теми, кому это может даже понравиться. Это было бы весьма забавно.

Шарлотта зашла еще дальше за кадку с пальмой и убрала с дороги свой шлейф.

На лице Оделии появилось раздражение. Она окинула взглядом Фанни.

— Он шутит, — пояснила она холодно. — Боюсь, его чувство юмора не всем понятно. Я надеюсь, что вы не часто… — Она осеклась, поняв, что если продолжит, то не удержится от ненужной колкости.

Фанни вежливо улыбнулась ей и тут же перевела взгляд на Фитцгерберта.

— Нет необходимости объяснять, — сказала она весело. — Я все понимаю. Наши любезности — как мыльные пузыри: коснись, и их уж нет.

— Совершенно верно! — с удовольствием одобрил остроумие девушки Фитцгерберт. — У вас удивительный дар находить точные слова, мисс Хиллард. Скажите, вам нравится опера?

— Если вы имеете в виду музыку, — начала она, сморщив носик, — то не очень. Я не смогу ее запомнить и, разумеется, напевать под нос. Но как зрелище — все великолепно, и сама история очень романтична. Она рождает мечты, желание прочитать великие поэмы о героях, таких как Сид, Роланд, Карл Великий, или о битве при Ронсевале и, конечно же, о короле Артуре. — Глаза девушки сияли, она на мгновение закрыла их, словно представила себе рыцаря на коне.

— Прелестно, — сухо заметила Оделия. — Как, должно быть, прекрасны мечты юности… какое богатое воображение.

Фанни широко открыла глаза.

— Я полагаю, все это проходит с годами. — Когда же лицо Оделии побледнело, девушка поняла, сколь не-удачно выразилась, густо покраснела и вдруг, прикрыв рот рукой, хихикнула. — О, простите, мне бы поучиться у Джеймса умению наступать, но не на подол, а на свой язык. Я подумала, что вы считаете меня наивной из-за моего возраста, или вы не это хотели сказать?

Шарлотта перевела дыхание, но не шелохнулась в своем укрытии.

Оделия растерялась.

— Совсем нет, — быстро нашлась она. — Наивность — прекрасное качество. — Больше она ничего не смогла сказать и неловко умолкла.

Фитцгерберт с плохо скрываемым удовольствием покусывал губы и явно наслаждался комичностью ситуации.

— На нас бы меньше наступали, если бы мы не попадались под ноги там, где не надо, не так ли? — шутливо сказал он. — Но я думаю, мы как-нибудь снова попадемся вам на пути, мисс Хиллард. Во всяком случае, я постараюсь. Надеюсь, у вас будет приятный вечер.

— Спасибо, мистер Фитцгерберт, — поблагодарила его Фанни, сияя глазами. — Если все будут так любезны, как вы, я надеюсь, он будет приятным. До свидания, мисс Морден. Рада была познакомиться.

— Очень рад, — пробормотал все еще сконфуженный Джеймс, который боялся встретиться глазами с Оделией.

— Да, очень приятно, — сквозь зубы процедила Оделия, когда они с Гербертом остались одни. — Неуклюжий юнец! Он разорвал мне платье, ты это знаешь? А у нее язык такой же неуклюжий, как у ее брата — ноги. Представляю, как бы ее приняли в обществе. Слишком дерзка.

— По-моему, она хорошо владела ситуацией, — сказал Фитцгерберт, на сей раз без иронии. — Здесь такая толчея, что любой может оступиться, без всякого умысла и желания на то. — Он искоса посмотрел на Оделию. — Как ты можешь знать, что скажет общество? Оно проявляет интерес к куда более странным людям, чем эта девушка.