Употребитель - Алма Катсу

Они так давно ушли с обжитых мест, что Адер не мог вспомнить, как спится по ночам в доме, хотя бы в относительной безопасности. Его братья Иштван и Раду были младенцами, когда семья была вынуждена начать кочевую жизнь, и не помнили других, более радостных времен. Адеру было грустно из-за того, что его братья не знают другой жизни, но, с другой стороны, они в чем-то были счастливее родителей и старших братьев и сестер, и их порой удивляло, почему те так часто грустят.

В тот вечер незнакомец появился внезапно. Первое, что бросилось в глаза Адеру, было то, что это глубокий старик — такой древний, что казалось, будто у костра, опираясь на посох, стоит скелет, обтянутый кожей. Кожа у старика была тонкая, как бумага, вся в морщинках, как кожица высохшего абрикоса, и ее покрывали старческие пятна. Его глаза покрывала млечная пленка, но при этом, как ни странно, взгляд старика был удивительно зорким. Его густые седые волосы были заплетены в косу, свисавшую до пояса. Но удивительнее всего была его одежда — из дорогой ткани, румынского покроя. Кем бы он ни был, старик явно был богат и не побоялся среди ночи явиться в цыганский табор.

Он протолкался через толпу людей, стоявших кругом, встал у самого костра и принялся обводить цыган взглядом. У Адера кровь похолодела в жилах. Он ничем не отличался от других мальчиков в таборе: тощий, немытый, безграмотный. Адер понимал, что у старика нет никаких причин выбрать именно его, но предчувствие беды было настолько велико, что он бы вскочил на ноги и выбежал из круга, если бы его не держала на месте мальчишеская гордость: он ничего не сделал этому старику, так с какой стати нужно бежать от него?

Молча обведя круг людей взглядом, старик неприятно улыбнулся, поднял руку, указал на Адера и перевел глаза на его родителей. К этому времени все стихло — и музыка, и смех. Все посмотрели сначала на старика, а потом — на Адера.

Безмолвие нарушил его отец. Он растолкал других своих детей, схватил Адера за руку и рванул к себе с такой силой, что едва не выдернул предплечье из сустава.

— Что ты натворил, мальчишка? — прошипел отец сквозь щербатые зубы. — Вставай и иди со мной! — Он рывком поднял сына на ноги. — А вы чего глазеете? Давайте, рассказывайте свои байки, пойте свои дурацкие песни!

С этими словами он повел Адера прочь от костра. Родные и семья Катарины проводили их взглядами.

Отец остановился в темноте, под деревом — там, где их разговор не услышали бы те, кто остался у костра. Незнакомый старик пошел за ними.

Адер попытался уйти от нависшей над ним беды:

— Не знаю, кого вы ищете, но это точно не я, клянусь. Вы меня за другого приняли.

Отец отвесил ему пощечину:

— Что ты сделал? Курицу украл? Картошку или лук выкопал на поле?

— Клянусь, — прошепелявил Адер, схватившись за щеку и указав на старика. — Я его знать не знаю.

— Может быть, тебе есть в чем себя винить, — проговорил старик презрительно, словно перед ним были попрошайки или воры, — но твой мальчишка ни в чем не виноват. Я выбрал твоего сына, чтобы он работал на меня.

Надо отдать должное отцу Адера. У него возникли подозрения:

— Какой вам от него прок? Он ничего не умеет. Может только в поле работать.

— Мне нужен слуга. Мальчик с крепкой спиной и быстрыми ногами.

Адер почувствовал, что его жизнь круто и нехорошо меняется:

— Я никогда не прислуживал в доме. Совсем не знаю, что делать…

Вторая отцовская пощечина заставила Адера умокнуть.

— Учись ценить себя хоть чуточку больше, — буркнул отец. — Всему сможешь научиться, хоть ты и неуч.

— Он мне сгодится, я точно знаю. — Старик медленно пошел по кругу около Адера. Он оценивал его, словно коня, которого привели на продажу конокрады. За стариком тянулся шлейф запаха. Пахло чем-то сухим, дымным, вроде благовоний. — Особый умник мне не нужен, а нужен мне тот, кто будет помогать дряхлому старику по хозяйству. Но… — Тут его глаза стали узкими, как щелочки, и враждебными. — Я живу не так близко отсюда, второй раз не приду. Если твой сын хочет работать у меня, он должен уйти со мной сейчас же.

— Сегодня? — в страхе спросил Адер. У него пересохло горло.

— Я готов заплатить, чтобы возместить тебе потерю рабочих рук, — сказал старик отцу Адера.

Стоило Адеру услышать эти слова, и он сразу понял, что пропал. Отец от денег не откажется. К этому моменту подошла мать. Она стояла чуть поодаль, в тени, отбрасываемой деревом, и нервно мяла в руках подол юбки. Адер отошел к матери, и они вдвоем ждали, пока старик и отец торговались. Как только они сошлись в цене, старик отправился к своей лошади, а мать Адера бросилась к мужу.

— Что же ты делаешь? — вскричала она, хотя и знала, что муж своего решения не изменит. Спорить с ним было бесполезно.

Адеру было нечего терять, поэтому он крикнул отцу:

— Что ты со мной сделал, отец? Неведомо кто является в табор, и ты продаешь ему одного из своих детей! Что ты про него знаешь?

— Как ты смеешь мне дерзить? — рявкнул отец и одним ударом сбил Адера с ног.

К этому времени успели подойти остальные дети, но предусмотрительно встали подальше. Им не впервой было видеть, как отец бьет кого-то из них, но все же они были напуганы.

— Ты слишком глуп и не разбираешься, что для тебя лучше, — продолжал свирепо отчитывать Адера отец. — Этот человек явно не бедняк. Ты станешь слугой богача. Будешь жить в доме, а не в фургоне, и в поле тебе батрачить не придется. Если бы старику нужны были еще слуги, я бы попросил его взять еще кого-нибудь. Может быть, Раду. Уж он бы кочевряжиться не стал, не упустил бы своего.

Адер поднялся с земли. Ему стало стыдно. Для порядка отец отвесил ему подзатыльник:

— Иди собирай свои пожитки, попрощайся со всеми. Не заставляй себя ждать.

Мать Адера пытливо посмотрела на мужа:

— Ференц, что тебе известно об этом человеке? Почему ты доверяешь ему нашего сына? Что он рассказал о себе?

— Известно мне вполне достаточно. Он графский лекарь. Живет в доме, в поместье графа. Адер будет прислуживать ему семь лет, а потом сам решит, уйти или остаться.

Адер подсчитал в уме: через семь лет ему исполнится двадцать один год — то бишь пройдет полжизни. А ему не терпелось пойти по стопам старших братьев — жениться, обзавестись семьей… Короче — стать мужчиной. Став слугой, он не сможет ни жениться, ни иметь детей. Самое золотое время жизни будет упущено. Когда он получит свободу, то уже будет немолод. Какая женщина захочет его тогда?

А его семья? Где они окажутся через семь лет? Ведь они были кочевниками и постоянно переезжали в поисках работы и укрытия от ненастий. Никто из них не умел читать и писать. Он ни за что не сможет разыскать их. Потерять семью — нет, это было немыслимо. Пусть они были изгоями, пусть все на них смотрели свысока, но как он выживет без родных, когда старик отпустит его?

С губ матери Адера сорвался крик. Она не хуже сына понимала, что сулит им долгая разлука. Но отец от своего не отступался:

— Так будет лучше! И ты сама это понимаешь. Погляди на нас — мы едва сводим концы с концами. Лучше Адеру будет самому о себе позаботиться. Одним ртом меньше.

— Значит, мы все для тебя — обуза? — взвыл Раду.

Он был на два года младше Адера. В семье он был самым нежным и плаксивым. Подбежав к Адеру, он обнял его и залил слезами рваную рубаху брата.

— Адер уже мужчина, он должен идти своей дорогой, — сказал отец, глянув на Раду, а потом добавил для всех: — Ну все, хватит этих рыданий. Адеру пора собираться в дорогу.

Адер уселся позади старика, как тот ему велел. Они ехали всю ночь. Конь у старика оказался на удивление хорош. Такой конь сделал бы честь рыцарю. От ударов его копыт содрогалась земля. Адер понял, что они скачут на запад, в глубь румынских земель.

К утру они проехали мимо замка графа, у которого работал лекарь. Ничего красивого в этом замке не было. Он предназначался для обороны, был приземистым и крепким. Вокруг квадрата крепости врассыпную расположились крестьянские дома и загоны для овец и коров. Во все стороны раскинулись засеянные поля. Старик и Адер ехали еще минут двадцать по густому лесу и наконец поравнялись с небольшой каменной башней, почти целиком скрытой за деревьями. Камни на вид казались сырыми, они покрылись мхом, густо разросшимся, потому что ему не мешало солнце. Адеру эта башня показалась больше похожей на темницу, чем на жилище. Он даже двери не смог разглядеть.

Старик спешился и велел Адеру расседлать коня, а потом войти в башню. Адер постарался подольше провозиться с могучим жеребцом. Он снял с него седло и уздечку, напоил, вытер вспотевшие бока коня сухой соломой. Но более медлить было нельзя. Адер взял седло и вошел в башню.

Из-за густого дыма внутри почти ничего не было видно. В очаге горел огонь, а дым мог выходить только через единственное узкое окошко. Оглядевшись по сторонам, Адер увидел, что башня представляет собой одну большую круглую комнату. У двери на соломе спала женщина. Она была лет на десять старше Адера, высокая, с мускулистыми руками. В ней не было почти ничего женственного. Рядом с ней расположились все орудия ее труда: старый, обшарпанный стол, миски, грубые деревянные ложки, глиняные горшки, ведра, плоские спилы деревьев, служившие тарелками, кувшины с вином и пивом. На крюках, вбитых в стену, висели гирлянды красного перца и чеснока, а также привязанные к веревкам колбасы и жесткие караваи ржаного хлеба.